В договор не входит — страница 27 из 68

По прибытию в отель я даже не обратила внимания на его парадную обстановку, позволяя Марку вести меня сквозь светлый холл. Только аромат свежих цветов, наполнявший помещение заставил поднять голову. Пионы и гортензии заполонили весь этаж, наполняя его божественным запахом. Но вид этого роскошества только выдавил из меня смешок. Какая бесполезная кичливая трата денег.

Нас проводила молчаливая охрана, которая осталась за дверью моего номера, состоявшего из двух просторных комнат – гостиной и спальни. Наверное, это был самый дорогой люкс, в котором я когда-либо бывала. Хрустальные люстры перемежались с мягкими коврами, в которых утопали ноги, светлые диваны с бесчисленными подушками, старинные картины и дорогие безделицы на полках. И конечно живые цветы, будто какой-то поклонник решил одарить меня своим вниманием. Но я знала, что это всего лишь дань уважения отеля к своим гостям. Вряд ли я бы получила их от Максима.

– Хотите, можем пообедать в чудном ресторане тут за углом, – Марк остался на пороге, пока я оглядывала комнаты.

– Если вы не против, я бы хотела отдохнуть. Эта ночь сказалась на всех нас.

Сняла туфли, погружая ступни в мягкое облако, и услышала тихий щелчок закрывающейся двери. Я осталась одна. Оглядела пышную обстановку, но не почувствовала никаких восторгов. Хотелось уткнуться в подушку и забыться. А ещё порыдать. Что-то тяжёлое давило на грудь, что хотелось из себя выдавить, но слёзы не шли. Зато пришёл сон, тяжёлый и пустой. Стоило мне прямо в платье залезть на мягкую кровать, как я провалилась в тёмную бездну.

Зато этот вакуум помог заново обрести силы. Сколько же я проспала, если, открыв глаза, обнаружила себя в тёмной комнате? На плечах мягким пологом лежал плед. Не помню, чтобы я им укрывалась. На ощупь включила прикроватную лампу и осмотрелась. Дверь в спальню была плотно прикрыта, а шторы задёрнуты. В воздухе ощущалось чьё-то незримое присутствие и едва уловимый запах, приятный терпкий аромат туалетной воды. Я привстала с кровати и прошла к окну, но стоило мне откинуть портьеры, как из головы вылетели все события минувшего дня. Потянув ручку двери, я вышла на небольшую террасу и остановилась у балюстрады, глядя вдаль. Тёмное небо расчистилось от туч и теперь ясным полотном лежало над городом, а сам Париж утопал в жёлтых огнях. Всего в паре кварталов возвышалась сверкающая Эйфелева башня. Она была так близко, что рядом с ней я ощущала себя песчинкой. Величественный шпиль пронзал чёрную ночь, сверкая мириадами огней. Это было настолько красиво, что в первую секунду захватило дух. Вот бы разделить с кем-нибудь этот вид! Подарить тот же восторг, что сейчас всколыхнул всё моё существо. Я так давно мечтала увидеть самый романтичный город! Помню, как в юности упрашивала родителей приехать сюда, представляла, что буду бродить по мостовым, есть круассаны и любоваться Лувром, Монмартром и Елисейскими полями. Тогда давно этот город представлялся мне сказкой, где я должна буду повстречать прекрасного принца, а все мои мечты непременно сбудутся.

И теперь я здесь. Обстоятельства, по которым я тут оказалась, ушли на задний план. Остался только этот невероятный вид и эта ночь.

Я вернулась в комнату в приподнятом настроении, приоткрыла дверь спальни и вздрогнула при виде Максима. Закинув руку за голову, он лежал на диване, сжимая пульт дистанционного управления. Глаза были плотно закрыты, а грудь медленно вздымалась и опадала. Включённый телевизор показывал страницу стриминга с подборкой фильмов с Джулией Робертс, в центре которого стояла "Красотка". Я усмехнулась про себя и подошла ближе, рассматривая спящую фигуру. Лицо Эккерта, всегда такое напряженное, сейчас разгладилось и приобрело свежий вид, совсем юный. Маленькие морщинки вокруг глаз и между бровей исчезли, а в уголке рта проглядывалась слабая улыбка. Я невольно залюбовалась им, таким тихим и безмятежным. Захотелось поправить выбившуюся на лоб прядку бронзовых волос, но сдержалась.

Стараясь не шуметь, я проскользнула обратно в спальню и дальше в ванную комнату, отделанную мрамором песочного цвета. Включила в стеклянной кабинке душ и, скинув платье и бельё прямо на пол, ступила под горячую воду. Обжигающие струи уносили прочь всю тяжесть, но и без того в груди постепенно расплывалась умиротворённость. Возможно, за многие недели сейчас мне стало как никогда легко и спокойно. Гель для душа, превращаясь в ароматную пену, обволакивал и придавал бодрость. Я бы могла простоять под водой несколько часов, поглощённая только в себя, и наслаждаться целительной силой воды, если бы не почувствовала на себе взгляд. Мне даже не надо было оборачиваться, чтобы знать, кому этот взгляд принадлежит.

Я смахнула с лица воду, осматривая прислонившегося к стене Максима. Он был недвижим, словно статуя, и лишь тяжело вздымавшаяся грудь выдавала его волнение. Взгляд медленно поднимался от моих ног, скользя по бёдрам, животу, груди и наконец встретился с моими глазами. Это было словно выстрел, пробивший тело насквозь. Желание отдалось в утробе и сосредоточилось в чувственном месте между ног, где уже разгорался огонь.

