Я пропала. Бежать некуда, никто не услышит, а если даже буду кричать, то люди Манцевича не придут мне на помощь.
Помощь! Мой телефон. Я бесполезно похлопала себя по бёдрам, понимая, что сумки при мне нет. Нащупав выключатель, я бесполезно озиралась. Комод и кровать и правда были единственной мебелью. Даже стены, одетые в тёмно-зелёные обои, пустовали. Внимание привлёк только крохотный огонёк камеры под самым потолком в углу комнаты. Сумки не было, но хотя бы одежда осталась при мне нетронутой. Этот урод не воспользовался моей слабостью, что отнюдь не делает ему чести.
Что он собирается со мной делать? Держать здесь как в клетке?
Думать о том, чем могло обернуться дело, не потеряй я сознание не хотелось, но как я не пыталась отогнать от себя эти мысли, они атаковали со всех сторон. Манцевич хочет меня. Или хочет мою мать, которую убил собственными руками за нежелание поддаться его пагубной страсти. А что будет, откажи ему и я? Он поступит точно так же?
Я не смогу на это пойти. Одна мысль о том, чтобы вновь оказаться с ним даже лицом к лицу приводила в ужас. Ещё недавнее желание прикончить Дмитрия собственными руками уже не казалось мне осуществимым планом. Тело и так меня почти не слушалось – к слабости прибавилась дрожь. Да и как слабой женщине противостоять крепкому здоровому мужчине?
Я вздрогнула от щелчка замка и отшатнулась к дальней стене. Дверь словно нехотя отворилась и передо мной предстал мой враг. Дмитрий на мгновение задержался на пороге, осматривая обстановку и нетвёрдой походкой прошёл вперёд. Пиджак был снят, ворот расстёгнут, в руках он держал стакан с чем-то покрепче, чем вино, которое пил до этого. Я с удовольствием отметила след от моей пощёчины и припухшую от укуса губу. Урон был незначительным, но даже это меня порадовало. Как бы то ни было, без боя я ему не дамся. Если придётся, буду драться, кусаться и царапаться как дикий зверь.
– Надо же, какая впечатлительная. Прямо тургеневская барышня в обмороки падать. Я бы мог поиметь тебя прямо там, пока ты в себя не пришла, но поверь, трахать бессознательную девку не особо интересно.
Манцевич опрокинул в себя остатки напитка и бросил стакан на постель.
– Думал, я кинусь тебе на шею в благодарность? Ты убил моих родных!
Дмитрий поморщился словно съел лимон.
– Ой-ой, хватит. Тебе ли грех жаловаться, как всё повернулось. Смотри-ка, ты теперь звезда.
– Не благодаря тебе, а вопреки.
– Не смеши меня! Ты используешь мужиков, как и любая продажная дрянь. Сначала Эккерта, потом того французика. Я видел вас. Ты была вовсе не против, когда он тебя целовал.
Значит мне не показалось. Человек в тени вязов, которого я заприметила с балкона ресторана и чей взгляд буквально ощущала кожей, не был просто прохожим.
– Вы следили за мной в Париже?
– В Париже, Риме… Отправься ты хоть на Северный полюс, – Манцевич ухмыльнулся. – Но рядом с тобой всегда кто-то ошивался. Эккерт так берёг тебя, окружил охраной, будто боялся, что тебя могут похитить. Но, как посмотрю, ты ему быстро наскучила. Со мной же будет по-другому.
В его взгляде зажёгся похотливый огонь, тот самый, который я уже видела однажды. Он не остановится. Желание слишком сильное, чтобы услышать твёрдое «нет». Руки Дмитрия опустились вниз, к ширинке брюк и проступающей сквозь ткань эрекции. Он расстегнул ремень и вытащил его из-за пояса, сложив пополам.
– Ты и правда на неё не похожа, разве что лицо и глаза. Я предупреждал её, а она не послушалась, за что и поплатилась. Но ты же так не поступишь? Будь хорошей девочкой.
Он щёлкнул ремнём. Если Дмитрий думал, что так сможет меня усмирить, то глубоко ошибался. На моём сердце были такие глубокие раны, что никакая физическая боль была не страшна.
– Этого не будет!
Манцевич остановился, подняв бровь.
– Вот как? Я не соответствую твоим запросам? Староват для тебя? Недостаточно красив? Недостаточно богат?
– Ты недостаточно человек! – я вскинула подбородок, бросив взгляд на ремень. – Этого не будет. Можешь избивать меня сколько будет угодно твоей грязной душе, ублюдок.
– Надеюсь, этого не потребуется, – он жадно облизнулся и тяжело задышал. – Не хочется повредить оболочку. Как тебя потом узнает твой братишка?
Я в ужасе уставилась на Дмитрия.
– Не приплетай его сюда.
– Разве? На что ты готова пойти, чтобы он был жив-здоров. Ах, нет, – мерзкий смешок вылетел из его рта, – просто жив.
– Пошёл к чёрту.
– Так на что?
Манцевич шаг за шагом стал приближаться, вальяжно, понимая, что деваться мне было некуда. За спиной стена, выход перегораживает его фигура, и теперь он надавил на самое больное место, на что мне нечем было ответить.
– Ты же не хочешь, чтобы с парнем произошло что-то ещё? Он и так настрадался за свою короткую жизнь.
Я проглотила комок, застрявший в горле и слабым голосом произнесла:
– Нет, пожалуйста. Не трогай его.
– Тогда будь паинькой.
