В конце концов, не боги горшки обжигают; да его никогда не готовили к трону, но Николай Павлович своими ушами слышал, как тот же Артанский князь говорил брату Александру о том, что в России заранее подготовленные государи, являвшиеся наследниками с первого момента своей жизни, показывали не очень хорошие результаты. И, наоборот, прославляли и укрепляли государство те монархи, которые, подобно ему, садились на трон без всякой предварительной подготовки. Мол, такой парадокс указывает на глубокий дефект в деле воспитания российских монархов, который следует немедленно выявить и исправить. Ибо плохо, когда на престол садятся неподготовленные люди, вынужденные на ходу разбираться в тонкостях государственного управления, но еще хуже, если будущий государь будет подготовлен неправильно.
Россия не Европа, и напрямую пересаживать политические рецепты с европейских грядок на русские было бы в корне неверно. Тут нужен большой политический ум и известная гибкость в позвоночнике, ибо многие решения, по факту оказавшиеся неверными, необходимо переделывать сразу, как только становится понятно, что все идет не так, как задумывалось. Это называется «оперативное ручное управление», и оно очень важно в связи с огромностью российских просторов, разнообразием бытующих на территории Империи обычаев, а также непредсказуемости русского национального характера. В большей или меньшей степени этот фактор ручного управления будет присутствовать в России всегда, а если отпустить вожжи, положившись на скопированную с европейских лекал конституцию, парламент и прочие благоглупости, то можно заехать на государственной машине в такие дебри, из которых уже не будет выхода.
Тем временем пауза, которую император Александр Павлович тянул перед тем, как сказать армии самое главное, наконец, истекла. Остановившись в центре построения, перед батальонными коробками гвардейских полков, император заговорил о том, ради чего он, собственно, и собрал участвовавшие в Бородинской битве войска на этот смотр:
– Господа генералы и офицеры, а также бравые русские солдаты, героически сражавшиеся с неисчислимой ордой иноземных завоевателей! К вам, спасшим Россию на полях сражений от порабощения и гибели, обращаемся Мы со своей великой просьбой. Не чувствуя в себе сил и способностей для дальнейшего руководства государством в эти решительные дни в жизни России, почли Мы долгом совести отречься от престола государства Российского, сложить с себя верховную власть и удалиться в вечные странствия. Учитывая стойкое нежелание брата нашего великого князя Константина Павловича принимать престол наших предков и слезную просьбу избавить его от этой участи, Мы передаем наследие наше брату нашему младшему, великому князю Николаю Павловичу и благословляем его на вступление на престол государства Российского. Заповедуем брату нашему править делами государственными в полном и ненарушимом единении с народными чаяниями на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том ненарушимую присягу. Во имя горячо любимой Родины призываем всех верных сынов Отечества сплотиться вокруг священной фигуры государя-императора и к исполнению своего святого долга перед ним повиновением царю в тяжелую минуту всенародных испытаний и помочь ему вместе с представителями народа вывести государство Российское на путь благоденствия и славы. Да поможет Господь Бог России! Аминь.
Выдержав несколько драматическую паузу, Александр Павлович, теперь уже и не император, повернулся к генерал-фельдмаршалу Кутузову и сказал:
– Михайло Илларионович, приводите полки к присяге новому государю, а я, пожалуй, уже пойду…
И с этими словами бывший император всероссийский Александр Павлович круто развернулся на месте, и, не оглядываясь, отправился через межмировой портал в Тридесятое царство тридевятое государство, где его супруга Елизавета Алексеевна проходил курс лечения на водах. Только его и видели… Вот и все об этом человеке, так сказать, до особого распоряжения. Но солдатам и офицерам о том некогда задумываться, ибо священники уже тут как тут, готовятся принимать присягу русского воинства шестнадцатилетнему юнцу, на которого только что свалилась огромная ответственность за Державу, простирающуюся от Балтики до Тихого океана и от полярных льдов до знойных пустынь Туркестана.
– Ну вот и все, Ваше Величество, – без всякой иронии шепнул Серегин на ухо Николаю Павлович, – поздравляю – теперь вы Император.
– Что, уже? – так же тихо ответил Николай. – А я-то думал…
– Да, уже, – сказал Артанский князь, – потому что так и было задумано. И запомните, что если вы захотели отрезать кошке хвост, то лучше всего делать это сразу, а не растягивать животному муки, оттяпывая его маленькими кусочками. И еще. Будучи в России первым после Бога, вы всегда должны помнить, что подданные, которыми вы управляете, это не оловянные солдатики и не цифры в губернских отчетах. Это живые люди, солдаты, мужики, мещане и дворяне, жизнь которых всецело зависит от вашей воли. Без них все прочее просто не имеет смысла. Поле без мужика превращается в пустошь, город без мещанина становится руинами, а армия без солдат исчезает вовсе. Принимая государственные решения, вы должны тщательно соразмерять интересы государства с интересами простонародья, учитывая, что оно, это простонародье, является тем фундаментом, на котором стоит государственное здание. Интересы господствующих классов, высшей аристократии, помещиков и буржуа могут противоречить интересам государства, а вот интересы простонародья – никогда…
– Но Матвей Иванович* говорил, что дворянство и аристократия – это две первейшие опоры трона… – возразил Николай.
