Наконец взяла нож Стиллуэлла из раковины и ушла в спальню.
Встала над кроватью и посмотрела на спящего ковбоя.
Приставила нож к его горлу.
Что ты сотворил, что сотворишь – все брошены в тот шкаф…
Рука ее дрожала.
Лезвие коснулось кожи.
В голове у Аннабель взорвался голос, который не принадлежал ей:
– НЕТ!
Женский…
женоподобной твари
Аннабель убрала лезвие.
«О боже», – подумала она, когда увидела нож у себя в руке.
Она сунула нож обратно в ножны на ремне Стиллуэлла.
Аннабель встала под почти обжигающий душ, чтобы смыть все до последней капельки крови, что забрались ей даже под ногти.
«Оно тебя найдет», – подумала она, не понимая, что это значит и почему она об этом подумала.
Вокруг поднимался пар, окутывая ее и заполняя комнату.
Она немного постояла под душем, опустив голову и наблюдая за тем, как кровь утекает в канализацию, подумала: «Это и со мной происходит. Я утекаю». Она вышла из-под струи и нарисовала на матовом стекле душевой двери кролика. И смотрела на него, пока вода не остыла. Затем наконец выключила и ступила на пол, чтобы вытереться. Ей пришлось также вытереть зеркало, чтобы разглядеть себя – дрожащую, похожую на утопленницу. С медленно нарастающим страхом, она подумала, что женщина, глядящая на нее в ответ, может быть и не ею.
Ей стало страшно.
Она уснула в кресле-качалке в ближайшем к окну углу комнаты, укутавшись в шерстяной плед своей бабушки. Когда же проснулась, тени за окном удлинились. Стиллуэлл все так же лежал под одеялом. Она глянула на настенные часы: была половина четвертого дня. Она проспала почти четыре часа. Услышала, как в коридоре скрипнули половицы, и повернулась туда. В проеме спальни стоял Сэнди, с коробкой для обеда и рюкзаком в руках. Вытаращив глаза, он смотрел на лежащего на кровати Стиллуэлла.
– Мама? – произнес мальчик.
Пока снаружи пестрели пурпурно-золотистые небеса, Сэнди сидел в пустом сарае. В клетках, где должны были находиться кролики, лишь чернела погрызенная морковка. Он вспоминал, как они с мамой все воскресенье искали их под домом и в полях. Сегодня мама усадила Сэнди на кухне и дала ему молока с булками. Усевшись с ним за стол с чашкой холодного кофе в руке, она объяснила, что мистер Стиллуэлл упал с лестницы и наткнулся на нож. Сэнди вспомнил день, когда они были в больнице и его мама сообщила ему новость о том, что умер отец. Тогда после ее слов где-то неподалеку из автомата с напитками выпала банка содовой.
– Тревис умер? – спросил он.
– Что? Нет. Нет, милый, он просто ранен.
Сэнди опустил глаза на тарелку и подумал о лестнице, крыше, ноже в ножнах. Потом снова посмотрел на маму и спросил:
– Но как он мог на него упасть, если он не держит его на виду?
На мамином лице отразилось странное раздражение, будто она знала ответ, но не могла его вспомнить. Или не могла сказать.
– Наверное, перед этим он его вынул, – сказала она, крепче сжав пальцами чашку. – Перед тем, как упал.
– Но… – сказал мальчик.
– Ешь уже свои булки, – ответила она, – а потом иди играть.
И вот теперь, тихонько сидя у себя в сарае, Сэнди разговаривал вслух, пусть даже кролики его больше не слушали.
– Тревис лежит у мамы на кровати, – сказал он.
А потом подумал: «Лежит раненый. Меня мама один раз отвезла в больницу, когда я наступил на гвоздь возле цистерны с водой, но почему тогда Тревис не в больнице?»
– И почему мама мне соврала? – спросил он, но ответом ему была лишь тишина в пустом сарае.
Но раздался другой голос, женский.
Матери всегда так делают.
Сэнди ахнул, почувствовав, как по телу у него забегали мурашки. Вскочил на ноги и выбежал из сарая в омут янтарного света, к солнцу, нависшему над далекими холмами. Он прислонился спиной к стене фермерского дома и уставился на покосившийся сарай, что построил его отец.
Тут, Сэнди.
Он повернулся в ту сторону, где у подножия холма стоял ковбойский кемпер с пикапом.
Да.
Рыжий кот сидел на капоте пикапа и глядел в окошко.
Сэнди.
По телу мальчика пробежала дрожь.
По долине прошелся ветер, заиграв колокольчиками на крыльце. Старая мельница повернулась, и бельевая веревка за домом затрепетала, будто большие крылья.
Солнце садилось.
Иди ко мне, Сэнди.
На мгновение показалось, будто гряда облаков пронеслась над холмами, чтобы заслонить последний дневной свет, и взгляд Сэнди помутнел, как стекло от дыхания. Но ничто из этого не происходило на самом деле – или же нет? – и когда он покачал головой, это ощущение исчезло.
Вдалеке под холмом, он увидел, как кот, прижав уши, спрыгнул с пикапа.
Сюда. Сейчас.
Кот зашипел и убежал под дощатый настил.
Мальчик сжал потные кулаки и проглотил ком в горле. Вспомнил храбрость мамы, то утро, когда они впервые увидели кемпер у себя на участке…
там может оказаться любой подонок
…и спустился с холма.
У него дрожали колени.
