# # 1 Эпоха нынешняя, звавшаяся «Этой Эпохой», являлась также Десятой эпохой Валемара по главному мировому летоисчислению.
В то время людские территории всё больше жались к великим горам, но Тангрезианская империя распалась ещё в конце Третьей эпохи, оставив по обе стороны Драконьего Хребта своих наследников: юную Анфиойскую империю на востоке и молодую Эстапорийскую культуру2 — на западе. И вот эти самые эстапорийцы, люди, обретшие со временем полную самость, двинулись на запад и юг, быстро множась и вытесняя всех своих соседей с исконных их земель. Что это были за соседи, известно плохо, ибо вся Четвёртая эпоха вообще является для историков большим слепым пятном, практически никаких летописей не сохранилось, лишь бесценные единичные документы. Однако позже, на многих территориях Ривенского королевства, родины Тобиуса, исследователи обнаруживали древние курганы, в которых спали обряженные в золото, вооружённые бронзовым оружием, короли и вожди не человеческого, а псоглавьего роду-племени.
# # 2 Данное имя она получала в более позднее время от археологов и историков
Ныне считается, что киноцефалы воевали с людьми долго, упорно, и не безуспешно, но по итогу те почти истребили собакоголовых гуманоидов, разорив и разрушив их городища, построив поверх свои собственные, загнав остатки нелюдей в Дикую землю, где проигравшие и сгинули. Да не совсем, видать, сгинули. Вот уж чудо, встретить представителя культуры, считавшейся ушедшей безвозвратно.
Киноцефал лежал на спине, мерно сопя в потолок. Его силуэт казался интересным и странным, ассоциации древних предков можно было понять, — существо действительно напоминало собаку, но в той же мере не напоминало вовсе. Маг сказал бы, что киноцефал имел к собакам не большее отношение, чем человек к обезьянам. От макушки до кончика носа линия его морды выглядела одной плавной дугой, никакой переносицы, будто кто-то схватил собаку за чёрный нос и загнул морду вниз.
Туловище вполне соответствовало человеческому строением, не считая мелких деталей в виде шести сосков; руки были почти человеческие, разве что пальцы коротковаты, а сама ладонь длиннее; небольшие чёрные когти, не втягиваемые; строение ног отличалось заметно сильнее — они были несколько коротковаты в соотношении с человеческими; длинная стопа, задранная пятка, на таких ногах удобно быстро бегать и высоко прыгать, а вот лазать и карабкаться человеку было бы много сподручнее. Ну и хвост, конечно, не большой и не маленький, не рудиментарный.
В памяти человечества псоглавы остались мохнатыми, но этот шерсти не имел, лишь начинавшуюся между ушей гриву чёрных волос, что струилась вдоль шеи, да жёсткую бесцветную щетину по остальному телу.
Вот такая диковинка. Не будь при нём признаков наличия интеллекта, то есть рукотворных предметов, Тобиус счёл бы киноцефала простым чудовищем и давно уже зарисовывал бы его внутренние органы в своей книге.
Он не спал всю ночь, прослеживая состояние нелюдя, готовя в собственном магическом котле уху и вместе с тем, пытаясь разобраться в том, из чего состоял образец клейкой ловушки.
Удалось выяснить пока что немного, например, её свойства не терялись спустя длительное время после отторжения от остального организма. Лоскут всё ещё хранил липкость, влажно блестел и напоминал своим видом тесто. К нему до сих пор крепилась овчина, шерстяные штаны, шерстяная же сумка, кожаная фляжка с водой, ножны, из которых удалось вытянуть каменный нож и некоторые срезанные по живому куски киноцефаловой кожи. Зачарованный бронзовый нож, то есть атам Тобиуса, тем не менее неплохо смог справиться с этой неведомой тканью, пластая её на куски. Как показали нехитрые опыты, кроме металла к ней также не липла древесина, камень, любые предметы неживотного происхождения.
Время шло к полудню, когда нелюдь стал пробуждаться. Он открыл свои крошечные тёмные глазки, разделённые широченной линией носа и ещё долго не понимал, где он и что он. Возможно, его удивляли светящиеся бабочки, плавно кружившие под крышей, которую он не знал, не мог знать. Набравшись сил, киноцефал начал осматриваться, и давалось ему это большим трудом. Рядом с собой он обнаружил две глубокие пиалы, в одной ждала уха, в другой — чистая вода. В сторонке, на торчавшем из стены крюке висел паривший котёл.
Он нуждался в пище и ещё больше в воде, однако разум диктовал осторожность и нелюдь подслеповато осматривался. Тобиус изучал его под покровом чар Глазоотвода, но вскоре киноцефал слабо зарычал, глядя в сторону волшебника. Острые уши стояли торчком, нос чутко принюхивался.
— Я надеялся, что запах ухи укроет меня, — хмыкнул Тобиус, развеивая плетение. — Но твой нос не проведёшь, верно?
— Мряу!
Лаухальганда с любопытством покатился к пациенту, но был отозван обратно.
— Вижу, ты насторожен и ничего не понимаешь, приятель. Очень сложно устанавливать первый контакт.
В руках Тобиуса появилось немного Лака Обновления, мультифункциональной субстанции, похожей на янтарную смолу, которая по воле создателя могла менять свои свойства, становиться твёрдой, как обожжённая керамика, например. Осторожно набрав себе ухи в оформленную пиалу, он без аппетита стал есть, показывая, что это безопасно, однако киноцефал не сводил с него подслеповатых глаз и не прекращал рычать.
