Часть 36
22 (10) сентября 1812 год Р.Х., день пятнадцатый, 10:05. Московская губерния, деревня Горки. Ставка главнокомандующего русской армией генерала от инфантерии Михайлы Илларионовича Голенищева-Кутузова
Минуло две недели с того дня, когда на бородинском поле отгремело самое ожесточенное сражение в истории – из числа тех, что начались и закончились в один день. Погибшие к этому моменту уже нашли свое последнее пристанище на общем кладбище, имеющем русскую и французскую части. Солдаты отдельно, в братских могилах; офицеры и генералы – отдельно, под именными табличками. Это кладбище, со свежими, еще не успевшими осесть могилами, является памятником человеческой глупости и тщеславию правителей, сгубивших жизни десятков тысяч русских и французских солдат. Когда не срабатывает дипломатия, начинают грохотать пушки, льется кровь, а в выигрыше неизменно оказываются только банкиры лондонского Сити.
Поход Наполеона в Россию на самом деле был войной за британские интересы. Британские правящие круги отчетливо понимали, что флотом из сильнейших в мире парусных линкоров не завоевать не только Каракумов, но и Парижа с Петербургом. Поэтому для соблюдения извечных британских интересов следовало стравить и обескровить двух сильнейших противников на континенте. Пусть русские убивают французов, а французы русских. В любом случае победитель выйдет из этой войны ослабленным, с расстроенными финансами и поредевшей армией, – и вот тогда на него можно будет натравить следующего оппонента или поставить в невыгодные условия кабальным союзным договором*.
Примечание авторов: * Британия – единственная из стран-противниц Наполеона, не подписавшая документов Венского конгресса и тем самым оставившая свои руки развязанными в отношении того, кому и против кого она будет оказывать помощь в случае вооруженных конфликтов и внутренних неурядиц в Европе.
Виновниками того, что Россия, впервые со времен убогого умом императора Петра Третьего, оказалась вынуждена воевать за чужие интересы, были сам Наполеон с его дурацкой идеей континентальной блокады, и пробританская придворная камарилья, окружавшая императора Александра Первого. Первого виновника никому не нужной войны Артанский князь Серегин нейтрализовал во время Бородинской битвы, а пышный императорский кортеж второго как раз сейчас подъезжает к ставке Кутузова. Сейчас, в конце сентября (по новому стилю) в окрестностях Москвы еще стоит пусть и прохладная, но сухая погода, а окрасившиеся золотом и багрянцем леса навевают мысли о знаменитой русской золотой осени. Но пройдет еще совсем немного времени – и небосклон над среднерусской возвышенностью затянут непроглядные серые тучи, после чего из них пойдет дождь, варьирующийся от мелкой мороси, до состояния «разверзлись хляби небесные».
Это унылое и мокрое осеннее время Александр Павлович планировал провести в хлебосольной купеческо-аристократической Москве, чтобы потом, по первому морозу со снежком, на санях вернуться в Санкт-Петербург… Впрочем, дальнейшие планы русского императора к описываемым событиям отношения почти не имеют, ибо человек только предполагает, а Господь располагает. Ведь никому не ведомо, как сложится судьба этого человека в дальнейшем. Да он и сам не знает, чем закончится его поездка, и по этой причине непрерывно находится в состоянии душевного мандража. Пока император ехал в карете от Петербурга к Бородину, навстречу ему летели слухи об Артанском князе, один другого чудесатее. Народная молва наделяла Артанского князя тем набором признаков, которыми обладали герои народных русских сказок и былин: Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алеша Попович, Иван Царевич и прочие персонажи, выступавшие в бой за землю русскую против иноземного супостата.
Несомненно, русский по крови, но в тоже время удачливый кондотьер, обладатель мощнейшей частной армии, Артанский князь в этих слухах выглядел человеком взвешенным, трезвым и разумным, не принимающим решений с кондачка. И в то же время народ подметил, что, обычно уступчивый и милосердный, он в своих самых важных решениях чаще всего бывает неумолим. Император Александр в глубине души понимал, что виноват в войне именно он сам и больше никто, и поэтому страшился неизбежной встречи с Божьим Посланцем, принесшим в мир огненный меч архистратига Михаила. Кто знает, как может обернуться встреча сурового воителя, облеченного полномочиями самим Всевышним, и грешного человека, по странному недоразумению называющимся Помазанником Божьим.
Но, к величайшему облегчению Александра Павловича, Кутузов встречал его совершенно один. В первую минуту император даже не узнал своего главнокомандующего, который, казалось, сбросил с плеч лет двадцать и избавился от половины своих болячек. Потом, присмотревшись, император понял, что Кутузов все тот же, да только в качестве высшей инстанции он признает теперь исключительно Божью волю в пересказе Артанского князя, и больше ничего. О том, как над полем битвы был обнажен огненный меч архангела Михаила, и о том, как трепетало во время атаки на ветру священное алое знамя, распространяющее вокруг себя волны багрового сияния, полного священной ярости, император был уже наслышан предостаточно. На этом фоне совершенно обыденными выглядели и суперснаряды к суперпушкам, и необычно часто стреляющие ружья, нанесшие французам такой уничтожающий урон. При этом одно было ясно – новой пугачевщины из-за появления Артанского князя не будет. Не того типа оказался этот народный герой, чтобы звать Русь к топору.
