— Но ведьма же ненавидела ночных фей, — напомнила Поппи. — Потому-то и заставляла Грюмвальда их ловить.
— В таком случае, — поинтересовался Пенн, — кто мог лучше знать, как удержать ночную фею внутри?
И действительно, когда Стефани пришла, ведьма и глазом не моргнула.
— Это случается со всеми, — заверила она принцессу.
— Правда? — Та сомневалась.
— Конечно. Все иногда бывают кем-то другим, преображаются. Может, не совсем так, как ты, но в том-то и смысл, проклятие, если хочешь. Это случается со всеми, но по-разному. Ни один человек не приходит от этого в восторг, кто бы там ни сидел внутри. Так, хорошо, что у меня есть бобы…
— Я не умею готовить, — предупредила Стефани.
— Не суповые! — Ведьма явно считала, что девы в беде должны быть сообразительнее. — Волшебные. У меня есть бобы, которые помешают тебе превращаться в ночную фею.
— А кто же тогда будет зажигать звезды?
— Какая разница? — пожала плечами ведьма. — Это не наша проблема.
— И кем я буду по ночам?
— Просто принцессой Стефани. — Ведьма ухмыльнулась своей ужасной чернозубой ведьминой ухмылкой.
— Но если я не ночная фея, то чья же тогда принцесса?
— «Чейная я тогда принцесса»! — Ведьма и с грамматикой поступила совершенно по-ведьмински, но призадумалась. — Хм. Полагаю, если ты не ночная фея, то и принцессой быть не можешь. Будешь Просто Стефани.
Стефани задумалась. Она не была уверена, что хочет быть Просто Стефани. С одной стороны, так определенно проще. С другой, что будут делать без нее звезды? И, кроме того, принцессой быть приятно.
— А есть у тебя бобы, которые будут сдерживать мои крылья только днем? Я останусь ночной феей и буду заниматься звездами при условии, что смогу хранить секрет от подруг днем.
Ведьма вздохнула и закатила глаза. Принцессы такие придиры! Но да, у нее были и такие бобы. А еще сочувствовала Стефани — для нее это действительно было важно, — поэтому дала нужные бобы. Принцесса вернулась домой, замочила их на ночь, потом истолкла в хумус и съела на обед с морковными палочками.
— И все получилось? — спросила Поппи.
— Как по волшебству, — заверил Пенн.
Как только погас свет в комнате родителей-Грандерсонов, Агги взялась за зонтик с линейкой. Несмотря на все достижения технологии за время их детства, это коммуникационное устройство по-прежнему оставалось у девочек любимым.
— Твой брат влюблен в мою сестру. — Она заговорила раньше, чем Поппи успела распахнуть окно. — Фу, какая гадость!
— Который?
— А что, у меня есть другая сестра? — не расслышав, фыркнула Агги. — В Кайенн, конечно, дурочка!
— Нет, который из братьев?
— А кто знает! Один из них. Может, все. Ее телефон пиликает каждые пять секунд, и она сидит и хохочет, как сумасшедшая. Кто из твоих братьев еще не спит?
— Наверное, ни один. На вечернюю сказку никто не пришел, кроме меня.
— А что было сегодня? — Агги следила за приключениями Грюмвальда и принцессы Стефани, как за мыльной оперой.
— У Стеф постоянно выскакивали крылья, но она не хотела, чтобы кто-то об этом узнал, поэтому пошла к ведьме и взяла у нее какие-то волшебные бобы. Приготовила хумус, съела и почувствовала себя лучше.
— Странно, — покивала Агги. — Как думаешь, что это означает?
— Не знаю. — Поппи пожала плечами. — Что-то. В сказке всегда есть какой-то скрытый смысл.
Агги всерьез задумалась над этим вопросом.
— Думаю, твой папа хочет, чтобы мы знали, что пробовать наркотики — нормально. И никому об этом не говорить.
Пусть это покажется невероятным, но Агата Грандерсон выросла и стала преподавателем теории литературы в Калифорнийском университете в Беркли. У нее открылся талант к текстовой метафоре.
Восстание «красного Ру»[20]
В том январе, как и предсказывала бабушка, потребности Ру возросли. Он нуждался в понимании, в утешении. В том, чтобы родители осознали, за что он борется и почему, увидели обиду и растерянность, отсортировали законный гнев от гнева иного рода — или, если угодно, обычные подростковые муки от более конкретных. Нужно было, чтобы они поглубже вдохнули и увидели пресловутую «большую картину». Но единственное, на что Рози и Пенн могли смотреть, — на рану на его лбу, из которой лилась кровь. Больше всего Ру нуждался в швах.
Было холодное, пропитанное влагой утро понедельника, и Рози, как обычно, опаздывала на очередное совещание по инициативе Хоуи. Она предпочитала дождливые плюс четыре январского Сиэтла мэдисонским снежным минус пятнадцати, но при этом опасалась, что у нее на пальцах ног вырастет плесень из-за постоянной вынужденной ходьбы по лужам. Ивонна даже не подняла головы от компьютера, когда Рози пришла на работу промокшая и с красным носом.
— Четырнадцать минут опоздания.
— Мне пришлось остановиться на вершине горы, чтобы отдышаться.
— На четырнадцать минут?
— Из дома трудно вырваться.
— Может, тебе лучше сесть за руль.
