— Не за что, — отозвался Пенн. — Тебе сегодня тоже можно.
И она подумала: все так просто, проблема решена. Но проблема только начиналась.
Рози воображала, что у нее есть год — пока Поппи не исполнится восемь — прийти в себя, но девочки обнаружили, что вечеринки с ночевкой еще круче, чем можно было предположить по детским книжкам. После взлома этой воспитательной печати заставить их свернуть с пути было невозможно. Передышка для Рози длилась всего неделю, и на сей раз все было еще хуже, ведь ночевка намечалась дома у Агги. Там Пенн не мог умыкнуть всю ночную одежду Поппи в прачечную, да и в собственном доме это вряд ли бы сработало во второй раз. Там Рози не могла бы при необходимости вмешаться в ситуацию с какой-нибудь абсурдной, но (увы) правдоподобной материнской ересью, типа «в нашем доме все переодеваются в одиночку».
Рози задумалась, не слишком ли поздно ввести правило, что пятница — это Шаббат, и всем следует идти в синагогу вместо посещения вечеринок с ночевкой. Пенн считал, что скорее всего поздно. На самом деле он предлагал совершенно другую идею, а именно — чтобы Ригель с Орионом пошли в кино с Ларри и Гарри, Бен поиграл в мини-гольф с остальной командой клуба дебатов, а Ру… ну, было крайне маловероятно, чтобы он вышел из подвала при любых обстоятельствах. Если бы Поппи ночевала у соседей, в сущности, на этот вечер дом оставался бы в их полном распоряжении, а поскольку Рози то и дело стратегически разгуливала нагишом, у него были кое-какие мысли, как этим воспользоваться.
Пока Пенн излагал данный аргумент, а Рози паниковала, Поппи собирала сумку. Тот факт, что она шла к соседям, не означал, что сборы следовало исключить из ритуала. Она взяла с собой Элис и Мисс Марпл. Собрала две настольные игры, бутылочку эмали для ногтей с зелеными блестками и пакет с костюмами Ориона на случай, если захочется поиграть в переодевания. К этой скромной коллекции Рози добавила пару трусов, юбку, футболку, ночную рубашку и зубную щетку, охваченная слезливыми предчувствиями матери, посылающей солдата на войну.
Она усадила Поппи на кровать и опустилась на колени у ее ног. На сей раз мать подготовилась лучше.
— Сегодня, когда будешь переодеваться в ночную рубашку, тебе нужно сделать это в таком месте, где ты будешь одна. Понимаешь?
— Да? — уверенности в голосе не было.
— Золотко, Агги не знает, что у тебя есть пенис, и, вероятно, сильно смутится, если увидит его, так что либо придется рассказать ей, либо просто извиниться, уйти в ванную комнату и переодеться.
— Ладно, — сказала Поппи.
— Ладно — что?
— В смысле — что?
— Что ты предпочитаешь? Следует ли нам рассказать Агги? Она такая хорошая подруга, малышка. Ты можешь ей рассказать, и тогда она будет знать и все будет в порядке. Можешь решить рассказать и другим подругам, или попросить Агги больше никому не говорить: ты же знаешь, она не скажет.
— А как же Никки? — едва слышный шепот.
— Никки?
— Помнишь, как Никки был моим лучшим другом, а потом узнал, и ему стало так противно, что он попытался застрелить папу?
Рози откачнулась на пятки и подождала, пока воздух вернется в легкие. Каким образом память Поппи так исказила эту историю?! И когда? Как давно она живет с этой версией?
— О, золотко, нет! Никки был твоим другом. Он был маленьким, но по-своему любил тебя. Это его отец ничего не понимал. Никки не пытался застрелить папу. Даже папа Никки не пытался застрелить папу.
— Но после того, как узнал, он не захотел больше быть моим другом.
Рози кивнула и ничего не сказала. Это не было совсем уж неправдой. А то, что было правдой, вероятно, понять еще труднее.
— Что, если Агги не захочет быть моей подругой, когда узнает, что я на самом деле мальчик?
— А ты на самом деле мальчик? — мягко спросила Рози.
— Нет, — первое уверенное слово из уст Поппи. — Я не мальчик, мама.
— Нет, не мальчик. Так что Агги не станет так думать. Мы можем объяснить ей в любой момент. Можем пойти прямо сейчас и вместе рассказать, какая ты замечательная, храбрая, изумительная маленькая девочка.
— Я не хочу, чтобы она думала, будто во мне есть что-то странное.
— Почему? — удивилась Рози. — У нее тоже полно странностей.
— Именно, — кивнула Поппи. — Это она странная. А я нормальная. И нам так нравится.
Тем вечером после кино, игр, педикюра, возни с LEGO и тридцати шести раундов «виселицы» Агги сняла с себя все одежки до последней нитки и нагишом пошла искать, что бы такое надеть на ночь, и в итоге облачилась — вот диверсантка — в тунику от купальника Кайенн, которая была велика ей на четыре размера. Поппи вынула из сумки ночную рубашку, скомкала в шар и направилась в ванную.
— Можешь переодеваться прямо здесь, — заверила Агги. — Я не стесняюсь.
— О, — пробормотала Поппи. — Спасибо.
— А ты?
— Что — я?
— Стесняешься?
— Нет. Но… Роверелла на меня смотрит.
