тнера противоположного пола. Ему потом небо с овчинку покажется. Как говорится, будьте внимательны и осторожны и во всем слушайтесь своего экскурсовода…
После Источника Прохлады компания разделилась. Офицер по особым поручения Гретхен де Мезьер взялась сопроводить генералов Коновницина и Костенецкого туда, где в ваннах с волшебной водой отходили от вчерашних ран их боевые товарищи, а сам Серегин вместе с Кутузовым и Кайсаровым решили проехать по всему заколдованному городу, чтобы русский главнокомандующий смог составить обо всем свое собственное впечатление. Встретиться они договорились через пару часов в штабе у Серегина, расположенном в башне Силы.
Четыреста шестьдесят четвертый день в мире Содома. Заброшенный город в Высоком Лесу.
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.
По нашему Заброшенному* городу в тридевятом царстве мы обычно ходим пешком, но ради уважения к русскому главнокомандующему, еще не прошедшему курс реабилитации, я сделал исключение, и первая ознакомительная прогулка совершалась верхами. Кони шли шагом, цокая копытами по мостовой, в то время как Михайло Илларионович с высоты седла обозревал окружающую реальность. Так мы имели возможность пообщаться один на один без помех и посторонних ушей, ибо у Кутузова накопилось ко мне много вопросов. И первое, что он у меня спросил – зачем мы вообще вмешались в эту историю с Наполеоном? Ведь, как ему уже успели рассказать, русская армия все равно побеждала – не сейчас, так несколькими месяцами позже. А то там, в 1812 году, сейчас все, в том числе и сам Кутузов, сбиты с толку и не понимают, что им делать после того, как Наполеон потерпел поражение, а они оказались ни при чем…
Примечание авторов: * заброшенным этот город называется по привычке. Разумеется, после того как в нем больше года базируется войско Серегина, ни о какой заброшенности не может быть и речи.
– Сказать честно, – ответил я, пожимая плечами, – Небесный Отец не посвящает меня в тонкости своего целеполагания.
– Небесный Отец? – переспросил Кутузов.
– Да, – ответил я, – хотя чаще его зовут Создателем, Творцом, Всевышним, первым лицом Троицы и так далее, сам он предпочитает, чтобы мы называли его Отцом. Впрочем, это длинная история…
В ответ Кутузов внимательно глянул на меня своим единственным глазом и хмыкнул.
– И все же, Сергей Сергеевич, – с нажимом произнес он, – я бы хотел услышать ее хотя бы вкратце. А то как-то становится не по себе, когда прямо тебе на голову падает Некто с вооруженным до зубов войском и в мелкие щепки ломает все планы.
– Скажу вам честно, Михайло Илларионович, – признался я, – что я и мои товарищи родом из будущего, двести лет тому вперед по отношению к вашему времени. Однажды, по ходу выполнения одного особого задания, моя команда провалилась в другой мир, расположенный так глубоко под слоями бытия, что теперь даже и не верится. В свое время именно туда эмигрировали эллинские боги. Насколько я понимаю, в том мир вообще падает все, что сорвалось с верхних этажей Мироздания… Тогда нас всего было шестнадцать человек, и из них шестеро штатских, включая четверых детей; и один священник, главным оружием которого было Божье Слово… С тех пор минуло полтора года. Теперь у нас двенадцать тысяч конных, тридцать тысяч пеших, все прекрасно вооружены и обучены, и мы шаг за шагом, мир за миром, поднимаемся обратно в свой мир… Попутно мы выполняем задания Небесного Отца, устраняя разные исторические перекосы. Мне просто указывают очередной мир и говорят, что он нуждается в исправлении. Об остальном я должен догадаться сам – ведь именно для этого мне даны свобода воли и человеческий Разум, а также способность отличать добро от зла. И имейте в виду, что пока не выполнена задача в предыдущем мире, дверь в следующий просто не открывается, так что я буду с вами до победного конца, каким бы он ни был.
– Да уж, – вздохнул Кутузов, глядя на марширующий с занятий батальон пеших лилиток из резерва, – бедняга Бонапартий, небось, до сил пор опомниться не может…
– Да, не может, – согласился я, – хотя все для него могло обернуться гораздо хуже. Первым моим побуждением было прихлопнуть его как муху. Очередь шрапнелей по Шевардинскому кургану – и господин Бонапарт, торчащий там как бельмо на глазу, был бы тяжело ранен или убит наповал. Еле, знаете ли, сдержался…
– А почему, позвольте узнать? – спросил Кутузов.
