— Да?
— Это Чума. У нас проблема.
— Я в курсе ситуации.
— Черт побери, о чем вы думали? С самого начала было ясно, что обязательно случится что-нибудь в этом роде.
Срывающий Печати уставился в окно. Он ждал такой реакции со стороны Чумы. Война никогда не высовывался из своего угла. Смерть делал то, что ему говорили, а Голод… В общем, кто знает, что у него в голове? Но вот Чума… постоянные споры, возражения, сует нос не в свои дела. Что ж, наверное, такое неизбежно, когда имеешь дело с наемными работниками, даже если им очень много платишь, но все же это действовало на нервы.
— Проект осуществляется согласно плану, — сказал Срывающий Печати. — В случае необходимости ты свяжешься с Войной.
— Ну а если я захочу раз и навсегда избавиться от этого непредсказуемого игрока?
— Решение принимать не тебе.
— Я имею в виду не это, — сказала Чума.
— Вот ответ, которым тебе придется довольствоваться.
Закончив разговор с Чумой, Срывающий Печати задумался, изучая возможные варианты. Найт до сих пор оставался в живых, потому что полезнее и не так рискованно было позволить ему бесцельно бегать из стороны в сторону, подобно обезглавленной курице. Но если он возьмет след, то очень быстро превратится в помеху. Прагматик во всех отношениях, Срывающий Печати был против ненужных трупов, однако смерть Томаса Найта, возможно, скоро станет настоятельной необходимостью. К тому же это вопрос служения высшему благу.
Телефон оставался у него в руке. Срывающий Печати набрал номер, мысленно составляя указания для Войны.
Глава 39
— Бурная ночка? — спросил Брэд Иверсон, отрываясь от «Уолл-стрит джорнал», когда Томас пришел на завтрак за десять минут до закрытия буфета.
— Плохо спал, — ответил Найт.
— Оно и видно, — усмехнулся Иверсон, разыгрывая из себя рубаху-парня. — Надеюсь, девчонка того стоила, — добавил он и рассмеялся, откинув голову.
Томас слабо улыбнулся, однако у него не было желания подыгрывать.
— Какой распорядок дня на сегодня, турист Томас?
— Пока что еще не знаю, — ответил тот, в первую очередь обращаясь к себе самому. — Наверное, обратно в Помпеи.
— Парень, ты что! Неужто одного раза было недостаточно? Что ты нашел в этих грудах камней?
— Похоже, недостаточно, — задумчиво произнес Томас.
Найт направился в обитель, не думая о том, кто ему откроет дверь — монсеньор Пьетро, отец Джованни или сестра Роберта. Сегодня он постарается переговорить со всеми троими. В кои-то веки ворота были распахнуты — приехал маленький грузовичок.
— Продукты для клариссинок, — устало объяснил отец Джованни, приглашая Томаса войти. — Остальное привезут завтра.
— Я слышал, одна из них устроила большой переполох, — сказал Найт.
— Скорее всего, пустяки, — ответил отец Джованни, пожав плечами, однако Томас усомнился в том, что священник говорил искренне.
Отец Пьетро собирался уходить на весь день, но, услышав о том, как Томас провел вчерашний день, отец Джованни пообещал устроить так, чтобы у монсеньора непременно состоялся давно назревший разговор с Найтом.
— Не возражаете, если мы с вами сейчас побеседуем? — спросил Томас.
Отец Джованни взглянул на часы и заявил:
— Хорошо. Один час. Но не здесь. Это место становится… — Не подобрав подходящего слова, священник поднес руки к голове: шумным, многолюдным, сумасшедшим.
Они прошли до пересечения с виа Медина, осторожно пробираясь по запруженной улице, и спустились к морю мимо длинного ряда изящных фасадов XVIII века, почерневших и покрытых граффити. Миновав скопление маленьких ресторанчиков с закрытыми до обеденного часа террасами, выходящими на улицу, они обогнули внушительный фонтан со скульптурами, имеющими отдаленное отношение к морской мифологии. Вдруг, совершенно внезапно, перед ними предстала величественная громада хорошо сохранившегося замка Кастелло-Нуово.
— Я приходил сюда вместе с вашим братом, — сказал отец Джованни. — Никогда прежде здесь не бывал. Эдуардо познакомил меня с этим местом.
— Наверное, если сам живешь где-то, то не всегда замечаешь то, что вызывает восхищение приезжих, — заметил Томас.
— Верно, — согласился священник. — Этот замок типичен для Неаполя. В нем множество уровней. Под землей остатки греческих сооружений, затем римских. Строение было возведено в тринадцатом веке, перестраивалось в пятнадцатом и позже. Теперь здесь заседает городской совет. Эдуардо нравилась… как бы сказать?
— История?
— Да, — произнес отец Джованни, склоняя голову набок, показывая, что это не совсем то слово. — Наверное, скорее преемственность, так?
— Да.
Они вошли в замок по широкому деревянному мосту, под вычурной резной аркой, обрамленной колоннами и увенчанной фризом с колесницей, запряженной четверкой лошадей. По высоте арка почти не уступала двум массивным, мрачным башням, стоящим по обе стороны от нее, а за ней оказался внутренний дворик, вымощенный каменными плитами. Томас остановился, впитывая возраст и преемственность этого места, а отец Джованни тем временем купил два билета в помещении бывшей караулки.