Дмитрий навалился всем своим телом, коленом раздвигая ноги, зажимая и целуя в шею, губы. Я зажмурилась и даже не пыталась сопротивляться, боясь вызвать его ярость. На что я пойду ради брата? На что я пойду ради брата? Я и так многое отдала за его счастье, смогу вытерпеть и это. Пусть тело будет отдано ему на растерзание, но нельзя допустить, чтобы чудовище, пытающееся взять меня силой, добралось до моей души.
Я перестала бороться, позволяя грязным рукам проникнуть под одежду. Не думать, не слышать, не чувствовать. Но запах крепкого алкоголя проникая в нос вызывал тошноту. И как же эти прикосновения отличались от тех, что дарил мне Максим. Руки жадно сдавливали грудь и ягодицы, влажный рот впился в губы. Внутри себя я кричала, а снаружи оставалась безучастной, потворствуя извращенцу и его желанию.
Но внезапно Дмитрий оторвался от моей груди, пылая от нетерпения.
– Ты уж постарайся хотя бы сделать вид, что тебе приятно.
Он сильно толкнул меня на кровать, наваливаясь сверху и принимаясь разрывать на мне одежду. Пуговицы блузки отлетели и со стуком покатились на пол. Манцевич раскраснелся, кожа его покрылась потом. Он пыхтел надо мной в попытке справиться с застёжкой брюк и явно злился, что я никак не реагирую. Я не доставлю ему такого удовольствия.
– Сука, – он дёрнул ткань, порвав её по шву, и в нетерпении проник внутрь.
Нет! Я не смогу! Всё моё существо запаниковало и восстало против насилия. Я уперлась руками в его грудь и попыталась оттолкнуть что есть мочи, но Дмитрий напирал сильнее, придавливая меня к кровати. Ноги оказались полностью под его телом, не давая нанести удар в пах. Оставалось только извиваться змеёй в попытке выскользнуть из-под его туши. Пальцы соскользнули к бедру и внезапно нащупали холод стекла. Стакан, который Манцевич неосмотрительно бросил на постель! Я сжала его и, вывернув руку обрушила своё оружие на голову насильника.
Стекло, разбившись, посыпалось на мою кожу мелкими осколками. Дмитрий вскрикнул, хватаясь за голову. Сквозь его пальцы стала просачиваться кровь, но я добилась того, что чудовище больше не удерживало меня. Оттолкнув его как можно дальше, я вскочила с кровати и рванула через дверь в коридор, в конце которого маячила лестница. Дальше вниз, быстро перебирая ногами, спотыкаясь и каждую секунду боясь, что монстр схватит меня сзади и потащит обратно.
Я не думала, как сбежать из дома, где выход и есть ли здесь охрана. Сейчас главное было – спастись от этого ублюдка и того кошмара, что остался в комнате с зелёными обоями. Оказавшись в холле, я помчалась к входной двери в надежде, что в этот раз она будет открыта, но, когда до неё оставалось пара метров, из-за угла вдруг выступил один из охранников. Я врезалась прямо в него и тут же оказалась в захвате.
– Нет!
Попытавшись отбиться, я вдруг оказалась лицом вниз на полу. Руки за спиной скрутили до боли, вырывая из горла крик.
Вот и всё. Теперь точно.
Сквозь свои собственные стоны и плач я слышала неумолимую поступь своего палача. Тихий звон металла об пол отсчитывал секунды до моей гибели. Он знал, что я никуда не денусь и не спешил, спускаясь по лестнице. В руке Манцевича свисал ремень. Кровь стекала по его лицу, превращая её в зловещую маску. Глаза как тёмные омуты безумия неотрывно смотрели на мои мучения у его ног, а губы нервно подёргивались, раскрывая рот в оскале. Он пришёл карать.
– Подними, – приказал он охраннику.
Меня дёрнули наверх и поставили на колени.
– Держи крепче.
Локти стянули за спиной, не позволяя двинуться, и мне позволили наблюдать за своей казнью. Я успела только отвернуть голову как удар бляшки пришёлся на левое плечо. Тонкая кожа выдержала, но боль прожгла до самой кости. Я вскрикнула, поддалась, и повисла в руках охранника, как тряпичная кукла.
– Только в этот раз не падай в обморок, – раздалось над ухом.
Я заставила себя поднять голову, всматриваясь в звериное лицо Дмитрия, выискивая там хоть каплю человечности, но встретилась только с пропастью безумия. Никакие мольбы не пробьют его броню бездушия. Однажды он уже убил того, к кому испытывал больную страсть. Что помешает ему сделать это снова?
Манцевич замахнулся, готовясь нанести следующий удар, как грохочущий звук на улице отвлёк его. Раздался рёв мотора и лязганье металла о металл, затем крики и беспорядочные хлопки. Сквозь затуманенное сознание я поняла, что это выстрелы.
Охранник отпустил меня, и я свалилась ничком, тяжело дыша. Холодный пол немного отрезвил, дал передышку. Хлопки продолжались, к ним присоединились топот ног и выкрики с разных сторон. Где-то раздался звон стекла и глухие удары. Казалось, весь дом гудит от неизвестного переполоха. Мне хотелось подняться и оглядеться, но тяжесть была непосильной. Я исчерпала свой ресурс противостояния и неподвижно ждала чего-то. Может, смерти. А может…
Кто-то схватил меня за ворот и поднял. В нос тут же ударил знакомый тошнотворный запах алкоголя. Дмитрий оттаскивал меня от главного входа, а я бес