Но как ни оглядывался вышедший из кареты император, вокруг не было ничего необычного, только рядом с Кутузовым стоял не его обычный адъютант, а молодой генерал-артиллерист, известный своей отчаянной храбростью и невероятной силой. Александр Павлович напряг память и вспомнил имя храбреца и рубаки – Василий Костенецкий. Именно о нем главнокомандующий русской армией писал как о первом русском офицере, лицом к лицу встретившемся с войсками Артанского князя.
– Здравия желаю, ваше императорское величество! – с непроницаемым видом произнес Кутузов.
– И вам тоже здравствовать, Михайло Илларионович, – ответил Император Всероссийский. – Поскольку ваши письменные рапорта, посланные на мой адрес, оказались верхом недоговоренностей, вызывающих у меня жгучее любопытство, жду от вас максимально подробного и точного личного доклада о том, что случилось на этом поле в день сражения с войсками Наполеона Бонапарта, а также о том, кто таков есть Артанский князь Серегин и чего он от нас хочет…
– Прошу вас, ваше величество, пройдемте, – вместо ответа произнес Кутузов и указал на дверь дома, в котором помещался его штаб.
Император хотел было возразить, что у него нет секретов от подчиненных, но почувствовал в словах Кутузова толику угрозы и откровенно струсил. И было от чего. Его отец умер от «апоплексического удара табакеркой», его дед был задушен (проткнут вилкой) по приказу любовника его бабки, его прапрадед спасался от убийц в одном исподнем. В том случае если этот старый хитрый лис Севера уже ему неверен, то и сейчас тоже может произойти что-то подобное. Много ли императору надо. Тюкнут по голове чем-нибудь тяжелым, а потом скажут, будто сам оступился, входя в дом, после чего треснулся затылком об порог и отдал Богу душу…
Но тюкать по голове Александра Павловича, когда тот на ватных подгибающихся ногах входил в дом, никто не собирался, и порог император перешагнул вполне благополучно, правда, тут же застыл в проеме соляным истуканом. А все потому, что там, внутри его ждали двое. Уже знакомый ему Наполеон Бонапарт – сильно осунувшийся, похудевший, но по-прежнему узнаваемый, – а также еще один мужчина, среднего роста и средних лет, с необычайно развитой атлетической фигурой, которую ладно облегал иностранный военный мундир. Несомненно, это и был Артанский князь Серегин, ибо именно так его и описывали все свидетели и очевидцы…
– Ваше Величество, – назидательно произнес Артанец, – не стоит разговаривать о серьезных вещах там, где ваши слова могут быть услышаны посторонними. Греха потом не оберешься подчищать хвосты, убирая ненужных свидетелей…
– Свидетелей чего? – испуганно произнес Александр Первый, который отнюдь не был носителем великой храбрости или великого ума.
– Разумеется, – сказал Серегин, – свидетелей нашего с вами разговора. Ведь беседовать мы будем отнюдь не о достоинствах столичных дам, и не о погоде, а вещах, касающихся судеб этого мира, Российской Империи и Европы. Не дай Бог о том, что здесь будет говориться, узнают в Лондоне или Вене. А у вас в свите шпион на шпионе сидит и шпионом погоняет. И это если не считать тех, кто выбалтывает государственные тайны просто по доброте душевной.
– Да, это действительно так, – подтвердил Наполеон, – мы всего лишь хотели с вами поговорить. А вы что подумали, месье Александер?
Император Всероссийский смутился. Он-то не подумал ничего хорошего, почувствовав только острое сожаление от того, что все-таки решился приехать к армии. Впрочем, того что сделано, теперь было уже не изменить. Поэтому Александр Павлович постарался сделать максимально хорошую мину при плохой игре. Одно дело то, что он сейчас умирает от ужаса и совсем другое, что об этом узнают Наполеон Бонапарт и Артанский князь. Стыда ж не оберешься…
– Хорошо, господа, – вскинул голову император, – говорите, я вас слушаю.
– Михайло Илларионович, – сказал Артанский князь, – изложите его Императорскому Величеству текущую диспозицию, а мы с Наполеоном, если что, вас поддержим.
Кутузов негромко заговорил, и по мере того как он «излагал диспозицию», императору Александру становилось все дурнее и дурнее… А то как же. Сам Всевышний требует, чтобы он отстранился от власти, передал престол своему младшему брату Николаю, воспитателем которого должен стать Кутузов, и навсегда покинул Россию, став при этом вечным изгнанником. И это только по Его доброте и благости, потому что иначе решением вопроса может быть только смерть.
– Да как же такое может быть, господа?! – вскричал расстроенный император, – разве ж я ежеденно