— Нет проблем, если он будет геем, когда подрастет, — сказал Бен. — Он просто не может быть геем прямо сейчас. Когда он станет старше, то поймет, что делать, если кто-то начнет его дразнить.
— Может, он сможет научиться кунг-фу или еще чему-нибудь, — добавил Ру. — Но прямо сейчас он просто не подготовлен к тому, чтобы быть геем. Вот почему дети не бывают геями, когда ходят в детский сад.
— Не уверена, что именно поэтому, — возразила Рози.
— Это просто странно, — сказал Ру. — Странно, что он хочет носить девчачью одежду, туфли на каблуке и украшения, мазать губы блеском. Это ненормально. Это чуднó.
— Как и вы, — на Пенна недоверчиво воззрились все стороны переговоров, включая ту, на которой он был женат. — Вы все чудны́е. Вы все странные. Вы — странная семейка. Ру, сколько детей в твоем классе, не считая тебя, играют в футбол и на флейте? Бен, сколько детей в твоем классе прыгнули через класс, потому что начали сами делать школьные домашние задания в четыре года? Клод странный, но он не просто странный, он еще и замечательный. Это просто поразительно, что он знает, чтó ему положено носить, и все равно хочет носить что-то другое, что он знает, кем ему полагается быть, но признаёт, что он вместо этого кто-то другой.
— Но он такой маленький. — Вид у Бена был беспомощный.
— Такие малыши, как он, не умеют давать сдачи, — сказал Ру.
— Такому малышу, как он, вы могли бы просто сказать, что делать, и он будет это делать, — сказал Бен. — Скажите ему, что надевать в школу, и он будет это надевать. Скажите ему, что он мальчик, а не ночная фея.
— Боюсь, нельзя говорить людям, кем они должны быть, — возразила Рози. — Можно только любить и поддерживать их такими, какие они есть. Но спасибо за то, что пришли поговорить с нами. И спасибо, что стараетесь его защитить. Это очень славно и по-братски с вашей стороны.
— Кто же я еще, кроме как брат, — хмыкнул Бен.
— Неправда, — тут же заметил Ру. — Ты еще и вонючка.
— Это тебе приходится на ночь выставлять обувь за дверь, чтобы во сне не впасть в кому!
— Это ты пахнешь так, что даже Юпитер по утрам отворачивается. А ведь ему нравится запах собачьих задниц!
— Не говори «задница», Ру, — сказала Рози.
— Всё, спать, — сказал Пенн. — Давно пора спать. Спасибо за вашу заботу. Мы примем ее во внимание.
И вот теперь Рози и Пенн сидели в кабинете директора, ощущая себя намного менее уверенными, чем притворялись перед сыновьями накануне вечером. Они договаривались о встрече только с Дуайтом Хармоном, но неутомимо бойкая мисс Эпплтон тоже явилась, заодно с окружным представителем (что или кого эта женщина представляла, было неясно) Викторией Ревелс. По ее голосу могло показаться, что с ней будет весело, но это было лишь первое из множества ошибочных допущений, которые Рози и Пенн сделали в тот день.
— Клод будет менять имя? — спросила Виктория Ревелс, когда они подошли к концу тщательно подготовленной речи. Рози и Пенн переглянулись.
— Не думаю, — сказал Пенн. — А что?
— Тогда мы можем какое-то время не вносить никакие поправки в имя и местоимение. — Она смотрела в список вопросов, который, похоже, составлял несколько страниц. — Если их надо будет изменить, пожалуйста, сразу дайте нам знать.
Дуайт Хармон перевел взгляд с документов, каждый из которых был распечатан в четырех экземплярах, на два непонимающих ошарашенных лица.
— Расслабьтесь, ребята. Клод — не первый ребенок с особыми потребностями. И не первый ребенок-трансгендер в округе. У нас все под контролем.
Пенну показалось, что пчелы в его груди превращаются во что-то прыгучее. В сверчков, к примеру. Или в лягушек.
— В данный момент он просто хочет ходить в школу в платье, — пробормотал он. — Это еще не делает его…
Он умолк, и эстафету перехватила Рози:
— Он не… мы не выбрали ярлык «трансгендер» как таковой.
— Вы, может быть, и нет, — сказала миз Ревелс, — но с точки зрения документации именно им и является мальчик, который приходит в школу, одетый как девочка. Трансгендером. При всем при этом нет необходимости официально менять имя. Многие школьные округа в этой стране требуют официального судебного приказа или изменений в свидетельстве о рождении. Мы не входим в число этих округов, так что преподаватели и сотрудники смогут называть вашего ребенка так, как решите вы, но вы должны дать нам знать о своем решении, и я должна вас предупредить, что эта перемена не бывает мгновенной.
Нет. По мнению лягушек в груди Пенна, она не была мгновенной — она была намного быстрее.
— И еще, Клоду придется пользоваться туалетом в кабинете медсестры, — продолжала она. — Он не может пользоваться уборной для сотрудников из правовых соображений. Он не может пользоваться туалетом для девочек из соображений безопасности. Мы не можем заставить его пользоваться туалетом для мальчиков, если ему некомфортно это делать.
— Кабинет медсестры в любом случае рядом с классами детского сада, — заверил Дуайт. — Я давно понял, что медсестра должна иметь возможность добраться до детского сада как можно скорее. Поэтому решение не будет восприниматься как слишком изолирующее или неудобное. Если в будущем это создаст проблему — скажем, Клод полностью превратится в девочку и почувствует себя выключенным из той социальной роли, которую уборная играет в жизни других девочек, — вы дадите нам об этом знать, и мы организуем все как-то иначе.