Он ждал знака. Если я откажу, Эккерт беспрекословно выйдет вон, но вместо этого я подалась вперёд и отворила запотевшую от пара дверцу, приглашая его внутрь. Без лишних слов он стянул рубашку и избавился от джинсов.

Я задержала дыхание, увидев его обнажённым. Первое, что бросилось в глаза – то, насколько он хорошо сложён. Широкие плечи, крепкие мышцы груди, пресс и косые мышцы живота, ведущие к напрягшемуся от возбуждения члену. Поджарая стройная фигура без единого грамма жира, потемневшая от солнца кожа и небольшая поросль волос. Пять неровных шрамов лентой пересекали грудь и живот, бледными пятнами выделяясь на загорелой коже. Судя по тому, как он стал сутулиться и опустил взгляд, он не привык быть объектом столь пристального внимания. Его смущение только усилило моё нетерпение.

– Можно? – я подняла руку, боясь получить отказ. Его молчание сочла позволением и аккуратно прикоснулась к одному из шрамов на животе. Он вздрогнул, но не отстранился, только напряг мышцы живота. Там, где пуля пронзила его тело, кожа была гладкой, но бугристой. И как только моя рука опустилась ниже, проводя невидимую линию, Максим перехватил ладонь, сжав до боли в своих пальцах, и припечатал меня к стене. Его кожа тут же покрылась стекающей из душа водой. Твёрдый и пульсирующий член упёрся в живот. Эккерт носом уткнулся мне в шею, обжигая дыханием, и слегка повёл бёрдами. Я всем телом прильнула к нему, отвечая на его движения.

Он чуть приподнял мою ногу и без всяких прелюдий проник в меня. Несмотря на желание, смазки было недостаточно, и он с трудом входил. Я закусила губу, не давая стону вырваться. Было не особо приятно, но мне так хотелось ощутить его в себе, что я позволяла ему причинять мне боль. Чувствуя моё сопротивление, Эккерт погружался постепенно, неспеша, раз за разом проникая глубже. С каждым толчком он входил мягче, скользил легче и только когда почувствовал, что сопротивления больше нет, ускорил темп. Мы были лицом к лицу, но он не смотрел на меня. Наоборот, пытаясь поймать его взгляд, я видела, как он старается отвернуться или вовсе закрыть глаза. А мне так хотелось увидеть в них огонь желания, смотреть, как его зрачки расширяются от похоти. Мне хотелось забыться в его глазах, если уж я не могу даже прикоснуться к нему.

Максим отпустил мою руку, крепко обхватив за талию и прижавшись так тесно, что я могла почувствовать биение его сердца. Он с каким-то отчаянием вбивал бёдра, сильно и яростно, порой достигая самой глубокой точки и делая больно. Я всей кожей чувствовала дрожь, бьющую его словно в лихорадке. Мне хотелось прижаться в ответ, обнять и успокоить, но руками я упиралась в стену, сжимая в отчаянии кулаки.

Нельзя. Нельзя.

Что-то изменилось. Его дыхание сбивалось и было прерывистым, иногда переходя на что-то похожее на всхлипы, но я не могла разглядеть следов слёз. Это был надрыв, а не секс, использование моего тела. В предыдущие разы он уделял мне хоть какое-то внимание, а на вилле постарался сделать всё, чтобы я кончила, целуя мою грудь и пальцами лаская клитор. Сейчас же всё напоминало игру в одни ворота. Максим так тесно обнимал меня, но мыслями был где-то далеко, трахая меня почти на автомате. Он хотел забыться, но вместо алкоголя потреблял меня, испивая до дна, как успокоительное. Он искал во мне утешение, а я старалась его не спугнуть, даже опустила глаза.

Движение его бёдер ускорилось и через пару мгновений Эккерт застонал. Тело сотряслось от судорог, и он с последним толчком излился в меня. Я чувствовала, как горячая сперма стекает по моим ногам, но не посмела и двинуться, замерев словно кролик в свете фар. Тяжело дыша и опустив голову, Максим ещё с минуту стоял, не выпуская меня из объятий. Спазмы постепенно сходили на нет. И только когда он задышал спокойно, отпустил руки и выскользнул из меня, отвернувшись к потоку бьющей воды, наскоро ополоснулся и вышел из кабинки.

– Максим, – я тихо позвала его. Он остановился и обернувшись посмел всё же взглянуть в мои глаза. На его лице застыло сожаление и растерянность. Всё было так быстро и грубо. Я видела его смущение, видела вину и не держала зла. Позови он меня сейчас, попроси о помощи, кинулась бы навстречу без промедления.

– Прости, я… – он покачал головой, не зная, что ещё сказать и, подобрав вещи, вышел в гостиную.

Как можно быстрее я смыла с себя остатки геля и шампуня и обернувшись в полотенце вышла из ванной. Спальня была пуста, гостиная тоже, телевизор выключен. И только в окнах продолжала сверкать Эйфелева башня.

Глава 18

Мы уже три дня пребывали в Париже. За это время Марк успел поводить меня по всем «злополучным» местам французской столицы. Мы побывали на Монмартре, заглянули в Лувр и отреставрированную Нотр-Дам-де-Пари, пробежались по многочисленным ресторанам и бутикам и даже посетили кабаре Лидо. Мой нянька, надо отдать ему должное, развлекал меня изо всех сил и даже иногда заставлял забыть о неприятном моменте, что произошёл между мной и Эккертом.