– А потому, – ответил я, – что Бонапарт – он тут тоже не просто так… Стоит ли убивать льва только для того, чтобы на его месте начала бы резвиться стая шакалов? Это я, если что, о Британии, Австрии, Пруссии и прочих германских княжествах, которые только и мечтают о том, чтобы ограничить могущество России. Ведь если посмотреть на карту мира в нормальном масштабе, становится видно, что Европа – это только маленький флигелек, пристроенный к огромному русскому дворцу, а германские княжества и вовсе похожи на чуланы для прислуги… Эта наша громадность до одури пугает европейских обитателей, которым кажется, что тень России буквально нависает над их головами. Эти настроения континентальных европейцев ловко подогреваются обитателями Туманного Альбиона, которые считают Россию своим естественным конкурентом-антагонистом в схватке за мировое господство. А некоторые джентльмены к тому же находятся под влиянием иррационального страха, что однажды русские казаки, перевалив через хребты Гиндукуша, выдернут из британской короны ее самую ценную жемчужину, то есть Индию. Их бы в Бедлам, вместе с их страхами, а они в Парламенте заседают… Правда, сейчас весь свет перед британскими очами затмевает фигура великого и ужасного Бонапартия, ради победы над которым британцы согласны дружить хоть с самим дьяволом. Ну а потом, сами понимаете, у Британии нет постоянных друзей и врагов, у Британии есть только постоянные интересы. Соответственно, и перед нами, как людьми, защищающими интересы России, стоит простая задача, чтобы джентльмены молча сидели на своих островах, поджав хвост.
– Да уж, – сказал Кутузов, выслушав мою речь, – не любите вы британцев, Сергей Сергеевич, не любите…
– А за что мне их любить? – хмыкнул в ответ я, – они мне кто – сватья, братья, папа с мамой? Пусть их любит кто-нибудь, кому они сделали хоть что-то хорошее, а я, знаете ли, пас.
– Тогда понятно, – кивнул Кутузов, – и Бонапартия вы приберегли как противовес островитянам. Ну что же, умно, Сергей Сергеевич, умно…
– Да я пока и не знаю, – пожав плечами, ответил я, – выгорит из этого хоть что-нибудь или нет. Только вот прибить живого Бонапарта или засунуть его в какую-нибудь дыру, из которой нет выхода, я всегда успею, а вот оживить мертвого, если он понадобится живым, мне уже не по силам.
– Я вас понимаю, – согласился со мной Кутузов, но тут же с сомнением произнес, – да только вот не знаю, как к этой вашей затее с Бонапартием отнесется государь-император Александр Павлович…
– А почему это должно меня волновать? – удивился я. – Неудовольствие государя-императора – это только его проблема. Мой патрон стоит над всеми земными государями и иными правителями, кто бы они ни были, и у меня есть его мандат на то, чтобы изменить неудачную судьбу этого мира. Поэтому любой, кто решится мне мешать, должен трижды подумать, против кого он выступает. Впрочем, я вполне уверен в благоразумии Александра Павловича, ибо этот монарх как никто другой, знает, что плетью обуха не перешибешь. Хотя сдается мне, он тоже часть проблемы, которую мне в ближайшее время предстоит решить. Впрочем, говорить об этом пока рано, я ведь действительно надеюсь, что Александр Павлович проявит свойственное ему благоразумие. Меня вполне бы устроила ситуация длительного и крепкого мира между Россией и Францией – а он необходим, пока окончательно не сокрушена Турция, под пятой которой стонут христианские и славянские народы, пока не отвоеван Царьград. Поймите же, Михайло Илларионович, войны в Европе только отвлекают Россию от ее главной задачи – принести свободу угнетенным христианам и поставить крест на существовании разбойничьей империи на Босфоре. И в то же время нет ничего более глупого, чем пытаться искать себе в Европе хоть удела, хоть друзей. Дурацкое это занятие…
– Так значит, Сергей Сергеевич, вы все-таки против, чтобы мы сейчас двигали свою армию в Европу… – полувопросительно-полуутвердительно произнес Кутузов.
– Да ни в коем случае, – ответил я, – от места вчерашнего сражения до границ России – никак не менее тысячи верст, и все это пространство занято вражескими гарнизонами. Продвигайтесь на запад, освобождайте родную землю, пленяйте тех, у кого хватило ума сдаться, и беспощадно уничтожайте остальных. А там посмотрим на поведение господина Бонапарта, а также на то, о чем нам с ним удастся договориться с государем императором Александром Павловичем. И, кстати, Михайло Илларионович, настоятельно рекомендую пробыть у нас хотя бы месяц и немного подлечиться. А то Отец Небесный будет крайне недоволен, если вы предстанете перед ним, не завершив всех своих земных дел. А чтобы у вас не было сомнений, я устрою вам встречу с нашим священником, отцом Александром, голосом которого говорит Творец всего Сущего (когда ему надо), и он сам скажет вам об этом во вполне определенных выражениях. Как услышите в его словах грозовое громыхание, так знайте, что вы привлекли внимание Самого, и к вам обращаются прямо с горних высей… Впрочем, Михайло Илларионович, мы приехали. Эта площадь с Фонтаном центральная в нашем городе. Вон там башня Силы – именно в ней и располагается наш штаб; вон там башни Мудрости, Власти и Терпения. Нам надо в башню Терпения, верхние этажи которой облюбовали бывающие в нашем городе монашествующие, а в подвалах расположены лечебные купальни, в которых сейчас находятся на излечении получившие ранения русские воины…
– Спасибо вам за содержательную беседу, – сказал Кутузов, слезая с коня; возникшая будто из под земли лилитка тут же приняла у него поводья, – и, кстати, нам навстречу спешит то славное дитя, которое зовет себя вашей дочерью?