чь:
– Значит, это не впервой?
– Что именно?
– Нападение на тебя. Ты среагировал так молниеносно. Я даже не поняла, что случилось, как оказалась на полу. А ты… ты будто знал, что нужно делать.
Ответа мне не требовалось – я прочла всё по его глазам, которые изучали моё лицо. В этом взгляде смешалось всё – подозрительность, любопытство, боль. Я почти наугад задала вопрос и попала пальцем в небо. И сейчас с волнением ожидала того, что последует – либо Эккерт снова закроется и отрежет меня от какой-либо надежды на доверие, либо…
– Что тебе уже рассказал Марк? – он перехватил мой удивлённый взгляд.
– Откуда ты…
– Мне не обязательно следить за каждым вашим словом, чтобы это понять. Вы с ним очень сблизились, гораздо больше, чем он обычно позволяет. И могу предположить, что кое-что он всё-таки успел тебе рассказать.
От такой проницательности я растерялась.
– Немного. То, что ты родился в России, что начинал своё дело там, но обстоятельства…
– Обстоятельства, – задумчиво повторил Эккерт и закрыл крышку лэптопа. – Скорее моя наивность и вера в справедливость и закон. Мне просто дали понять, что тот путь, честный и достойный, который выбрал я, не работает в границах нашей Родины. Тебе ли этого не знать. Не так ли, Мила?
Конечно, я знала об этом всё. Ему не нужно было уточнять. С ледяным спокойствием я ловила каждое слово, каждый взгляд, пока он говорил, и цеплялась за единственное, что было в нас общим.
– Ты спрашивала, какую пользу я приношу, – он провёл пальцем по губам. – Сложно оценить это сейчас, но я с детства грезил тем, что смогу сделать этот мир лучше. Фантазировал о прекрасном будущем, где высокие технологии облегчат жизнь простым людям, сделают энергию более экологичной и дешёвой. И в двадцать три года мои мечты стали сбываться. Я открыл свою первую компанию, хватался за любые идеи, новые, позабытые, задвинутые в ящик, и совершенствовал их. И они работали! Правда, всякий раз, когда вставал вопрос о массовой реализации на российском рынке, я упирался в стену непробиваемой коррупции и нефтегазовое лобби. Никому не интересны были идеи молодых инженеров, которые заберут у них главное.
– Деньги? – выдохнула я.
– Деньги, – Максим кивнул. – На меня посыпались иски, от долговых обязательств до обвинений в шпионаже. Детали и материалы приходилось заказывать в Китае в обход наших властей, которые вставляли мне палки в колёса. Я потратил все свои сбережения на суды, пытаясь отбиться. И даже проигрывая продолжал верить в справедливость. Когда они поняли, что я не отступлюсь, пришли ко мне сами. Серьёзные люди в костюмах и с чемоданом денег – паразиты, обладающие безграничными ресурсами и связями, дружащие с властью, а иногда являющиеся ею. Они не умеют ничего создавать сами, только отбирать то, что другие создают годами. Отрицательных ответов они не приемлют, а я отказал им дважды.
Время будто замедлило свой ход, а окружающее нас размывалось, оставляя в центре только оливковые внимательные глаза, пронзающие меня насквозь. Напряжение, повисшее между нами, можно было ощутить кожей. Я замерла в кресле напротив, внимая его словам, и, дрожа от каждой фразы, ведшей к развязке, боялась даже моргнуть.
– Если на тебя открывают уголовное дело, можно попытаться сбежать из страны, а можно остаться и принять бой. Но исход всегда один – ты теряешь всё, чем раньше дорожил. Только во втором случае ещё и свободу.
– И ты выбрал первый вариант?
Эккерт медленно покачал головой.
– В моём случае пошли коротким путём.
– Что они сделали?
– Меня поджидали на выходе из дома. Стоило мне показаться на улицу, подъехала неизвестная машина и водитель прошёлся по мне очередью из автомата. – Максим провёл рукой от правого плеча через грудь. – Четыре пули прошли насквозь, пятая застряла в плече. Я провёл две недели в коме, но как только смог ходить, первым делом двинул в аэропорт и вылетел в Берлин. Запросил убежище и семь лет не возвращался обратно. Только когда подтвердили, что мне никто и ничто не угрожает, я смог вернуться.
Я вжалась в кресло и даже затаила дыхание. Можно ли было подумать, глядя на этого мужчину со стороны, что ему пришлось пережить такое? Попытка убийства, побег из родной страны, крушение планов. Как это напоминало меня.
"Прежде чем осуждать кого-то, возьми его обувь и пройди его путь, попробуй его слезы, почувствуй его боли…"
Его боль.
Но лицо Эккерта было покрыто беспросветной бронёй, а взгляд суров и холоден. В голосе не звучало ни капли сожаления. Он прошёл этот этап, смирился с ним и принял как жизненный урок. И это закалило его, сделало из мальчика мужа. Я ведь даже не могла подумать об этом. Он никогда не обнажался передо мной, чтобы я могла заметить неладное. Как же сильно он боялся довериться кому-то, что скрывал самое потаённое даже от тех, кто был близок ему физически?
– Твои шрамы…
Он прикоснулся к своей груди.
– Они всегда со мной. Я сам себе живое напоминание о моей прежней наивности и незрелости.
