е ему не в радость. Все отравлено непреодолимым желанием оживить кажущиеся серыми краски мира затяжкой, глотком вина либо… либо еще чем-то – их много, этих зависимостей. И человек не задумывается о том, что его привычка не просто ведет к болезни и смерти – нет, она делает его настоящим рабом.
Надежда смотрела на меня так, словно я изрекала божественное откровение. Готова поспорить, ей никто не говорил ничего подобного, а сама она об этом никогда не задумывалась! Что ж, очень хорошо. Теперь нужно закрепить эффект…
– Дорогая Надежда Андреевна… – проникновенно сказала я, – конечно, я могу попросить слуг, чтобы прямо сейчас доставили сюда лучшие папиросы и самый ароматный табак. Мне это ничего не стоит. Но я хочу помочь вам… Может быть, вы пока и не осознаете, что нуждаетесь в помощи, но тем не менее это так. Предлагаю вам не спешить затянуться и хотя бы попробовать по моим руководством избавиться от этой пагубной привычки, а также от многого другого, что мешает вам наслаждаться жизнью в согласии со своим естеством. Ведь вам выбирать – оставаться в плену или же жить свободно. Чтобы вы лучше понимали ваш нынешний статус, поясню – отныне вам придется обращаться в кругу людей, для которых совершенно неважно, какому полу вы принадлежите. Понимаете? Если курение делает вас, как вы считаете, похожей на мужчину, то теперь нет больше необходимости скрывать, что вы женщина. Это – данность, факт, с которым ничего не поделаешь…
Тут она позволила себе перебить меня:
– Не поделаешь? – произнесла она полным отчаяния голосом, потянувшись ко мне всем корпусом, словно не желая лишаться последней надежды. – О, а я так надеялась… Я хотела просить вас о том, чтобы вы превратили меня в мужчину, ведь, как я наслышана, вы… ээ… вроде чародейки, да; и даже та девочка назвала вас богиней…
Я улыбнулась.
– Дорогая Надежда Андреевна… Давайте вы не будете торопиться становиться мужчиной. Вы не задумывались о том, почему Господь создал вас именно женщиной? Господь никогда не ошибается. В каждого человека он вкладывает некое предназначение, которое необходимо реализовать – причем используя все то, чем Он наделил…Давайте так. Мы с вами для начала просто поговорим. А потом будет видно, что с вами делать – превращать в мужчину или нет.
Она энергично закивала – похоже, к ней вернулась ее надежда.
– Ну как, вы готовы? – спросила я. – Но только я буду действовать своими методами, и при этом вам следует быть предельно откровенной. Вы должны прислушаться к себе и поведать мне все так, как и лежит у вас на душе.
Она с минуту сидела, прикрыв глаза; при этом ее губы чуть шевелились. Тонкие нервные пальцы сжимал чашку, из которой уже был выпит весь чай.
Наконец она прямо взглянула на меня и, улыбнувшись какой-то новой улыбкой, решительно произнесла:
– Да, я готова.
– Вы мне доверяете? – Я должна была это спросить, так как доверие именно этой пациентки было важно для меня.
– Я вам доверяю… – Она подкрепила свои слова энергичным кивком.
– Ну что ж… – Я вздохнула, ощущая легкое возбуждение перед предстоящим сеансом, – тогда начнем с того, что вы мне расскажете про вашу жизнь. Даю вам слово, что все рассказанное вами навсегда останется между нами…
Я проследила за взглядом Надежды, и поняла, что ее смущает кукла. Однако объяснять, что Белочка – это частичка моей личности, пришлось бы слишком долго, поэтому я молча указала куколке на дверь, и та тут же исчезла, выскользнув в коридор, после чего дверь, издав мелодичный лязг, сама заперлась на засов.
Я вновь обратилась к Надежде.
– Надеюсь, теперь вас больше ничего не смущает? Тогда давайте приступим. Устраивайтесь поудобней… Не стесняйтесь… И рассказывайте все, что в голову придет, не задумывайтесь. Начните с самого детства… У вас наверняка сохранилось много воспоминаний.
– Хорошо… – Надежда кивнула и откинула голову. Я незаметно махнула ладонью от себя – и спинка ее стула чуть откинулась, позволяя ей занять положение полулежа.
Да, это был истинный, классический сеанс психотерапии… То, о чем она мне поведала, не было описано в ее книге. Я узнала удивительные вещи. Я услышала и пропустила через себя всю боль этой одинокой души, сознание которой было изломано ее матерью, не давшей Надежде главного – любви и поддержки. Отношение матери взрастило в ней лишь ужасный комплекс неполноценности и неприятие своего пола. Мать изуродовала ее. Слушая пациентку, я приходила к выводу, что нам понадобится еще не один такой сеанс. Но в этот раз от меня требовалось сделать главное – направить ее восприятие себя на правильный путь. Во время сеанса во мне уже зрела стратегия… после того как она выговорится, я произведу вмешательство в ее разум и постараюсь избавить ее от основного, что ей мешает.
Речь Надежды звучала порой эмоционально, порой спокойно, часто в ней слышались горькие нотки. Она говорила и говорила – так, как обычно и говорят пациенты на подобном сеансе. Ведь это она делала впервые – изливала свои сокровенные тайны и порывы перед другим человеком – перед тем, кому она доверяет. Не припоминаю, чтобы у нее в жизни – в ТОЙ жизни – был подобный человек…
Я слушала Надежду и видела, как ей становится легче – словно падает с души тяжелый груз.
