ся, потому что европейские владыки были себе на уме, и только русские цари оказались честными простодырами, которые всегда исполняли подписанные соглашения буквально пункт к пункту…
Но эта работа, как я уже говорил, мне предстоит в будущем, а сейчас на той стороне, в 1812, году меня уже ожидает Михайло Илларионович Кутузов, желающий единственным своим глазом глянуть на тридесятое царство, где из-под земли бьет фонтан живой воды…
08 сентября (27 августа) 1812 год Р.Х., день второй, 9:05. Московская губерния, деревня Горки. Ставка главнокомандующего русской армией генерала от инфантерии Михайлы Илларионовича Голенищева-Кутузова
На этот раз вместо ночного Совета в Филях у русского генералитета был ночной совет в Горках, прямо на месте сражения, ведь русской армии уже не требовалось никуда отступать. И если в прошлый раз основными настроениями были досада на не совсем удавшееся сражение и боевой задор с желанием повторить (что Кутузову пришлось резко пресекать), то теперь генеральское сообщество находилось в состоянии тягостного недоумения, мысленно вопрошая: «а что это вообще было?». Нет, не то чтобы они были недовольны тем, что битва выиграна, а Бонапарт больше никогда не будет угрожать русским пределам, просто Великий Артанский князь вел себя на поле боя настолько дерзко и независимо, что у некоторых возникли сомнения, не будет ли русская армия следующей жертвой этого стремительного и свирепого полководца.
Кроме всего прочего, этот самовластный властитель оказался специалистом по отжиму самого ценного и вкусного из трофеев. В силу стремительного продвижения его частей Артанскому князю достались: Наполеон со своим штабом, обоз французской армии, Гвардия, а также несколько самых ценных французских маршалов: Ней, Даву, Мюрат и Евгений Богарне. В то же время в русском плену урожай французских генералов исчерпывался бригадными и дивизионными командирами – то есть такой мелочью, о которую Артанский князь просто побрезговал марать руки. Высказывающим такие мысли даже в голову не приходило, что, если бы не армия Артанца, речь на этом совещании шла бы не о добыче, а о том, как бы подобру-поздорову унести ноги с пути потрепанной, но все еще численно превосходящей французской армии.
Прикрикнув и на тех и на других, чтобы не мололи зря языками, будто бабы за чаями, Кутузов поставил вопрос ребром – в том смысле, что война практически выиграна, враг разгромлен и пленен, сам Бонапартий находится там, выбраться откуда без дозволения Артанского князя практически невозможно. Подходящие с запада жиденькой ниточкой французские пополнения и обозы без главных сил никакой особой угрозы из себя не представляют и идут фактически на смерть. Но дальше-то что, господа? Располагать армию на зимние квартиры или стремительными маршами продвигаться на запад навстречу этим самым французским резервам и обозам, бить их по частям, громить вражеские гарнизоны, все еще занимающие русские города, а там, глядишь, и вторгнуться в растерянную от неожиданного конфуза Европу. А там сейчас каждый король или владетельный герцог начнут бить себя пяткой в грудь, что они завсегда были против Бонапартия, да только он, подлый, силой вынудил их послать войсковые контингенты в великий поход на восток против России.
И кстати, что теперь делать со всем эти пленным сбродом, который сейчас разоружен и под охраной казаков согнан в свой бывший лагерь? С французами понятно – они честно шли за своим императором и вместе с ним пришли к своему концу. Какая судьба будет у Бонапартия, такая и у них. Но что делать с многочисленными немцами и итальянцами, которых в Великой армии было поболее половины? С извинениями вернуть их обратно на родину, потому что тамошние владетели сразу же начнут набиваться России в союзники или удумать чего похитрей? А то восемьдесят тысяч пленных сразу – это как-то многовато. Нельзя же обратить этих европейских пленных в крепость и посадить на землю, как каких-нибудь русских мужиков. Хотя во времена царей Иоанна Васильевича или Алексея Михайловича, наверное, так бы и поступили. Но сейчас не то время; девятнадцатый век – он просвещенный и гуманный. Да-да, заохали бояре (то есть, простите, генералы), какая жалость, что век просвещенный и гуманный, а то поделили бы полон и распихали по вотчинам – кого на землю посадить, а кого и к мастерству пристроить.
На этой оптимистической ноте ночной Совет в Горках и закончился, ибо, если смотреть по уму, то все дальнейшие действия это не генеральского ума дело. Решения должен принимать государь император, причем после переговоров с Артанским князем, у которого сейчас на руках не только особа Бонапартия, но и вообще все козыри. Сообщив об этом своим подчиненным, русский главнокомандующий отправил всех спать, ибо время позднее, а утро вечера мудренее.
А с утра Михайло Илларионович при очень небольшой свите засобирался в гости к Артанскому князю. Из старшего начальствующего состава русский главнокомандующий взял с собой только давешнего своего посланца генерал-майора Костенецкого, дежурного генерала Кайсарова, (уже немного знакомого с тамошними порядками), да командира легшей костьми под Багратионовыми флешами третьей пехотной дивизии генерал-лейтенанта Коновницына, который пробыл в самой гуще сражения почитай что весь вчерашний день, и при этом отделался лишь несколькими царапинами и изодранным мундиром. Большая часть его подчиненных в настоящий момент как раз кантовалась на излечении в тридевятом царстве тридесятом государстве, и проведать их генерал Коновницын считал своей первейшей обязанностью. Речь при этом, конечно же, не шла о всяких там нижних чинах, как бы героически они ни сражались в предшествующий день с французским супостатом, а только об офицерах (по большей части старших), командирах полков и бригад, лично знакомых генералу. Солдаты, конечно, тоже герои, но все же от сословного характера тогдашней русской армии и мнения, что нижние чины это ни на что не способная безликая масса, тоже было никуда не деться.