— Вы говорили о том, что Эд интересовался символами, — начал Томас, когда священник вернулся. — Не помните, что привлекало его внимание в первую очередь?
— Я мало что знаю о его работе, но помню, что Эдуардо собирал изображения рыб из римских катакомб и другие образцы раннехристианского искусства, — ответил отец Джованни.
— Символ рыбы? Как тот, что многие вешают на свои машины?
Пожав плечами, отец Джованни указал на длинную прямую лестницу.
— Это был символ первых христиан. Очень простой рисунок. Некоторые полагают, что все началось со слова, составленного из первых букв нескольких других.
— Акроним?
— Да, — подтвердил отец Джованни. — Но я считаю, что это также своеобразный код. Языком первой церкви был греческий. Рыба на нем будет «ихтис». Ваш брат показал мне вот это. Подождите.
Они вошли в башню с видом на море. Круглое помещение было заставлено рядами скамей — зал заседаний парламента или суда. Сводчатый потолок высотой футов шестьдесят пересекала паутина изогнутых каменных балок.
Достав из кармана бумажную салфетку, отец Джованни прислонился к краю деревянного стола и набросал черной шариковой ручкой:
Ι Iesous — Иисус
Κ Kristos — Христос
Θ THeou — Божий
Υ Uios — Сын
Σ Soter — Спаситель
Томас внимательно прочитал слова.
Отец Джованни провел пальцем по первым буквам.
— Видите? «Ихтис». Рыба, но также Иисус Христос, Сын Божий и Спаситель. Этим словом пользовались подвергавшиеся преследованиям христиане, чтобы узнавать друг друга. При встрече один рисовал вот такую линию. — Священник вывел изогнутую полосу, похожую на стилизованную волну. — Другой дополнял изображение.
Он дорисовал нижнюю половину изгиба, соединив линии слева так, что получилась голова рыбы, и перечеркнув справа, где образовался хвост.
— Это очень древний образ? — спросил Томас.
— Возможно, один из старейших. Эдуардо говорил, что он встречается и в других религиях, но ранние христиане присвоили его себе. В Новом Завете полно историй, связанных с рыбами.
— «Вы будете ловцами человеков»,[18] — произнес Томас.
— Можно вспомнить, как Иисус накормил пять тысяч человек, — подхватил отец Джованни. — Эдуардо говорил, что рыба также является исконным символом плодородия, — закончил он, с улыбкой вспоминая эту фразу.
Какое-то время они прогуливались молча, пока не оказались в вытянутом помещении с видом на море. Пол в этом зале был сделан из толстого стекла, сквозь которое виднелись нижние уровни здания: остатки кладовых, темница, проходы и могилы, некоторые с истлевшими скелетами.
— Говорят, что в подвалах множество тоннелей, восходящих к самым первым дням существования здания, — сказал отец Джованни. — Некоторые из них могут сообщаться с морем. Есть легенда о том, как пленники, заточенные в темницу, кричали ночью. Когда на следующий день к ним спустились стражи, оказалось, что в камерах никого нет. Пленники исчезли. Через несколько лет стражники прошлись по всем тоннелям и обнаружили крокодила, сбежавшего с корабля, приплывшего из Египта. Они убили тварь, сделали из нее чучело и повесили его над воротами. Это всего лишь легенда, но Эдуардо она очень нравилась. — Он снова улыбнулся, на этот раз печально, и вздохнул. — Мне пора возвращаться. Вам нужно отправляться в Помпеи, а я должен заниматься с монахинями.
Томас кивнул и подумал:
«Символы. Кресты и рыбы. Возможно ли, что именно в этом кроется загадка смерти Эда? Но как?»
— Все это какое-то… ненастоящее, — пробормотал он вслух. — Я что-то упускаю из виду.
Джованни ничего не сказал, и у Томаса в который уже раз мелькнула мысль, не умалчивают ли друзья Эда о чем-то, охраняя его память или себя самих. Если так, то от чего? От кого?
Глава 40
В обители его ждала сестра Роберта.
— Вы сегодня снова отправляетесь в Помпеи? — спросила она.
Это была прелюдия к просьбе разрешить ей присоединиться к нему, и Томас поймал себя на том, что у него внутри все оборвалось. Ему нравилось общество монахини, но он настроился побыть в одиночестве, подумать.
— Да, — ответил Найт, стараясь показаться дружелюбным. — А вы, наверное, уже насытились раскопками?
— Это лучше, чем торчать здесь, — сказала она. — К тому же у меня заканчиваются последние деньки свободы. Вскоре начнется собственно пребывание в обители. Не возражаете, если я присоединюсь к вам?
Что он мог ответить на просьбу, выраженную вот так, сопровождаемую тронутой отчаянием надеждой в глазах?
— Я подожду вас здесь.
Едва сестра Роберта ушла, как над ограждением внутреннего дворика показалась голова отца Джованни.
— Только что звонили из полиции, — крикнул он. — Следователь едет сюда, чтобы поговорить с вами.