– Больше всего на свете я хотела бы стать мужчиной… Стать мужчиной по-настоящему – ну, то есть, не только иметь тело мужчины, но и обладать всеми качествами души и характера, что свойственны сильному полу. Мои родители желали иметь сына, и если бы я родилась мальчиком, все было бы по-другому… О, наверное, я бы многое отдала за то, чтобы все же исполнить эту мечту…
– И давно у вас такое желание? – тихо спросила я.
– С детства. Правда, в период отрочества оно как-то затерлось и даже казалось мне смешным. В какой-то момент мне понравилось быть женщиной… Я с радостным удивлением прислушивалась к себе, к порывам моего тела – и с замиранием сердца улавливала ту гармонию, которая звучала в нем. – Теплая улыбка озарила ее лицо.
– И что же потом? – осторожно направила я нашу беседу.
– Потом… – Она горестно вздохнула и лицо ее сделалось печальным, – потом меня постиг жестокий удар, когда я в полной мере осознала всю несправедливость этого мира. И тогда я и решила, что не буду жить как все… Правда, попытки, в основном с подачи моих родных, еще были, но в конечном итоге я реализовала свое давнее желание… Я стала мужчиной… То есть освободилась от этой ненавистной мне «женской доли»…
Она помолчала. Потом стала рассказывать дальше. О том, каких трудов ей стоило скрывать свой пол. Разоблачение было для нее самым страшным сном. Она считала, что это вызовет насмешки и глумление, и, сааме главное, невозможность служить дальше, что являлось в ее глазах хуже смерти, так как означало конец вольной жизни. Очевидно, тогда она и начала травить себя крепким табаком…
Пролетел час. Время от времени Дурова открывала глаза и виновато вопрошала:
– Я вас не утомила, любезная Анна Сергеевна?
Естественно, я говорила, что мне интересно слушать ее – то есть чистую правду.
И наконец она выговорилась – по крайней мере, на этот раз. Закончила она следующими словами:
– Анна Сергеевна… – тихо произнесла она, и в глазах ее зажегся какой-то особенный, вдохновенный свет. – Если описывать мои чувства в общих чертах, то я испытываю растерянность, будто у меня почва ушла из-под ног. Но и одновременно мне кажется, словно у меня вот-вот вырастут крылья… Или они уже есть, но вроде как связаны… Удивительно… – Она развела руками и огляделась, после чего теплая улыбка озарила ее бледное лицо, – мне и вправду полегчало. Все кажется мне теперь не таким мрачным и безнадежным, и себе самой я тоже кажусь сильной и способной на многое… И люди кажутся другими… И сам этот мир… Такое непривычное ощущение…
Она подняла глаза вверх и потом взглянула на меня. Благодарность сквозила в ее взгляде и радостное удивление. Я только хотела пояснить, что в общем-то я тут и ни при чем, просто, высказав свои беспокойства, она смогла их отчасти преодолеть; но она заговорила вновь:
– Спасибо вам. Вы побудили меня высказаться. И если я пока не могу утверждать, что груз упал с моей души, то смею вас заверить, что он стал не в пример легче, чем прежде.
– Знаете что, Надежда, – сказала я, – теперь, когда вы могли убедиться, что наше с вами общение идет вам на пользу, позвольте мне провести с вами одну процедуру… Собственно, она в вашем случае не так уж и обязательна, просто она поможет ускорить процесс вашего, так сказать, выздоровления… При этом главная цель для меня – научить вас воспринимать себя и свое тело с любовью. – Говоря это, я внимательно наблюдала за Надеждой, по лицу которой становилось ясно, что она готова одобрить любую мою инициативу. – Вы – первая, кому я заранее объясню принцип предстоящего сеанса. Он основан на прямом вмешательстве в ваше подсознание, где как раз и живут все ваши страхи, обиды и затаенные желания. Там я встречусь с вашим Вторым Я – то есть внутренним, настоящим Я, которого никто не может увидеть при обычных обстоятельствах. Видите ли, человеческое сознание всегда создает некоторый барьер, пробиться через который достаточно трудно, а в некоторых случаях и невозможно. И чаще всего я вмешиваюсь в подсознание, не ставя об этом пациента в известность заранее, так как в большинстве случаев вмешательство требуется экстренное. Но с вами – другой случай. У нас с вами сложились доверительные отношения, и потому я считаю своим долгом просить у вас позволения скорректировать вашу психоэмоциональную программу напрямую… Уверяю вас, никаких неприятных ощущений у вас после этой процедуры не останется.
Она некоторое время думала, свесив голову набок и потирая подбородок. Я заметила, что она уже и не вспоминает о куреве… Наконец она осведомилась:
– Скажите, а что я буду чувствовать при этой… ээ… как вы сказали, процедуре?
– Все будет происходить с вами как будто во сне, – объяснила я. – Однако, «проснувшись», вы не будете помнить того, что было с вами. Уж так устроено подсознание… Но при этом вы сразу почувствуете, как изменился ваш эмоциональный фон и как много ненужного груза сбросила с себя ваша личность. Не бойтесь, Надежда. – Я ободряюще улыбнулась. – Я – ваш друг, и мне вы можете полностью доверять. Кроме того, я вас очень уважаю, и постараюсь приложить все усилия к тому, чтобы вы стали как раз таким человеком. Каким задумал вас Бог…