Кстати, к моменту встречи с Кутузовым Серегин несколько отошел от пиетета к великому полководцу, перед самой встречей мысленно посоветовался с постоянно находящимися на связи Велизарием и Михаилом Скопиным-Шуйским – и понял, что напрасно он так трепетал перед авторитетом великого полководца. Да, как стратег Кутузов велик и неподражаем, войну с Наполеоном по большому счету он выиграл блестяще, но вот тактик из него откровенно посредственный. Бородинское сражение не проиграл, и то ладно… Тот же Скопин-Шуйский своими ПТОПами* – ой, простите, деревоземляными острожками с артиллерией – в шахматном порядке расположенными на направлении вражеского главного удара, без всякой помощи со стороны разжевал бы всю наполеоновскую армию, и пришлось бы Бонапартию бежать из России с одной лишь Гвардией и висящей на плечах русской конницей. Но у Скопина-Шуйского свои недостатки: если в тактике он гений, то в стратегии, и тем более в политике, его по элементарным вопросам требуется тыкать носом как молочного теленка (и ради этого возле него обретаются митрополит Гермоген). В то время как генерал от инфантерии Кутузов за свою непревзойденную хитрость не зря носит прозвище Одноглазого Лиса. А стратегические козыри, как известно, старше тактических. Можно выиграть все битвы, и при этом проиграть войну, а также наоборот – почти проиграть якобы генеральное сражение, но выиграть войну, как это и сделал Кутузов.
Примечание авторов: * ПТОП – противотанковый опорный пункт, примененное на Курской дуге изобретение генерала армии Жукова, обеспечивающее круговую оборону деревоземляное укрепление, включающее в себя позиции артиллерии. Противник, в ходе наступления вынужденный обтекать расположенные в шахматном порядке ПТОПы, оказывался рассеченным на несколько изолированных частей и подвергался обстрелу не только с фронта, но и с флангов и с тыла.
Деревоземляные острожки с пушками, примененные Михаилом Скопиным-Шуйским против крылатых польских гусар, являются реализацией той же идеи, только на техническом уровне начала семнадцатого века. Ту же тактику применил Петр Великий под Полтавой, заставив шведскую армию последовательно проходить мимо ряда выдвинутых вперед укрепленных острожков, в то время как засевшие в них русские стрелки и пушкари фланговым огнем избивали доселе непобедимые шведские батальоны.
Ворота, ведущие на «ту сторону», располагались за бывшим Шевардинским редутом и ставкой Наполеона, на утоптанном тысячами ног поле, где три дня назад русский арьергард дал бой французскому авангарду. Там у портала Кутузова со свитой уже ждал сам Артанский князь. Сначала он хотел прислать вместо себя майора Красной гвардии Половцева, но потом лично решил встретить дорогого гостя, чтобы соблюсти этикет. Сидящий в седле массивного дестрие князь Великой Артании, как и давеча, был обряжен в свой невзрачный мундир. Вместо позументов, золотого шитья и прочих побрякушек этот мундир со всех сторон был облеплен накладными карманами и увешан орудиями ратного ремесла. Впрочем, у «ворот» Артанский князь был не один. Также имела место и свита из двух мужчин и трех женщин, одетых аналогичным образом, также восседающая на первоклассных скакунах; причем одна девушка, как влитая сидевшая в седле превосходно арабского жеребца белой масти, одной рукой придерживала вставленное в специальный держатель древко алого знамени Великого Артанского княжества.
Поприветствовав гостей и выслушав ответные слова Кутузова, Артанский князь представил свих спутников. Один из мужчин (тот, который постарше) оказался его начальником штаба, второй мужчина и еще две девушки – офицерами для особых поручений, а та, что держала знамя – варварской принцессой, титул которой звучал как «Перворожденная дочь Великой Матери». На этом церемония встречи была закончена; и гости через длинный, обшитый досками коридор, мимо двух самодвижущихся боевых повозок, торжественно въехали в тридевятое царство тридесятое государство.
Первое, что поразило Михайлу Илларионовича на той стороне, была нестерпимая жара. Солнечный свет обрушивался с небес с такой силой, будто желал сжечь и испепелить непривычных к нему людей. В свое время Кутузов немало повоевал с турком в местах значительно более жарких, чем средняя полоса России; но даже по сравнению с теми местами жар в тридесятом царстве был чрезмерным, и с Кутузова и его спутников потекли струи пота. Поэтому первым делом Артанский князь сопроводил своих гостей к так называемому Источнику Прохлады, где они, спешившись, смогли хлебнуть по несколько глотков вкуснейшей ледяной воды, после чего на них сразу повеяло прохладой. Великий Артанский князь пояснил, что каждый из тех, кто отопьет из Источника Прохлады, обзаводится собственным заклинанием кондиционирования, которое будет работать ровно до тех пор, не покинет тридесятое царство. Но стоит быть осторожным и не пить из всех фонтанчиков подряд, потому что можно нечаянно нарваться на Источник Страсти, предназначенный для тех пар, которые желают изнасиловать друг друга по взаимному согласию со всеми вытекающими из этого последствиями. Горе тому, кто изопьет из Источника Страсти, не имея влюбленного в себя пар