– Суворов, – воскликнул юный император, – шестнадцатью тысячами своих солдат бил сто тысяч турецких, при этом половину его сил составляли трусливые австрийцы, и только вторая половина была русскими чудо-богатырями.
– Так то Суворов, – поднял палец Наполеон, – он был военный гений, а такие рождаются раз в тысячу лет. Прорываясь через Альпы, он смог сбить с позиций и французские войска, а это, можете мне поверить, задача посложнее, чем палками разгонять каких-то турок, не знающих ни порядка, ни дисциплины.
– Господин Бонапарт сам себе противоречит, – сказал, обращаясь ко мне, Кутузов, – то у него турецкая армия настолько сильна, что мы ни в коем случае не должны с ней связываться, то она не знает ни порядка, ни дисциплины и ее можно разогнать просто палками.
– На самом деле противоречие тут кажущееся, – ответил я, – турецкая армия знает и порядок и дисциплину, но только пока командующий твердо стоит на своем месте. Если он покидает поле боя и обращается в бегство, за ним бежит и вся армия. Александр Васильевич умел нащупать во вражеском боевом порядке такое место, удар по которому приводил к разрушению строя и непосредственной угрозе ставке паши или сераскира. Естественно, тот обращался в бегство, а вслед за ним бежала и остальная турецкая армия. Причем зачастую в давке и при переправе через реки погибало даже больше турецких солдат, чем бывало убито непосредственно в сражении. Но если вы попытаетесь прожевать турецкую армию всю сразу, как она встала на поле боя, то сражаться османские аскеры будут яростно, с отчаянием обреченных, ибо позади турецкого войска уже ждут палачи, готовые отделить малодушные головы от грешных тел. И вот тогда вам понадобится все ваше мастерство командующего, а также преимущество в тактике и вооружении, чтобы разбить эту орду хотя бы при равном соотношении сил.
– Пожалуй, вы правы, Сергей Сергеевич, – кивнул Кутузов, – турки – это еще тот серьезный противник, которого не получится закидать шапками, поэтому на ближайшее время мы оставим их в покое. Но это только пока, а потом накопим сил и поглядим. Если наши западные границы будут в безопасности, то почему бы не организовать самого широкого наступления на гонителей христианской веры? Это дело еще впереди… Тут главное -договориться, чтобы прекратилась помощь Оттоманской Порте со стороны, в первую очередь, союзной нам теперь Франции…
Этот пассаж, насколько я понимаю, адресовался не нам с Наполеоном, а юному Николаю Павловичу, который рыцарственно рвался освобождать их-под магометанского ига разных там валахов, болгар, греков и сербов. Я понимаю, что режут там православный народ без всякой пощады, но Балканы – это такой неудобный для России кусок, к которому и не знаешь с какой стороны подступиться, чтобы укусить. И туркам тоже верить нельзя – только хардкор, только полный военный разгром с аннексиями территорий и подготовкой к следующему этапу. Ведь в нашем прошлом у Николая Павловича эта тактика срабатывала вполне успешно; этап за этапом он давил Оттоманскую Порту и недалек уже был тот час, когда вопрос встал бы о Болгарии и даже самом Константинополе…
Но тут в дело вмешался европейский «политик» в лице недавно захватившего власть французского императора Наполеона Третьего, возжелавшего отомстить России за оккупацию Парижа в 1814 году и низложение с престола его великого дяди. Ну и, конечно, сыграла роль всем известная в наши времена бестактность Николая Павловича, который в частном письме с поздравлением к коронации вместо «дорогого брата» обозвал его «дорогим другом». В переводе с монархического на человеческий эта хлесткая, как пощечина, фраза означает «безродный выскочка». Ну и понеслись ретивые у импульсивного галла, так что хрен остановишь; и закончилась эта история только под Седаном, когда заносчивая Франция была разбита и низвергнута в прах. Но здесь и сейчас мы как раз и творим новую историю, свободную от этих лихих поворотов с ездой на одном колесе.
– Я торжественно обещаю, – тем временем сказал Наполеон, – что, вернувшись во Францию, положу конец той порочной системе, которую завел еще двести лет назад кардинал Ришелье…
Едва только Боня это сказал, как где-то в отдалении прогремел едва слышный раскат грома. Небесный Отец засвидетельствовал клятву французского императора (а значит, дана она была от чистой души), но если он ее все же не выполнит, то я ему не позавидую. Клятвы, которые засвидетельствовал Небесный Отец, необходимо выполнять как можно скорее и в полном объеме, а иначе вас, как злостного клятвопреступника, ждет геенна. Не любит Творец пустых клятв, произнесенных всуе, и поэтому за их неисполнение карает по полной программе. Впрочем, кроме меня и Геры-Фиры (которая от громового звука немного встревожилась), кажется, никто больше не понял, насколько серьезную заявку перед лицом Небесного Отца только что сделал Наполеон Бонапарт. С другой стороны, за язык его никто не тянул. Сам должен отвечать за свои слова.