Солнце уходило за горизонт, напоминая полуприкрытый глаз.
Он залез на радиаторную решетку пикапа и заглянул в окошко. Увидел в нем свое отражение, несмотря на грязь, – искаженный образ светловолосого мальчика в вельветовых брюках и зеленой рубашке с длинными рукавами. Он опустил глаза на бампер. Со стороны водителя там была вмятина. Сэнди провел по ней пальцем. Затем подошел к задней части кемпера и встал на нижнюю ступеньку металлического крыльца. Прислушался: не хлопнет ли дверь в доме, не позовет ли его мама. Но нет: в спину ему только дул ветер. Он поднялся выше и потянул за щеколду.
Оказалось заперто.
Сэнди спустился. Задумался на минуту. Взял тяжелый шлакоблок из штабеля возле мотельной кладовки и подтащил его под окно у кухонного уголка кемпера. Встал на шлакоблок – точно как на баптистерий, подумал он, для детей и невысоких, – и стер с окна дорожную пыль. Всмотрелся в помещение. Увидел кран, плиту, стопку посуды в раковине. Деревянные шкафчики и шелушащийся линолеум, баночку арахисового масла рядом с открытой упаковкой соленых крекеров на обеденном столе.
Что-то щелкнуло у него над головой.
Сэнди, встрепенувшись, посмотрел вверх.
Включилась флуоресцентная лампа, что возвышалась над кемпером, и теперь во всех остальных фургонах на стоянке происходило то же самое. Лампы включались одна за другой.
Он вгляделся в окно кухонного уголка и краем глаза увидел: слева, где было спальное место, что-то шевельнулось. Мелькнуло что-то белое. Рука. Нога. Что-то отступило в тень, как тарантул из диафильма, который он смотрел в школе.
Сэнди поднялся на цыпочки и сощурил глаза.
Не сумев ничего разглядеть, слез со шлакоблока, обошел пикап спереди и пригляделся поверх кабины к окну перед спальным местом. По стеклу тянулась трещина, заклеенная скотчем.
Сэнди обернулся на дом – тот был залит золотистым светом.
От солнца теперь едва виднелась лишь четверть.
Поля и склоны за мотелем окрасились фиолетовым и пестрели последними отблесками падающего на них света.
Сэнди взобрался на капот пикапа. Перелез по металлической поверхности и, сложив ладони лодочками, прижался лицом к треснутому окошку.
Увидел ковбойское спальное место, где лежал голый матрац.
Дал глазам привыкнуть к тусклому свету, что проникал через тонированное стекло.
Прижался лицом еще сильнее.
Что-то стукнуло по окну изнутри.
Сэнди дернулся и упал плашмя на капот.
Металл под ним прогнулся.
Солнце исчезло, и единственный свет теперь пробивался сквозь облака над ним, а за ними густела лишь зловещая тьма.
Сэнди лежал и смотрел на женское лицо в окошке перед собой. Кожа у нее была белая, как шерстка его кроликов. Она наклонялась вбок, опершись на локоть и улыбаясь. Губы ее розовели. Одну руку она прижимала к стеклу, растопырив пальцы. Пошевелила губами, и хотя он не мог ее слышать, каждое слово было ему знакомо. Она назвала его по имени. Произнесла с таким влажным, сочным звуком, будто вгрызлась в спелое красное яблоко. Сэнди видел в тусклом свете язычок в глубине ее горла и ключицы с изгибом грудей под белым платьем. Он лежал неподвижно, распростершись на капоте пикапа и глядя на то, как женщина отняла руку от стекла и тонкая бретелька скользнула по плечу, отчего ткань платья оторвалась от левой груди, будто осенний листок. И он снова слышал, как она произносит его имя, только на этот раз ее улыбка стала шире, а лицо исказилось, и затем его словно парализовало, когда эта чудовищная женщина стала смеяться…
Я тебя вижу, Сэнди. А ты меня?
…он перекатился по капоту и упал, а потом вскочил и ринулся наутек что было мочи.
Он побежал к дому и не оглядывался. Боялся, что, обернувшись, увидит эту страшную, отвратительную тварь, глядящую на него с улыбкой, с ухмылкой. Зовущую его по имени. Ее круглое лицо посерело, ясные зеленые глаза почернели, как мраморные китайские шашки, а рот, который произносил его имя, будто пробуя его на вкус, заполнился чем-то белым, что корчилось между кривых зубов, подобных кровельным гвоздикам, слишком многочисленным, чтобы их сосчитать.
Вбежав в мамину спальню, он увидел, что она снова спала у себя в кресле-качалке, а Тревис по-прежнему лежал на кровати. Сэнди встал в проходе, учащенно дыша, весь мокрый, но маму он не стал будить. Вместо этого прислонился к дверному косяку и, закрыв глаза, заставил себя успокоиться, задышал ровнее, а когда открыл глаза, его взгляд был устремлен на ковбоя под маминым одеялом. На его голой груди, которая была наполовину не прикрыта, Сэнди заметил странные пятна на коже – сухой, шелушащейся. Очень напоминающей плоть того существа, которое он видел в кемпере.
В кемпере, где жил сам Тревис.
Он вспомнил о повязках, которые Тревис никогда не носил ночью.
У него аллергия.
Сэнди протянул руку и поднял одеяло. Тревис лежал в нижнем белье, простыни под ним были свежие и чистые. Поперек живота и ног тянул