«Отличные мужчины, — подумал генерал, поглядывая на курсантов. — Крепкие, жилистые и красивые. Они не хуже тех, с которыми я воевал в десанте. Страшно вспомнить, какие мужчины погибали на войне, отцы такого же вот красивого потомства. Но эти должны уметь больше, лучше моих товарищей по фронту. Курсант Федоров прав. Ясное дело, мальчишество, горячая голова, но вот в чем загвоздка: толково рассуждает и, по совести сказать, ни к чему тут не придерешься».
К Федорову, как только генерал отошел, приблизился капитан Максимов. Он захотел выяснить потихоньку, о чем сейчас курсант думает и что от него на сегодня можно ожидать. Фронтовик-десантник, отчаянный на войне лейтенант, он в мирное время сохранял боевые качества и любовь к парашютному делу, потому пошел работать с десантниками. Редкий дар скрывать свои чувства и глядеть всегда ясными глазами достался курсанту Федорову не известно от кого из родителей: они у него погибли — отец в боях за Ленинград, а мать во время блокады, — и он вырос в детском доме. Капитан Максимов оглянулся, покачал головой, затем, предупреждая на всякий случай Федорова, постучал пальцем в свой висок.
— Федоров, тебе жизнь не надоела? — тихо спросил он.
— Нет, — сказал курсант. — Жизнь мне, товарищ капитан, нисколько не надоела.
— Гляди, Федоров. Чтобы никаких.
— Ни в коем случае, — отвечал курсант.
— Ты о чем? — спросил капитан.
— Не знаю, — сказал Федоров. — О том же, о чем и вы, товарищ капитан…
Максимова отозвал начальник училища. Они вместе прошлись, и генерал заговорил с блеском в глазах. Он сказал, что при высоте, с какой сейчас начнется выброска десанта, можно было бы затянуть прыжок не на пятнадцать заданных секунд, а на тридцать. Максимов, не поворачивая головы, почтительно кивал. Он слышал разговор Петрова с курсантом Федоровым. Тридцать секунд, сказал генерал, не меньше. Легко подсчитать, что если высота полторы тысячи метров, то десантник откроет парашют в ста пятидесяти метрах от земли. Эти сто пятьдесят метров погасят инерцию, парашютист отцепит лямки и сразу вступит в бой. Безусловно, есть риск разбиться при передержке в две секунды из-за оплошности или неполадок; в спорте это идиотизм, авантюра, хотя кто-то уже пробовал, но на войне такой риск был бы оправдан.
— Понимаете, капитан, — произнес Петров азартно, — нападение врасплох! Десант как из-под земли! Противник бы его и не заметил! Особенно ночью!
— Понимаю, — ответил Максимов.
— Что вы скажете?
— Я думаю, что это интересно и правильно. Вот, пожалуй, и все, что я хотел бы сказать…
Отпустив капитана к курсантам, генерал задумался, потом посмотрел на Федорова. Тот, завершая укладку, размышлял о шальном десантном налете и в воображении видел, как парашютисты, распластавшись, летели камнем, вдруг над самой землей изверглись их парашюты. Он рассуждал так же, как думал начальник училища. С учетом сопротивления воздуха он пролетит четыреста метров за первые одиннадцать секунд падения. Дальше сопротивление воздуха возрастет настолько, что скорость сделается постоянной, пятьдесят метров в секунду. Значит, если затянуть падение на тридцать секунд при выброске с высоты тысяча пятьсот метров, то парашют откроется в ста пятидесяти метрах от земли. Ну, еще можно задержать открытие на одну секунду, размышлял Федоров, в случае чего, и потом еще до земли останется сто метров. Этой бы высоты, пожалуй, хватило, чтобы погасить инерцию.
Он закончил укладывать свой парашют и поднял голову. Генерал тоже стал смотреть на небо. Все настойчивее пригревало солнце. По лицу пополз слабенький ветер, а наверху появилось второе облако; высота отталкивает труса, но она притягивает смелого, и когда парашютист сорвется вниз, сердце его не уйдет в пятки — вначале оно подступит к самому горлу, затем вспомнит, что так уже было, и привычно заноет. Кроме сильных мускулов и острых глаз у этих парней были крепкие нервы и любовь к небу, отчаянная храбрость, но при этом чувство меры и здравого смысла. Генерал думал, что все бы до одного они подошли для десанта «камнем» во главе с капитаном Максимовым, и решил так: «Побросаем мешок с песком. Прицепим к нему прибор давления, чтобы он открыл парашют на высоте сто пятьдесят метров, и поглядим».
Максимов проверил готовые парашюты. Главные спарили с запасными, надели парашюты на себя и застегнули лямки. Капитан велел разобрать каски и оружие, построил курсантов и обо всем доложил генералу. Начальник училища кивнул и остался у «газика», а Максимов повел группу к самолету.
Заработал мотор. Подул ветер, созданный винтом. Максимов дал команду сесть в самолет, вошел сам, задраил люк. Самолет вырулил на взлетную полосу, затрясся, потом рванул со старта. Он набирал высоту. Десантников придавило к сиденьям. Двигались солнечные изображения иллюминаторов по переборкам.
Курсант Федоров выглядел спокойным, сосредоточенным, но почему-то своим видом раздражал Максимова. Капитан сидел возле люка, подозрительно посматривал на Федорова. Курсант старался не видеть его, он смотрел на товарища напротив, и тот ему загадочно улыбался. Федоров думал о своем и решил: «Ладно. Поживем — увидим».