Тем временем Кутузов сказал, что для начала этого будет вполне достаточно, хотя он бы прописал в будущем мирном соглашении обязательства России и Франции не вступать во враждебные друг другу коалиции и никаким образом не помогать враждебным державам. Если Франция выйдет из всяческих отношений с Турцией, то и Россия обязуется прервать всяческие контакты с Британией…
– Да, – согласился Наполеон, – Турция и Британия, по сути, есть частные случаи одной общей проблемы, и если вы разорвете связи с Британией, то и мы сделаем то же самое в отношении Турции.
– Э нет, Боня, – резко сказал я, – так не пойдет! Ну-ка быстренько вспомни – кто тут кого победил и кто у кого в плену? Сначала пусть Франция прекратит поддержку Османской империи, не только государственную, но и на частном уровне, а уже потом Россия на тех же условиях разорвет контакты с Британией. Только так, и никак иначе!
Тут Бонапарт, набычившись, сказал, что он не может указывать своим буржуа, где и каким образом они должны вкладывать свои деньги. Мол, свобода частной инициативы, невидимая рука рынка и прочее бла-бла-бла.
– Все ты можешь, – с усмешкой сказал я, – попросишь – сделают как миленькие, и еще хвостиками вилять будут. А для самых непонятливых существует гильотина. Голова на плечах всяко дороже любых прибылей. И учти – в ближайшее время мы пойдем дальше вверх по мирам, но это не значит, что мы не будем держать руку на пульсе. У тебя есть новая супруга, которая сможет водить тебя с собой по мирам, а мы выведем на Зимний дворец небольшой такой портальчик. Армию через него не пропустишь, а вот фельдкурьер с посланием вполне пройдет. И если что-то пойдет не так, то… ты меня понял. Не заставляй меня жалеть о проявленной доброте. Мало в таком случае не покажется никому.
– Не надо меня пугать, месье Серегин, – буркнул Наполеон, – я и сам прекрасно представляю себе, что будет, если я не выполню условий нашего договора…
– Ну, вот и замечательно, – кивнул я. – А теперь давайте поговорим о том вопросе, который разрушил с виду такой хороший Тильзитский мир. Я имею в виду торговлю. Для того, чтобы Россия придерживалась политики континентальной блокады, необходимо, чтобы Франция покупала и продавала тот же ассортимент товаров и в том же объеме, что и Британия. И учти – торг тут неуместен. Если ты не сможешь заместить выпадающие источники поставок и рынки сбыта, никто твою блокаду соблюдать не будет. И касается это, кстати, не только России, но и прочих стран Европы. Я тебе уже говорил, что с самого начала это была дурацкая затея, вроде плевков против ветра. Такими вещами стоит заниматься, когда хочешь перетянуть экономическое одеяло на себя, а не для того, чтобы просто сделать гадость соседу. И вообще, во всех своих делах ты надеешься только на военную силу, но она не всемогуща. Армиями можно лишь завоевать Европу, но править ею получится только при помощи товарных потоков, если удастся замкнуть их через твою Францию. Жить в объединенной европейской Империи должно быть выгодно. Если ты не сможешь этого сделать, то пройдет совсем немного времени – и даже при отсутствии поражений твои ветераны состарятся, ты сам уйдешь в небытие, и уже при твоем наследнике созданное тобой государство сотрясет серия бунтов, после которой оно рухнет в прах. Товарный дефицит не восполнить ни пропагандой, ни полицейскими мерами, и если необходимые ему товары народ будет вынужден покупать у контрабандистов, обречена будет не только политика континентальной блокады, но и сама Французская Империя.
– Возможно, вы и правы, – согласился Наполеон, – но что делать нам, французам, если у нас не хватает ни промышленных товаров на продажу, ни возможностей скупать в европейских странах все, что раньше скупали британцы?
– Ответ прост, – сказал я, – вам нужно начать процесс индустриализации, то есть ускоренного перехода от вашей аграрно-кустарной экономики к индустриальной, с преобладанием промышленного производства. Должен сказать, что этот мир стоит на грани первой научно-технической революции, когда промышленность для привода в движение механизмов от естественных источников энергии (вроде мускульной силы других людей и животных, а также силы ветра и текущей воды) перейдет к приводу от паровых машин, мощность которых будет непрерывно возрастать. Если вы поймаете этот момент раньше британцев, то будете на коне. Паровая машина способна многократно увеличить производительность одного рабочего, кроме того, промышленные агрегаты, приводимые в движение такими машинами, не зависят от наличия поблизости подходящих рек и ручьев, а также на них не влияет такая непредсказуемая вещь, как ветер. Впрочем, рассказывать об этом можно бесконечно. Гера, будь добра, отведи своего супруга к Ольге Васильевне, и пусть она подберет ему подходящую литературу…
– Хорошо, месье Серегин, – сказал Бонапарт, вставая, – я обдумаю ваше предложение и сообщу вам результат, скажем, через три дня. Месье Кутузов и вы, ваше императорское величество, я крайне польщен знакомством с вами и надеюсь продолжить его в более благоприятных обстоятельствах. Оревуар.