– Теперь у тебя появился ещё один, – я прикоснулась к своей шее в том месте, где у Максима была наложена повязка.
– Закрепим пройденный материал, – он горько усмехнулся, отзеркалив моё движение.
– Надо всё же обратиться к врачу. Рана довольно глубокая.
– Он был, – его взгляд потеплел. – Пока ты спала. Наложил семь швов и похвалил того, кто обработал рану до его приезда.
Я почувствовала как краснею. Оглядела свежую повязку, явно наложенную более умелой рукой.
– То, что произошло вчера, может быть связано с тем нападением?
Максим прикусил губу и покачал головой.
– Не могу сказать точно. Пока не могу. Но Август это обязательно выяснит. Если ты боишься, можно…
– Я не боюсь, – я прервала его на полуслове, опасаясь, что за этим последует фраза, которую я не хочу слышать. Не сейчас. Не так. Я только и могла думать о том, что мне хочется сжать его за руку, увидеть за непроницаемым лицом то, что он так долго скрывал – боль, разочарование и снова увидеть его настоящим как за мгновение до рокового выстрела. Порыв был таким же сильным, как тогда в ванной, когда я обрабатывала ему рану. Но сейчас слова Марка так ясно всплыли в памяти.
«Вы ведь не думаете его спасать?»
Именно это мне хотелось сейчас предложить. Помощь. Хотя бы в том, чтобы выслушать его. Почему-то мне казалось, что даже Марк никогда не слышал того, о чём поведал мне сейчас Максим. Вчера я знала об этом мужчине какие-то жалкие крохи, а за последние несколько часов он рассказал и показал мне о себе больше, чем за те недели, что я принадлежала ему. Всем ли своим девушкам он позволял заглянуть за эту завесу? Отчего-то мне хотелось думать, что нет. Я не хотела, чтобы всё сейчас происходящее когда-либо произошло с кем-то ещё. Этот миг был только мой.
Но иллюзия развеялась, стоило Максиму отвести взгляд. Он вернулся к лэптопу, надев наушники, погрузился в работу и, к моему сожалению, весь оставшийся полёт даже не взглянул в мою сторону.
Я нервно покусывала ногти. Отчаянно хотелось закурить, только чтобы в голове исчезли образы рассказанного Эккертом. Я сама себе их придумала, но они были столь яркими, что врезались мне в мозг. Я не знала, каким он был десять лет назад, но в моём представлении это был улыбчивый юноша с растрёпанными волосами. Может, он даже носил очки или дурацкие футболки со смешными надписями. Но всё это перекрывал вид кровавого пятна, растекающегося по груди, и его остекленевшие глаза. Всеми силами я старалась выкинуть этот образ из головы, смотря на землю в иллюминатор, на раскинувшиеся внизу кучевые облака и зелёные поля, горы, реки, но стоило перевести взгляд на сидящего передо мной Максима, как всё повторялось.
***
В Париже шёл дождь. Я надеялась полюбоваться на него с высоты, но серые, такие знакомые облака, заволокли весь город, закрывая наверняка один из самых потрясающих видов. При посадке слегка тряхнуло, и я вжалась в кресло, глянув на Максима. Но его, казалось, совсем не трогала турбулентность. Наверняка настолько часто совершал перелёты, что его прекратила волновать такая мелочь. У трапа нас ждала нанятая охрана и две одинаковые машины с такими толстыми дверьми, что фраза Эккерта о безопасности показалась мне всего лишь отговоркой. Я с тревогой смотрела на своего нанимателя, но тот был спокоен – поднятый вверх подбородок, непроницаемое лицо и непоколебимая осанка. Один из встречавших нас мужчин протянул ему папку, которую Максим бегло просмотрел и окликнул Марка:
– Мне нужно отъехать, а вы езжайте пока в отель. Всё как всегда.
Виардо понимающе кивнул и, взяв меня под локоть, провёл к ожидавшей машине. Напрасно я ловила взгляд Эккерта. Он будто проигнорировал факт того, что я находилась рядом, и это неприятно кольнуло в рёбра. Хотя чего можно было ожидать в случае с айсбергом? «Всё как всегда». Наверняка такая же стандартная процедура, как и в Берлине.
Посеревший город проносился за окном, размазываясь каплями по бронированному стеклу. Это было так похоже на Питер с его мостовыми, вечным ветром и пробирающей до костей моросью. Я любила родной город, но могла вспомнить его только в мрачном меланхоличном ключе. Неужели с ним связано так мало хороших воспоминаний? Ведь было беззаботное детство, была школа и даже первая влюблённость в седьмом классе. Был мой маленький брат, самый светлый луч в этом тёмном царстве, хорошие подруги, не бросившие меня на произвол судьбы, и с удивлением заметила, что, даже несмотря на всё плохое, что причинил мне Петербург, я всё равно хочу туда вернуться.
Хочу, но не могу. И не только потому, что Эккерт меня не отпускает.
Потому что я боюсь, что он отпустит меня раньше времени. Дурацкая мысль ножом ударила в живот, сжавшись так сильно, что пришлось закусить губу. Я хотела разгадать его, как головоломку – опасную, холодную и невероятно сложную. И на душе, казалось, будет неспокойно, пока последний пазл не встроится в ряд.