Самолет повалился на борт, так что взмыло над ним крыло с отходящими на место закрылками, завершил поворот, и его скорость, курс и высота сделались постоянными. Наверху было ослепительное небо. Внизу под самолет подбиралось зеленое поле. Где-то стоял «газик», и около него генерал.
Сократились обороты двигателя. Капитан встал у люка и застегнул каску. Все проверили вытяжные кольца и надели ремни автоматов на грудные перемычки парашютных лямок, затем застегнули перемычки и прижали оружие так, чтобы оно не мешало дернуть кольцо и действовать руками при планировании. Максимов распахнул люк. Ему вдруг показалось, что у Федорова неустойчивое выражение лица: курсант словно почему-то забеспокоился. Но тут самолет направился немного вниз — это означало, что пора прыгать.
Небо теперь было раскрашено перистой облачностью. Облачность затенила солнце, и синева меж облаками сделалась матовая.
Последним прыгнул командир. Небо стало не наверху, а окружило десант, наперло снизу потоками воздуха, и воздух ударил за воротник и под каску, а если приоткрыть рот, то небом можно было захлебнуться. Центр тяжести стремился перевернуть парашютиста спиной к земле, но, управляя телом, он выравнивал падение. Быстро сокращалась высота. Земля торопилась навстречу, и словно короче стали секунды. Но каждый парашютист был опытен и строго выдерживал счет, хотя ему казалось, что в следующую секунду как раз произойдет столкновение.
Курсант Федоров, планируя вниз головой, тоже вел счет секундам. Земля покачивалась из-за колебаний тела, была отличная видимость, даже рассматривались травинки. Пятнадцать секунд задержки в раскрытии парашюта для опытного спортсмена были нетрудной задачей. Федорову приходилось прыгать с больших высот, с самолета и аэростата, когда задержка достигала минуты, казалось, ей не будет конца и что секундомер на руке врет.
Но, кажется, сказывалась инерция наземных размышлений. Он сегодня был не очень-то внимателен.
Уже на третьей секунде его стало переворачивать через голову, и он приподнял над головой руки, чтобы они сработали как рули. Тело оставалось в нормальном полете до седьмой секунды, затем снова потянул главный парашют: появились «клевки», затем ощущение поворота. На этот раз курсант стал вращаться через левый бок, тогда он согнул левую руку, выставил локоть и снова увидел землю.
На одиннадцатой секунде его все-таки перевернуло на спину, и это было нехорошо, потому что мог наступить «плоский штопор», когда тело начинает крутиться винтом с увеличением скорости и ось вращения проходит через ступни ног. Выйдя снова на «ласточку», Федоров тут же опять опрокинулся на спину. Сейчас тело сразу стало поддаваться «плоскому штопору», закрутилось, и вот голова отяжелела, наполнилась мутью, а из глаз побежали световые концентрические кольца. Времени для трюков больше не оставалось. Ему сегодня явно не повезло. «Опозорился, — мелькнула мысль. — Что это такое со мной? Сто прыжков в аэроклубе и уже пятьдесят в десанте, а вот допустил «штопор». Забил голову черт знает чем. И ведь все видит генерал». Курсант положил руку на вытяжное кольцо и подумал, что если бы он продлил задержку, то несомненно вышел бы из «штопора».
Он летел спиной к земле в «плоском штопоре» и видел бело-голубой круговорот неба, а в нем проскакивало черное пятно: кто-то из десантников падал повыше и в стороне от Федорова. Хотя «штопор» был очень неприятен, курсант довел счет до последней секунды. Он приучился улавливать даже доли секунды, ибо время здесь без опоры в пространстве подсчитывалось обостренно и мелочно, так как от этого могла зависеть жизнь. При слове «пятнадцать», которое он произнес губами без звука, Федоров рванул вытяжное кольцо.
Он испытал, как положено, динамическое сотрясение, но непривычно слабое, и молниеносно заподозрил что-то неладное. Во-первых, его не перевернуло — он по-прежнему не видел земли. Во-вторых, над головой не было парашюта. Федоров продолжал падать спиной к земле и крутиться в «штопоре». По какой-то причине возникло незначительное торможение. Полет сопровождался теперь свистом и шелестом; а обороты тела стали замедляться, наконец приостановились. Он ощутил стеснение руки и увидел на ней стропы. Стропы успели намотаться на руку от локтя до запястья. В глаза бросилась красная отметина: оплетка контрольной стропы, вытягиваемой при управлении раскрытым куполом. Стропы тянулись из-под мышки. Мелькнул над плечом вытяжной парашютик и зачастил перед глазами, вырываясь из-под мышки со стороны спины и рывками натирая кожу.
Остальные десантники своевременно и благополучно открыли свои парашюты и повисли, словно в паутинах, под квадратными куполами. Федоров видел их и видел облака. Но в пространстве, не отмеченном больше никакими знаками, облака смотрелись одинаково под многими углами зрения, а парашютисты были рассыпаны по всем направлениям и на разных уровнях, и он не сомневался, что по-прежнему наблюдает «верх», а за спиной у него «низ». Но вдруг он заметил оранжевый чехол. Чехол, продолжая закрепощать купол, бился в форме арки за головой. И опять наступило озарение, стремительное в грозной ситуации: вытяжной парашютик неудачно проскочил под мышку в результате падения в «штопоре» и только слегка стащил чехол; оборачиваясь по инерц