Подхватив два узла, мы пошли на станцию. Нам было очень грустно покидать наше обжитое место, на котором мы пережили столько весёлого и незабываемого. Перед уходом мы присели на дорожку и помолчали. И у каждого из нас в душе родились какие-то свои особые думы и о пролетевших днях, и о том, что нас ожидает впереди.
Лёшка сидел передо мной загоревший и поздоровевший. И я чувствовал, что ему тоже не хочется уезжать отсюда.
Я вспомнил, как Владимир Сергеевич на первой ночёвке на сеновале рассказывал нам о шагреневой коже и о том, что никаких чудес на свете не существует и что человек только сам может добиться своего счастья. Я вспомнил, как Зойка не раз нам говорила, что мы ничего не понимаем в жизни. А теперь она этого не скажет!
Да, пройдёт всего лишь каких-нибудь два-три года, и эта полянка перед шалашом зарастёт молодыми берёзками и ёлочками, опутается буйным орешником, и ничто уже не напомнит о том, что некогда здесь жили-были мы, мальчишки, которые захотели поскорее войти в жизнь.
Через несколько дней мы провожали Владимира Сергеевича из Москвы с Ярославского вокзала. Мы приехали сюда на такси.
Владимир Сергеевич сбросил в вагоне свой рюкзак и вышел на перрон. Мы с Лёшкой обняли его и поцеловали. А Зойка подала ему руку. Но он взял её за обе руки и молча поглядел ей в глаза.
Так они и постояли секунду – высокий красивый парень в красной ковбойке с распахнутым воротником и хрупкая девчонка в школьном платьице с беленькими кружевцами.
Поезд незаметно тронулся, и Владимир Сергеевич уже на ходу вскочил в вагон. Мы пошли рядом с ним. А потом побежали за вагоном. Но догнать Владимира Сергеевича мы уже не могли.
И когда в темноте исчез красный фонарик последнего вагона и мы пошли на выход в город, Зойка вдруг остановилась под ярким фонарём и сказала:
– Мальчики, смотрите!
Она разжала кулачок, и на её маленькой ладони – нет, мы не поверили своим глазам! – мы увидели талисман Владимира Сергеевича: корень женьшень, который был очень похож на маленького человечка с ручками и ножками.