Это была принадлежавшая семье Агги чихуахуа — меньше полутора килограммов живого веса. Пенн называл ее хомяком. Она ходила за девочкой хвостиком повсюду.
Агги хихикнула.
— Роверелла — сторожевая собака. Она сторожит все подряд. Обожает видеть людей голышом, так что, думаю, тебе и правда лучше переодеться в ванной.
Поппи удалилась — с облегчением и довольная собой. Прошли годы, прежде чем до Агги дошло, как это странно, когда кто-то стесняется переодеваться на глазах у собаки.
Кабинки
На самом-то деле много лет аккомодация Поппи сводилась в основном к тем двум процентам ее жизни, когда она была без трусов. Даже Клод всегда мочился сидя. Но все остальное в этой области заключалось в теоретическом познании. Пенн присоединился к почтовой рассылке. Вступил в онлайн-группу поддержки. Был подписан на блоги и аккаунты в Instagram, каналы YouTube и подкасты. Там он узнавал секреты защиты секретов. Выяснил, где можно купить трусы, маскирующие пенис (черт, для начала узнал, что трусы, маскирующие пенис, существуют!), и расхаживать в них во время вечеринок с ночевкой вместе с остальными, чтобы не приходилось валить стеснительность на собаку. Узнал, в каких балетных школах требуют заниматься в одном трико, а какие разрешают надевать поверх него свободные юбки. Узнал, в программе каких дневных лагерей нет плавания. Узнал, что может рассказать о Поппи ее директору, мистеру Менендесу, просто на всякий случай, но при этом настоять, чтобы Поппи разрешили пользоваться туалетом для девочек. Узнал, что может рассказать мистеру Менендесу, но имеет право сказать «нет», когда тот порекомендовал открыть секрет постоянным учителям, кадровикам, заменяющим учителям, помощникам, школьной медсестре и работникам столовой. Узнал, что Поппи имеет право вступить в девичьи спортивные команды — по тиболу[13], футболу, теннису, плаванию. Узнал, что, если она вступит в команду по плаванию, то имеет право пользоваться женской раздевалкой. Лучшее в туалете для девочек, насколько мог судить Пенн, заключалось в том, что там всегда были кабинки. Может быть, многие девочки переодевались прямо посреди раздевалки, но писали все в кабинках, а если уж тебе все равно надо пописать, вполне разумно заодно там же снимать и надевать купальник. Пенн узнал, что герл-скауты приняли бы ее, даже если бы знали, но все равно им не сказал.
Пенн никак не мог вычерпать до донышка то, что можно было прочесть в интернете о таких детях, как его дочь, — ибо этого самого донышка не было, — но, к сожалению, все равно пытался. Это съедало время, которое должно было уходить на творчество. Поначалу казалось, что Сиэтл — отличное место для работы над ЧР. Там были замечательные книжные магазины и книготорговцы, библиотеки и библиотекари, писательские курсы и объединения критиков, исчислявшиеся десятками. Поскольку Рози теперь работала днем, а не ночью, он мог трудиться в это время, вместо того чтобы отсыпаться. И погода способствовала созданию романа: меланхолическая, с низкими серыми тучами, лежавшими слоем толстым и пухлым, как пуховое одеяло. Он писал чудесно темную, влажную прозу под стать погоде.
Но, к сожалению, иногда еще и таскал с собой это темное, влажное настроение по дому, ибо в сутках не хватало часов. Занятия в начальной школе начинались только в половине десятого. Старшие классы заканчивали учиться в два. А в промежутке на Пенне были стирка, хлопоты по дому, посещения врачей, закупка продуктов, писательский кружок. А еще отвезти в школу бутсы Поппи, которая забывала, что сегодня день футбольной тренировки, или разрешительную записку для Ригеля, когда он забывал, что сегодня день экскурсии, или обед Ориона, когда он забывал, что сегодня день обеда.
Ведь среди всего остального, что изменилось после переезда, была гарантированность работы Рози. В больнице Висконсинского университета хорошо знали ее, очень любили и были многим обязаны. Здесь же она, как и остальные, снова стала новенькой. Ей нужно было произвести впечатление. Она не могла брать выходные по болезни или отгулы. Она должна была задерживаться допоздна, потому что не могла уйти пораньше. В будни не бывала дома и не могла ничем помочь. Пенн с радостью тянул родительскую лямку, которая при всех остальных плюсах оставляла ему мало времени, чтобы писать. Особенно когда он не мог остановиться и все читал и читал о маскирующем пенисы нижнем белье и его причудливых особенностях.
На работе Рози могла бы рассказать об их секрете, но не стала. На самом-то деле причин не рассказывать не было. Обычная небольшая клиника, а люди, которые работают в медицинском учреждении, как никто приучены держать личные данные, как и детали анатомии, «под оберткой». Да, эти одеяния-обертки были сделаны из унизительной вощеной бумаги со шнурками, которые никто не умел завязывать, и да, они зияли отверстиями именно на тех местах, которые хотели бы прикрыть пациенты. В неотложке с людей срезают одежду или лечат прямо поверх нее, в зависимости от ситуации, так что, может, дело просто в том, что Рози не привыкла разворачивать пациентов, точно свертки из кулинарии. Но эти бумажные одеяния оказались не единственны