— Понимаю, понимаю. Иллюзия безопасности лучше, чем вообще ничего.
Тобиус показал пациенту каменный нож и позволил оружию плавно перелететь по воздуху обратно к хозяину; тренировки с кирпичами не прошли даром. Эта мелочь немного успокоила нелюдя и, глядя как волшебник ест, псоглав тоже потихоньку стал. Вода в пиале не кончалась, а вторая пиала летала к котлу за новыми порциями супа, в котором всё же не хватало овощей. Трудно было сказать, что подобные фокусы спасённому нравились, он крепко держал своё смешное оружие, непроизвольно морщил морду в оскале, но уже не рычал, жадно ел и пил. Набив же брюхо, киноцефал притих под просторной крапивной рубахой и не сводил со спасителя взгляда.
— Что ж, раз мы так мило сидим, греемся тут, можешь поглядеть сюда.
На дощатом полу был расстелен порядком уже покромсанный лоскут плоти, к которому прилипли вещи киноцефала, а также некоторые фрагменты. Затем Тобиус бросил в его сторону несколько предметов. Тот встрепенулся, зарычал громче, но видя, что нападение не продолжается, присмотрелся к брошенным вещам, — почерневшим пальцам, ушам. Потребовалось немного времени, чтобы он понял и стал смотреть на себя, на свои новые кусочки, на участки кожи, лишённые щетины и отличавшиеся ярко-розовым цветом от остальной, бледной, такой человеческой кожи. Новые розовые пальцы на руке и ногах, а ещё уши, длинные, острые. Прежде правое отсутствовало наполовину, старая рана, теперь же оба уха были целы, как новенькие.
— Не за что. Благодари судьбу, что колокольчики не отморозил, их я восстановить не смог бы.
Пища, отдых, вот и всё, что было ему нужно. Тобиус проверял состояние киноцефала на расстоянии, кормил, поил, не провоцировал. Тот хранил настороженность. Странно ли, учитывая, что вынужденные соседи являлись потомками двух совершенно разных видов, один из которых едва не истребил другой? Тьма веков минула, но киноцефалы, сколько их ни осталось в этой страшной земле, наверняка ещё помнили людей. Люди уж точно помнили бы, люди такого не забыли бы.
— Ну наконец-то! — Тобиус, продолжавший возиться с трофеем, заулыбался. — Смотри-ка, наконец-то начало отпускать!
Он медленно стал отнимать плоть хищника от овчины, от шерстяных штанов, от кожаного колчана. Оставались ещё клейкие следы, но сила скрепляющего вещества слабела. Хорошо, что он загодя собрал образцы, ведь клей, скрепляющий на молекулярном уровне — это звучало интересно.
— Держи. Он ещё немного липкий, но активный биоэлемент разлагается. Вот твои ножны, кстати. Лук нужен? Если захочешь утыкать меня стрелами, будь добр, предупреди.
Так прошёл день, а затем настал следующий. Всё это время киноцефал старался не ослаблять бдительность, хотя было ему тяжко. Катался на охоту Лаухальганда.
— Мой компаньон добыл росомаху. Ты когда-нибудь ел росомаху? Отвратительное мясо.
— Фф-ф-фря! Фряу! Фря!
— Что бы ты понимал, добытчик.
Когда маг начинал препираться с ушастым мячиком пациент нервничал. Лаухальганда вообще внушал ему тревогу едва ли не большую, чем человек.
— В общем, эта гадость съедобна… судя по набору зубов ты мясоед и вполне можешь оказаться сыроедом тоже. Будет тебе запас пищи. В той чаше талая вода, очищенная, тепло продержится ещё суток двое. Прости, не могу больше здесь торчать, так что поправляйся уж дальше сам.
Они с компаньоном покинули хрупкую деревянную скорлупку, что отделяла их от огромного страшного леса. С тех пор, как позапрошлой ночью прояснилось небо, оно и не хмурилось больше. День обещал быть ярким солнечным, но и холодным тоже, на то она и зима, чтобы дать миру отдохнуть от жары.
Пользуясь единственным направлением, маг продолжил целеустремлённой идти на запад. Со временем это надо было менять, всё же, по итогу, идея была глупой. Решение двигаться в одну сторону по территории столь великой, столь сложной и опасной себя не оправдало. Приходилось опять взбираться на холмы, присматриваться к древним стволам, к земле, прислушиваться, ожидая удара, замирать от воя ветра, метавшегося в древних пещерах. А уж сколько раз он отклонялся от основного направления, когда ощущал впереди предостерегающий холодок опасности, или видел сквозь деревья пугающие ауры чего-то крупного, пахшего кровью.
После краткой передышки давалось всё это легче, но вместе с глазами, отдохнул и ум Тобиуса. Теперь он мыслил более ясно, и ясно понимал, что даже двигаясь в одном направлении, мог заплутать навсегда. И что же теперь? Поворачивать? Вернуться ни с чем?
Упрямство волшебников — великая вещь, оно может двигать недвижимое, оживлять неживое, и обосновывать бессмысленное. Благодаря упрямству рив продолжал идти ещё четверо суток, после осознания неразумности такого поведения. За спиной осталось огромное расстояние, скоро и месяцу конец.