Сначала маг принял его за оборотня, но быстро понял, что ошибся. Существо было угольно чёрным, бесхвостым, на спине и вокруг шеи мех развевался густой гривой, лицо напоминало человеческое, искажённое яростью, с оскаленной пастью. Глаза горели синим огнём, когти и зубы тоже светились синевой, словно стеклянные, наполненные биолюминесцентной субстанцией. Лесной глад, — так, думал Тобиус, называли эту тварь старые книги. В человеческих владениях уж не встречалась она, выбитая лесаками1 и магами-охотниками, считалась вымершей, а вот в Дикоземье ещё не все особи перевелись!
# # 1 Существовавшие в прошлом наёмные охотники на чудовищ.
В атласах говорилось, что лесной глад безгранично упрям, кровожаден, свиреп и сам не свой до человеческой плоти, во что без труда верилось. Но даже такой твари в конце концов надоело мчаться на голодный желудок, а все попытки её доплыть до куска мяса, быстро прерывались. Оказалось, глад плохо переносил воду.
Слава Господу-Кузнецу.
Так и плыл бы человек, всё заметнее уводимый рекой на юго-восток, кабы в один прекрасный день магическая «искорка», мерцавшая для его глаз сквозь пространство и материю, ни исчезла внезапно. Он не сразу это заметил, а когда заметил, слишком сосредоточился на проблеме и упустил кое-что ещё, — территорию астрального вакуума, пространство, где магии в любых её проявлениях места не было.
Судёнышко пересекло незримую границу и Дар исчез, та неотъемлемая часть Тобиуса, которую он почитал самой главной в жизни, которая преображала и усиливала все грани его восприятия, наделяла невероятным могуществом, вдруг полностью перестала существовать. И хотя тело волшебника осталось невредимым, оно упало на дно лодки без сил, а не померкший свет сознания заполнил тихий ужас.
Лодка продолжала плыть по течению без человеческого вмешательства, парус был прибран и прошли часы прежде чем ужасный участок пути оказался позади, а волшебник вновь задышал свободнее. Он вскочил тогда с распахнутыми глазами, бешено крутя головой, чувствуя, как гурхана вновь течёт в его энергопроводящих контурах и мир обретает дополнительную глубину, дополнительные цвета.
Вот из-за таких возможностей он и остерегался летать! Ввалишься в астральную аномалию, превратишься в обычный кусок мяса, невесть как очутившийся без опоры на высоте, и переломаешь себе все кости! Либо по инерции налетишь на какую-нибудь ветку брюхом. По той же причине он избегал телепортаций.
— Господи, слава тебе…
Курс был выправлен и, убедившись, что маяк вновь стал доступен, серый волшебник позволил себе причалить и провести ночь во сне, оправляясь от пережитого. Он ещё не знал, что следующим же днём его путешествие прервётся очень неприятно и неожиданно.
Ничто не предвещало беды, насколько можно было сказать так о лесах Дикой земли. Тобиус понемногу оправлялся от пережитого накануне, понемногу ел и пил, считая, через сколько дней ему понадобится выйти на сушу чтобы попытаться поохотиться. Ещё сильнее его волновала вероятность опять попасть в астральную пустоту. При мысли об этом тихий ужас штопором ворочался в кишках. Ужас стать… простым смертным человеком.
Размышления прервал полёт небольшого дерева над рекой. Небольшой та сосна являлась лишь в сравнении с исполинскими ольхами, из-за которых вылетела вдруг и рухнула в воду шагах в сорока от левого борта лодки. Не сразу понявший, что происходит, Тобиус вскинул руки, поднимая над судёнышком Щит, однако от прилетевшего из-за деревьев валуна, целой скалы, заклинание защитить не смогло. Оно лопнуло и камень упал в воду намного ближе, создав волну, а следом уже летело новое дерево. Пульсирующий луч Расщепления рассёк его надвое, половина ствола угодила в реку, но вторая врезалась в мачту, выломав оную и проломив правый борт.
— Покинуть судно! — сам не зная, зачем, крикнул Тобиус, подхватил сумку, запихнул туда Лаухальганду, вцепился в скинутый прежде плащ и перенёсся на правый, западный берег реки.
Там он встал в оборонительную стойку, с жезлом в руках, готовый обрушить на противоположный берег весь свой арсенал, выжечь землю дотла, взорвать, заморозить, растворить в кислотном пруду, всё, что угодно!
А потом из-за деревьев-исполинов вышел другой исполин, двуногий, двурукий и двуглавый, большей частью покрытый тёмно-зелёной шерстью. У него было два скошенных лба, мощные надбровные дуги и выдававшиеся далеко вперёд челюсти, делавшие гиганта похожим на плод греховной связи обезьяны с верблюдом. Две пары маленьких глаз следили за человеком, два рта скалились в кривозубых улыбках; ещё одно существо из списка мёртвых легенд ожило перед любознательным созерцателем, эттин, — двуглавый лесной великан, двенадцать с половиной шагов1 тупой жестокости ради жестокости.
# # 1 Около 10 м..
Вдосталь насладившись испугом человечка, зелёный монстр выпустил из рук глыбу, которой долженствовало отправиться в полёт следующей и побрёл прочь. Он был наг, если не считать собственной шерсти и пояса из переплетённых лиан, на котором болталась наполовину съеденная медвежья туша. Бессмысленное насилие как признак примитивного интеллекта?