Снова непонимающие взгляды, лица, побледневшие до самого белого оттенка зимнего висконсинского неба.
— Ах да, верно! — ухмыльнулся Дуайт. — Вы, ребята, ничего не знаете о социальных мемах девочек. Ну-ну, какой же приятный сюрприз вас ожидает!
Они понятия не имели, какой, но начинали в этом сомневаться.
— Итак, теперь мисс Эпплтон, — даже окружной представитель не могла заставить себя назвать Бекки Эпплтон по имени, — расскажет, как это будет выглядеть на уровне класса.
Та улыбнулась ласково, как пятилетним детям:
— Мы так рады, так рады работать с Клодом! Он такой особенный ма… э-э, ребенок. Но я все же думаю, что нам следовало бы рассчитывать на то, что поначалу будут возникать кое-какие вопросы.
— Думаете? — Пенн начал замечать, что любимым типом предложения у мисс Эпплтон было условное. А теперь, дети, давайте решим, хорошее ли это решение — кормить хомячка цветными мелками. Мальчики и девочки, следует ли нам устроить сегодня праздник печенья, или мы предпочли бы, предположим, продолжать разговаривать с соседями, в то время как я четко подняла два пальца, прося тишины, и уже спела песенку слушателей?
— Мы не хотим мешать другим маленьким мальчикам и девочкам задавать вопросы, — терпеливо, ах как терпеливо объясняла Бекки Эпплтон. — Мы должны подготовить Клода к тому, как он будет отвечать. Любопытство естественно. Оно происходит из желания детей помочь другу. Я знаю, что Клод не захочет задеть их чувства, отказавшись отвечать или решив интерпретировать невинные вопросы как враждебные.
— Вам следовало бы потратить зимние каникулы на занятия, прорабатывая с ним ответы. — Виктория Ревелс была намного нетерпеливее мисс Эпплтон.
— Ответы на что? — уточнила Рози.
— Вы можете рассчитывать, что учащиеся начальной школы будут задавать вопросы типа… — и миз Ревелс стала читать по своим бумажкам: — «Почему ты носишь платье? Мальчики не могут ходить в юбках. Ты девочка? Что случилось с твоим пенисом? Почему ты носишь сережки, или другие украшения, или косметику? Почему у тебя длинные волосы и/или ты носишь заколки или другие женские украшения для волос? Что случилось с твоим пенисом?» Хмм, это они почему-то напечатали дважды.
— Скажите, это действительно приемлемо для детсадовцев, — Рози адресовала этот вопрос Дуайту Хармону, — обсуждать пенисы так…
— Непринужденно? — Пенн нервничал.
Директор едва сумел сдержать улыбку перед окружным представителем, но от ответа уклонился.
— У вас есть рекомендованные ответы? — спросила Рози Викторию Ревелс.
— Ему следует говорить правду. — Она напоминала телевизионного адвоката, дающего совет несправедливо обвиненному.
— К сожалению, он не знает, в чем правда, — сказал Пенн. — Он понятия не имеет, почему хочет носить платья и украшения. А вы знаете?
Мисс Эпплтон притронулась пальцем к золотым птичкам, украшавшим ее уши, но не сказала ничего.
— Как и все мы, он понятия не имеет, почему он тот, кто он есть, или почему хочет того, чего хочет, — добавил Пенн.
— Как мне представляется, не так важны конкретные ответы, — предположил Дуайт, — как тон. При условии, что он сможет держаться спокойно и открыто…
— И не забывать пользоваться туалетом в кабинете медсестры, — вставила Виктория Ревелс.
— …и не забывать пользоваться туалетом в кабинете медсестры, с ним все должно быть в порядке.
— При условии, что он не будет приносить на обед арахисовое масло, — добавила Рози.
— Или джем, в который вы обмакнули нож, на котором было арахисовое масло, — добавила мисс Эпплтон. — Типа, если вы ели арахисовое масло на выходных.
Кармело приехала на праздники, как и подобает бабушке, вооруженная подарками. Она привезла Ру и Бену оборудование для превращения обеденного/рабочего стола в обеденный/рабочий/теннисный. Ригелю — трафареты, чтобы связать набор для боулинга — шары, кегли, тапочки для боулинга и футляры для стаканов. Тот обрадовался, но одновременно был разочарован, что не сможет связать еще и дорожку. Ориону — костюм Шерлока Холмса, и все каникулы тот расследовал преступления. Поскольку преступлений как таковых не случилось, приходилось самому оставлять улики. Вскоре все зеркала были испещрены отпечатками пальцев, огрызки бумаги с нацарапанными надписями случайно заваливались за столы, а коврики махрились по краям подозрительно и преступно, пока Рози не положила решительный конец этой конкретной линии расследования. Кармело привезла Клоду новое платье «чайной длины», потому что из старого он вырос. Привезла ему гигантский мешок новой одежды для садика на новый учебный год — юбки, повседневные платья, хорошенькие кардиганы, кружевные топики под них, колготки, чтобы не мерзли ноги. Привезла пару крылышек, которые можно надевать, просто просовывая руки в лямки, как рюкзак, и ничуть не менее и не более монументальных, чем рюкзак. К Новому году привезла все необходимое, чтобы печь брауни, готовить банана-сплит и изготавливать трещотки — и не важно, что кто угодно, празднуя что угодно где угодно, не смог бы трещать громче, чем сами дети.