— Забочусь об окружающей среде. Они меня ждут?
— Не-а.
— Черт!
— Угу.
Хоуи картинно остановил понедельничное утреннее совещание на середине предложения, когда она открыла дверь в комнату отдыха.
— Ах, Рози, спасибо большое, что решили присоединиться! — первые слова, обращенные к ней, не менялись из недели в неделю, словно пассивная агрессия была его личным изобретением. — Мы описать не можем, какая это честь для нас, что вы смогли это сделать!
Рози даже не взглянула на него.
— Что я пропустила? — спросила она Джеймса.
— Ровным счетом ничего.
— На самом деле довольно многое. — Хоуи гневно переводил взгляд с одного на другую. Элизабет притворно уткнулась в свой (пустой) блокнот. — Мы почти закончили. Поскольку вас не было, мы решили сделать вас ответственной за благодарственный завтрак для сотрудников и в этом году.
— Это не должна быть я, — ответила Рози.
— Отчего же?
— В этом случае завтрак начнется не раньше обеда. — Она усмехнулась Джеймсу.
— У остальных тоже есть семьи, знаете ли, — укорил Хоуи.
— Я пошутила.
— Остальные как-то умудряются уравновешивать работу и семью, — он не вопил, а выговаривал, что было еще хуже. — Это несправедливо, что мы должны страдать, потому что вы на это не способны.
Рози закатила глаза.
— И как же вы страдаете, Хоуи?
— Мне приходится начинать заново понедельничное утреннее совещание, когда я даже не добрался до его конца. И мне же приходится жрать дерьмо, если вас просят сделать одно-единственное дело помимо приема пациентов!
— Я совершенно уверена, что дерьмо здесь жру я, но снова буду ответственной за завтрак.
— Хорошая девочка!
— Я не девочка.
— Приходите вовремя.
— Вы имеете в виду — раньше времени.
После первого пациента в то утро она нашла Джеймса в комнате отдыха.
— Почему мы так настойчиво притворяемся, что работаем на Хоуи, в то время как все здесь — равные партнеры, а он по сути — травяное пятно?
— Травяное пятно?
— Раздражающее, вероятно, несводимое, по сути, безвредное. Несколько уродливое.
— Кажется, ты слишком много стираешь, Ро!
— Стиркой у нас заведует Пенн.
— Он равный, но он старший. Он тебя нанял. — Джеймс положил в свой кофе столько сахара, что казалось, будто невозможно растворить его весь и при этом сохранить жидкую форму. — Лично я после твоего собеседования был настроен скептически.
— Правда?
— Пятеро — это до фига детей. Думал, ты какая-нибудь фанатичка, сектантка или что-то в этом роде.
— Джеймс! Нельзя принимать решения о приеме на работу, основываясь на том, сколько у претендента детей!
— Все время, пока ты говорила, я напевал про себя: «Жила-была бабка в большом башмаке, / У бабки внучат — что горошин в стручке…» Это я к тому, что Хоуи за тебя боролся. Ты обязана ему своей работой.
— Может быть, но он мне не мать. Он не должен бранить меня за опоздания. Я взрослая. И не его наемная служащая.
— Да, но стоит постараться сделать так, чтобы он был доволен, или, по крайней мере, не бесить его, особенно когда это просто.
— Глотать его снисходительную чушь — просто?! Брать на себя задачи, от которых открещиваются все остальные, потому что я на пятнадцать минут опоздала на совещание, причем предупреждала, что на пятнадцать минут на него опоздаю? Это не просто!
— Конечно же, просто. Расставляй приоритеты. Разве ты не занимаешься этим дома целыми днями? — Джеймс и его муж больше не ходили в оперу. Вместо оперы у них были годовалые близнецы. — Мне кажется, это должно идти под заголовком «Родительские обязанности: расставляйте свои приоритеты».
— Вот поэтому я не должна быть обязана заниматься этим здесь.
— Считай это борьбой за власть. Выбирать приоритеты, вместо того чтобы позволять их себе навязывать. У него в одном месте свербит. Знаешь, он таким становится примерно раз в пару лет, так что на сей раз даже подзадержался. Хоуи хочет открыть блог клиники, сострогать пятнадцатилетний план, отправить гуманитарную миссию в Таиланд.
— Я не могу ехать в Таиланд. У меня есть работа и моя жизнь.
— Ты прямо капитан Очевидность, детка. Купи пончики для сотрудников и приходи по понедельникам на совещания пораньше, тогда не придется этого делать.
Дверь распахнулась. Хоуи сунул голову в комнату и испустил тяжкий вздох в сторону Рози, хотя явно искал ее и явно нашел.
— Рози. Нам нужно поговорить.
— Конечно, — легко сказала она. — Но у меня через десять минут пациент.
— Это не займет много времени, — пообещал Хоуи, — но нам надо…
У Рози зазвонил сотовый. Номер школы.
— Миссис Адамс?
— Доктор Уолш. Да, это я.
— Мать Ру?
— Да.
— Это Фрэнни Пламер из школы. Боюсь, Ру временно отстранен от занятий. Вы должны приехать и забрать его.
Иисусе!
— Срочный вызов к ребенку, — наполовину извинилась Рози перед Хоуи. — Я должна забрать Ру, но во второй половине дня вернусь. Скажите Ивонне, чтобы перенесла моих пациентов на послеобеденное время.