лагерного устройства, изучал и присматривался к служивым. Был уверен, средь охраны народец разный, и можно совратить того или иного — сыскать падкого на золотишко. Кто ж откажется от халявных ценностей, подумаешь, дадут возможность сбежать двоим-троим зэкам, вот беда какая, пожурят за недосмотр или уволят, так с деньгами немалыми служивые останутся.
И нашёл таковых Лютый. Ими оказались двое — коридорный охранник и тот что с КПП. Заверил обоих: золота в тайниках у него немерено, отвалит по два кило на каждого, однако торг зашёл выше, всё же на кону могло стать прощание с работой, а без достатка какая жизнь, вот цена и остановилась на восьми килограммах. «Нет на вас креста! Это ж грабёж в натуре», — возмущался Лютый. На что контролёры отвечали: «Кто бы говорил, это у тебя ни креста, ни Бога нет. Нам твой побег может всячески аукнуться. А не хошь, так почитай ни о чём не договорились». «Да хрен с вами, подавитесь вы этой половиной пуда, больше потеряю, если мотать почти два десятка лет…» — рассудил Лютый и ударили по рукам. Обговорили условия передачи золота в случае удачного побега, аванс в количестве четырёх килограммов охранники получили загодя, который передал им свой человек Лютого. По второй половине Лютый заверил: «Зуб даю, остальную часть получите, коли всё путём будет. Я не валет, моё слово закон».
Из лагеря заключённых сбежали четыре человека: Лютый со своим корешем Серым и ещё двое заключённых. Разделились на две пары, каждая продолжала бежать своим путём. Это должно было сбить с толку преследователей, а в случае поимки кого-либо, у других увеличивались шансы скрыться. Эта задумка Лютого, «сдать» двоих, а с напарником уйти от погони. Те двое и не знали о его тайном уговоре с охраной.
Лютый и Серый осуждены одинаково. Получили по два десятка лет за умышленное убийство с ограблением. Вместе дела замышляли, вершили разбои, вместе и попадали в одни казематы. Это были вторые сроки, могло их быть и больше, если бы властям были ведомы все их злодеяния.
— Лютый, если не погоня, так кто же может быть?
— Скорее охотники или егеря своими тропами шастают. Выстрел далёкий, нам он не помеха. Доберёмся до ближайшего посёлка, осмотримся. Вряд ли в такой глухомани знают о побеге, так что, Серый, не сотрясай воздух понапрасну.
— Жрать охота, живот вот-вот к спине прилипнет.
— До посёлка добредём, обуздаем кого-либо. Живая душа, хоть какая должна же быть. Главное перед зимой приодеться, ружья сыскать, харчами запастись, потом махнём в тайгу, сыщем зимовье в глухомани, отзимуем, а там по теме пойдём, золотья в добавку награбим и завяжем, хватит судьбу испытывать, пора зажить в роскошном покое.
— Это так, — вздохнул Серый, вспомнив свою заветную кубышку с золотом, зарытую в укромном и приметном месте, известному только ему. Знал он и о богатстве немалом Лютого, зарывшего принадлежавшую ему долю в одном из погребов разобранной хаты на краю заброшенного посёлка золотодобытчиков. — А ты бы где осесть хотел?
— Спрашиваешь. На побережье Чёрного моря домишко с двумя этажами прикуплю или сам построю. Хотя с двумя этажами ни к чему, одного хватит, а то ведь ненароком и чьё внимание навлечь на себя можно. После грабежей жить надо тихо, шёпотом, не высовываться, если во благе купаться намеренья имеются.
— Так-так, Лютый, в этом ты прав, как лом.
— Здесь ведь как при сбыте металла, нюх потерял, осторожность не проявил, языком, где взболтнул, вот и планы все к чёрту полетели. А менты шастают всюду, шарами и ушами вертят по всем округам, а сколько осведомителей. О-о!.. Так что наше дело ухи вострить, а нос по ветру держать в постоянстве.
— Согласен. Семь раз отмерь, а то и больше, а потом уж режь.
— Вот это к месту сказано, — согласился Лютый, затем приостановился, осмотрелся, прислушался и предложил: — Пошагаем далее через голец, спустимся в долину, наверняк там речка есть, по руслу и двинем. Где речушки там либо старатели, либо геологи, набредём на кого-либо, нутром чую.
— Эх, не хватает нам Хриплого, втроём бы веселей вершили дела.
— Жалко, потеряли корефана. Сгинул ни за что ни про что. Ух и смерть жуткая, врагу не пожелал бы, — сплюнул Лютый.
— Не знаю верить иль нет, делился как-то он, что во время войны в штрафной роте воевал, две медали даже имеет.
— Вроде так, кажись, воевал, но смерть на фронте не нашла его. Воевал за землю, в неё и завалился.
Оба вспомнили ужасный случай при проходке шурфа вначале пятидесятых годов. На рытьё горной выработки согнали двадцать человек. Сечение выработки зэки рыли без перекуров, служаки торопили, крепление не велось, мол, пока сойдёт и так — выдержит, а потом уж и обвязку листвяком сделать, а затем и ворот. Наверх грунт выдавали вручную небольшими бадьями. Одни кирками кайлят, подбирают землю, наполняют ёмкости, другие их вытягивают на поверхность и высыпают. Такой людской конвейер приостанавливался лишь на считанные минуты. Короткий перекур — и дальше стахановским темпом.