Примечание авторов: * генерал-лейтенант Матвей Иванович Ламздорф – один из учителей-воспитателей юных великих князей Николая и Михаила Павловичей, пребывавший в этой должности более семнадцати лет. От этой деятельности, по словам графа М. А. Корфа, не выиграли ни Россия, ни великие князья, ни великий князь Николай Павлович в особенности.
Ламздорф не обладал ни одной из способностей, необходимых для воспитания особ царственного дома, призванных иметь влияние на судьбы своих соотечественников и на историю своего народа; он был чужд даже и того, что нужно для человека, посвящающего себя воспитанию частных лиц. Назначение Ламздорфа объясняется доверием и уважением к нему императрицы Марии Феодоровны, взявшей на себя главное попечение о воспитании двух младших сыновей. Его главною целью было отвлечь обоих великих князей от страсти к военной службе. Но Ламздорф не достиг своей цели; исходя из неправильного понимания принципов педагогики, он старался идти наперекор всем наклонностям, желаниям и способностям порученных его воспитанию князей, которые находились постоянно как бы в тисках, не могли свободно и непринужденно ни встать, ни сесть, ни говорить, ни забавляться.
– Должен заметить, – ответил Артанский князь, – что дворянство является для трона не опорой, а подпоркой, которая с каждым годом становятся все менее надежной. Ваш дед, император Петр Федорович, на радостях от воцарения издавший указ о вольности дворянской, грубо оторвал дворян от государственного механизма и просто прислонил их сбоку государственной машины. Он желал сделать все так, как сделано в Европах – но там дворянство не выкристаллизовывалось из народной гущи, а образовывалось из числа иноземных завоевателей. Ваш дед разрушил существовавший издревле социальный договор, по которому крестьянин пашет землю и обязан своим трудом, дворянин практикуется в воинском ремесле и обязан положить за Отчизну свой живот, а великий князь или царь правит и обязан своим подданным справедливым судом и рациональным управлением. После указа о вольности дворянства интересы дворян перестали совпадать с интересами государства, которое они уже не были обязаны защищать. Да, многие из дворян, несмотря на тот Указ, служат и приносят большую пользу, но уже начал формироваться слой нигде и никогда не служивших помещиков, которые высшим смыслом жизни считают задачу выжать из своих крестьян побольше денег и промотать их по Европам в Баден-Бадене. При этом эти люди пользуются всеми преимуществами и привилегиями своего статуса, не отдавая взамен ничего. Через сто лет из двух миллионов потомственных российских дворян в службе будет находиться не более ста тысяч, еще сто тысяч офицеров и чиновников будут состоять в личном дворянстве, полученном за заслуги перед государством. Вы можете верить, а можете нет, но кончится это тем, что прекратят свое существование и Российская империя, как монархическая форма правления, утратившая опоры, и само дворянство, которое с того момента более никому не будет нужно. А потом начнется такой кровавый беспредел, такая махровая пугачевщина, по сравнению с которой Великая Французская Революция со всеми ее прелестями – якобинцами, гильотинами и Конвентом – в един момент померкнет, как с восходом солнца меркнет на небосклоне скромница луна. Сейчас, когда еще ничего не предрешено, все это еще можно изменить и предотвратить; но тем дольше это дело будет находиться без движения, тем тяжелее окажутся последствия.
– Хорошо, – сказал Николай Павлович, выслушав Серегина, – в ваших словах есть рациональное зерно. Я непременно подумаю над тем, что вы сейчас мне сказали, и мы об этом еще поговорим.
Четыреста восьмидесятый день в мире Содома. Утро. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Терпения.
Вдовствующая императрица Мария Федоровна (в девичестве София Мария Доротея Августа Луиза Вюртембергская).
Я просыпалась очень медленно. Сквозь радужную пелену, в окружении вспыхивающих звездочек, я видела перед собой лицо незнакомой молодой женщины. Лицо это было приятным и несло в себе отпечаток душевности и сострадания. Поначалу казавшееся призрачным, оно постепенно приобретало все более отчетливые черты. Глаза незнакомки внимательно и с ожиданием смотрели на меня. Было чувство, что эта женщина хочет поговорить со мной – и не просто поговорить, а открыть что-то важное. И мне не терпелось это важное узнать, но сознание слишком медленно выкарабкивалось из пучины забытья… Мысли ворочались тяжело, я с трудом вспоминала, что произошло со мной. Кажется, мне так и не удалось вспомнить все до конца. Передо мной вставала одна лишь картина: мои сыновья Александр и Николай, незнакомый иностранный военный весьма сурового вида (почему-то мне кажется, что это был сам ужасный Артанский князь) со свитой, священник, чело которого отмечено печатью Господа Нашего – и все они смотрят на меня… И все, дальше пустота и мрак беспамятства. Наверное, это все же было сновидение. Ведь сейчас я как раз просыпаюсь и начинаю осознавать, какой потрясающий абсурд мне привиделся…