— Сукин сын, что б ты сдох… — выдохнул маг, провожая его взглядом, — скотина, тварь, вылупок бубонный, вот так, без причины и толка… Я рвал твою кормилицу, урод!!!
Это всё, на что Тобиус оказался способен. Он, право, мог бы ещё подняться в воздух, погнаться за обидчиком и выплеснуть на него свою ярость пополам с боевыми заклинаниями, но что толку? Даже если удастся завалить такую громадину, подвиг сей истратит всё, припасённое на случай беды, боевые заклинания будут грохотать на многие лиги вокруг, кого-то отпугивая, а кого-то наоборот, — привлекая. И ведь так может выйти, что не осилит волшебник врага такого масштаба, такого размаха. Великана просто так не прихлопнуть, а вот он как раз может одним ударом мохнатой ручищи превратить человека в кляксу. Бессмысленно.
— Ахог с тобой, скотина.
Силой воли отбросив гнев и искреннюю обиду, Тобиус принялся думать. Его лишили удобного и быстрого средства передвижения с остатками продовольствия, просто вытряхнули в лес Дикоземья силой случая. Проклятье… только не отчаиваться, только не паниковать, он уже ходил по этим лесам, он пройдёт по ним вновь! Дикая земля слабых не миловала и те, кому не по силам оказывалась борьба за жизнь, с жизнью своей расставались. А он не таков будет, он не умрёт, не накормит своим мясом никакую тварь. Маяк всё ещё виден, это значило, что между ним и волшебником не было больше преград астрального вакуума, голова и жезл полнились плетениями, он был готов пройти остаток пути боем!
— Сделаем это, — хрипло сказал северянин самому себе.
— Мряу! — донеслось из сумки.
— Ах, кажется, кто-то решил-таки поучаствовать в моей жизни. Ну вылезай, покатились!
Леса всё не спешили обряжаться в осеннее платье, пусть даже окетеб должен был наступить вот-вот. Воздух баловал теплом и сухостью, листва зеленела кругом. Только лишь березняки выделялись, следуя своему обыкновению, спешили первыми поприветствовать новую владычицу мира; немного отставали от них редкие в той части леса вязы и липы. Остальные же деревья сохраняли верность лету. Тобиус осторожно шёл по растительному царству, пробирался через приставучий подлесок, внимательно прислушивался, и проверял едва ли не каждое дерево сквозь Истинное Зрение. Лаухальганда катился рядом, с азартом выискивая бессчётные грибы, росшие тут и там, чтобы скусывать и глотать их. Для ушастого чёрного мячика это оказалась новая любимая игра.
Уже следующим утром, переночевав на высоте, маг понял, что безнадёжно отстал. Симианы двигались по лесам ровно лошади по степи — как существа, идеально приспособленные для жизни и передвижения в этом окружении. Человек представлял, как они скакали по веткам, перепрыгивали с дерева на дерево, обходили поляны, проплешины, скалы, либо, вероятно, перебегали их по земле. Тобиус не ощутил в симианах магической силы, ни в одном из одиннадцати, следовательно, нелюди полагались только на силу своих тел. А может…
Первый же прыжок чуть не окончился содранным о древесную кору лицом и, в перспективе, сломанной спиной. Если бы не мыслесила, удержавшая его от падения, всё обернулось бы очень круто. Чтобы прыгать также далеко как они, нужно было иметь такие же мышцы, как у них, такие же ляжки, такие же толстые жилы. Никаких прыжков. А что с карабканьем?
Человеческое тело было приспособлено для отталкивания, в этом люди преуспели, — в отталкивании от земли ногами, в отталкивании друг друга кулаками по лицу, они умели толкаться лучше всех в мире, пожалуй. У симианов, в другую очередь, тела были приспособлены для притягивания. Могучие плечевые пояса, спинные мышцы, даже ноги похожие на руки, всё это существовало чтобы хвататься за ветки и подтягивать себя к ним.
Подтягивался маг неплохо, цепкий, выносливый, он держался за изъяны коры, лез вверх по наростам на стволах, временами рисковал наступать на огромные чаги и трутовики величиной с приснопамятную лодку, легко держал баланс, шагая по веткам… пока сапог не соскользнул со мшистого участка. Не дав себе упасть, Тобиус стянул с ног старую, проверенную временем и дорогами обувку, спрятал в сумку. Дальше он помогал себе в длинных прыжках мыслесилой, осваивал уверенный шаг, на близкие ветки перепрыгивал сам, своими силами, хватался и подтягивался. Мышцы от непривычной работы гудели, волокна там, под кожей, рвались, чтобы вскоре срастись заново сильнее и прочнее прежнего. Порой он думал, что можно было бы сплести Паучий Шаг, но постоянно отказывался от этой идеи.
Симианы ушли уже очень далеко, о том, чтобы их догнать не могло быть и речи, а потому и думать об этом больше не стоило. Он мог рискнуть и телепортироваться, используя координаты статуэтки. Невзирая на все вероятные пространственные складки, на все аномалии, что могли отделять его от цели, Тобиус был на это способен. И что потом? Он появится среди нелюдей из ниоткуда, напугает их, и, если они воспримут неожиданность также как люди, будущее рива среди «древолазного народа» окажется заранее похороненным. Терпение.