Прошли около пяти метров, и вдруг грунт обвалился, разом накрыло всех, кто был внизу. Начальство отрывать не разрешило, мол, всё равно спасти никого не удастся — задохнутся, дало команду рыть шурф поодаль, пригнали ещё партию осужденных.
Даже заключённые, известные своей матёростью и жестокостью, были поражены. Только что у всех на глазах завалило людей. Пятерых человек заживо! И нет никому дела. Выкопать, спасти… Нет, не позволили. Знать, это расходный материал, который отработан, и некогда им заниматься, навезут ещё… В этой группе погребённых и оказался друг Лютого и Серого — Хриплый. Заключённые стояли и слышали из-под земли глухие людские стоны, и казалось, земля вроде как ныла от нестерпимой боли.
Горный надзор проходку следующего ствола обязал проходить с первого метра с укреплением стен выработок, уж больно напряжение заключённых виделось им к охране враждебно-настроенным. Позднее по лагерю просочилось: власти гибель людей оформили актом о несчастном случае, виной которого стали заключённые, по своей прихоти и грубо якобы нарушившие проходку шахтного ствола — вели работы без крепления горной выработки, а спасти людей, учитывая сыпучие обводнённые породы, не представилось возможным.
— Да, Серый, пережили мы немало, а посему под старость лет осечки давать нам не след. Тюремные камеры не для нас, в наши годы одна погибель от них, так что стоять за себя стеной потребно.
— Выкарабкаемся, да ксивы надёжные заполучить надобно будет, тогда и надёжа жития обеспечена.
— Когда деньги есть, купить всё можно. Чего об этом травить, надо, значит, нарисуем.
С разговорами Лютый и Серый перевалили сопку и шли по склону. Внизу зеркалом отражалась водная полоса речки, вдали просматривался лесной посёлок из нескольких домишек. Зоркие глаза Лютого приметили струившийся сизый дымок, он исходил из трубы одной избушки.
— Есть какие-то души. Видал? — он показал рукой в сторону таёжных построек.
Солнце склонилось к закату, но видимость была хорошая. Серый, страдавший близорукостью, сощурил глаза, всматривался, но всё же разглядел очертания обжитого кем-то уголка.
Глава 17
С того момента, как Хрусталёв ушёл с собакой на охоту, остальные же члены бригады занялись мелкими хозяйственными делами. Погода прекратила капризничать — облака не сбрасывали мокроту, если ночью было холодно, то днём холод отступал, а небесное светило создавало комфорт, и были надежды: таковая простоит недели две. И это старателей устраивало — есть возможность продлить сезон и тем самым намыть золота гораздо больше.
Занятые трудом, они и не заметили, как со стороны тропы, что шла в сторону распадка, появились двое. Они не спешили себя обнаружить, а пристально из-за кустов наблюдали, чем заняты обнаруженные ими люди. И меж ними шёл разговор, тихий, неслышный для посторонних ушей.
— Лютый, как думаешь, это вся бригада или ещё кто с ними копошатся?
— Кто его знает, — ответил напарник. — Надо бы присмотреться. Вроде на подходе душ больше мы не узрели.
— Если копачи-одиночки, то можно враз скрутить, а ежели артель, лучше стороной обойти, себя раскроем и беду накличем.
— Серый, спешить не будем.
Около четверти часа поглядывая на группу старателей, наконец Лютый не выдержал:
— Кроме этих пахарей, больше никого не видать, верняк их только трое здесь.
— Вроде так, — согласился Лютый и перевёл взгляд на строения рабочего посёлка, задумался и произнёс: — Есть затея: выбрать удобный момент и проскользнуть в избушку, что ими обжита, а там посмотрим, что и как.
И удобный момент представился. Лосев с напарниками покинули посёлок и направились на участок разработки в сторону установленной бутары, вероятно, решили ещё раз проверить состояние промывочного узла, глянуть на сплотки. Лютый же с Серым полусогнувшись и, словно крысы, бесшумно пробрались к избе, из трубы которой струился лёгкий дымок. Открыли дверь, вошли внутрь. Сразу обдало теплом и уютом. Донёсся запах, говоривший: в жилище имеется еда.
Осмотрелись. На печке стояла пара котелков и чайник. Несколько двуярусных нар, жерди для сушки одежды, полки с разной утварью.
— Судя по нарам, занято четыре места, стало быть, так и есть, старателей пшик да обчёлся, — заключил Лютый.
Серый же кинулся к печке, открыл крышку котелка и ахнул от удовлетворения:
— О-о-о! Шурпа с диким мясом. Лютый, налетай.
— Ты пока по чашкам рассыпай, а я гляну, чем ещё богаты хозяева.
Лютый принялся тщательно обследовать таёжное жилище. Осмотр даром не прошёл и даже привёл его к удивлению, обнаружив на нарах под одеялом одноствольное ружьё с патронами. Но ещё больше удивил журнал, лежавший на полке. Листая страницы, он обнаружил записи ежедневных съёмок золота. Итоговая цифра внушала уважение. Душа возликовала.
— У-у, Серый, тут погуще шурпы кое-что имеется! — воскликнул Лютый. — Наши труженики намыли золота, знаешь сколько?
— Сколь?
— Ажно семнадцать кило! И всё наше!