ни всё правильно поняли. Эта табличка казалась невероятной, но она была. Впервые за всю их жизнь перед ними оказалась подходящая дверь.
Внутри был туалет. Раковины, унитазы, даже туалетная бумага. Все обычно. Ничего особенного. Чудо.
Концовка
Первый день в клинике после возвращения из Чианг Мая выдался для Рози долгим. Она и Поппи — они предприняли попытку вернуть это имя, заявление о надежде, декларацию намерений — приехали накануне поздним вечером, а на следующий день Рози освободилась еще позже обычного. Женщина, беременная близнецами, первого родила быстро, а второго рожала долго и трудно. Только после часу ночи Рози села на велосипед и проверила телефон. Пятнадцать пропущенных звонков от Пенна. Пятнадцать! И семь СМС, по два слова каждое, все одинаковые: позвони домой. Она сделала это сразу же. Звонок не прошел. Она подняла руку и стала тыкать телефоном во все стороны. Нет сотовой связи. Хотя Рози сомневалась, что ярко-голубой пластиковый стол, который использовался в клинике в приемном отделении, ее выдержит, она все же попыталась на него влезть. Столик скрипел, шатался, держался, но квадратиков на телефоне не прибавилось. И вообще, правда ли, что можно поймать связь, если подняться повыше, или это какая-то отчаянная урбанистическая легенда? Она успела забраться на первую ветку дерева (акации, кажется?) рядом с центром амбулаторной помощи, прежде чем страх перед возможными его обитателями и понимание, насколько безумными кажутся со стороны ее действия, перевесили сомнительную возможность улучшения сигнала таким высотно-древесным способом.
Она подумала: в пансионе наверняка есть вай-фай.
Она подумала: он наверняка позвонит Клоду — Поппи — и та узнает, что происходит.
Но когда через семь минут Рози, едва дыша, с коленями, ободранными в результате неудачного спуска с дерева, с гудящими мышцами ног, оттого что давила на педали вдвое сильнее, чем обычно, подъехала к пансиону, вай-фая не было, а Поппи крепко спала.
Поначалу Рози испытала облегчение. Если бы новости были плохими, Поппи дождалась бы ее, чтобы рассказать. Если бы все было плохо, Поппи не смогла бы уснуть. А потом облегчение исчезло, как не бывало, потому что, если все было не просто плохо, а очень плохо, Пенн не стал бы звонить ребенку. Он дождался бы разговора с Рози.
Это была долгая ночь.
Первая мысль Рози после того, как она промыла и обработала колени, пару сотен раз проверила вай-фай и наконец, сдавшись, забралась в постель, была о Кармело, которая после шестидесяти с гаком лет, в течение которых смолила по пачке в день, вероятно, все же доигралась. Но Рози просто пока не была к этому готова. Пожалуйста, взмолилась она Будде, темноте, джунглям, любым силам мира сего, я не готова. Я не могу потерять мать. Она — единственная из кровной семьи, кто у меня остался.
А потом подумала о той семье, которую оставила сама. У нее не было причин полагать, что с сыновьями точно все в порядке. Юность защищает не от всего, даже в Соединенных Штатах Америки. Угрожающий кашель, который начинался так быстро и звучал так зловеще, что мог предвещать лишь нечто роковое. Смертельный бугорок, открывавший под собой нечто ужасное. Катастрофическая аллергия, которой никто не предвидел, возмездие за все сэндвичи с арахисовым маслом, которые она давала детям в школу в Висконсине. Или несчастный случай — автомобильный, велосипедный, на скейтборде, на лестнице, от чужого кулака — вариациям не было числа, и ни одна из них не была исключительно плодом воображения. Или они могли вляпаться во что-то, во что не следовало. Она виновата, что уехала за полмира от них. Наркотики, алкоголь, оружие, азартные игры. Они были подростками, а следовательно, безголовыми дураками. Она знала это всей душой.
Или еще один мужчина в ее жизни. Она не сможет жить без Пенна. Да, вот так вот просто и ужасно.
Рози провела бессонную ночь со своей умершей матерью, своими больными / истекающими кровью / слабоумно-отважными / аллергичными сыновьями, с любовью всей своей жизни, отданной на откуп злокачественным монстрам. Она думала, не могла не думать о Джейн Доу, которая была еще совсем ребенком, когда умерла у нее на руках, окровавленная, избитая и сломленная, застреленная, опозоренная и безвременно погибшая. Невозможно не быть тем, кто ты есть, верно? Невозможно не быть тем, кто ты есть, и иногда это тебя убивает. Она думала, не могла не думать о Нике Калькутти и о том неопровержимом факте, что, как бы быстро, далеко и стремительно ты ни бежал, невозможно уклоняться от насилия вечно. Иногда удается, а иногда — нет. Она пыталась думать о Нике как о доказательстве того, что часто — обычно — ты проходишь через испытания и одерживаешь победу, но это был случай «опасного сближения», и всей своей бессонной, оцепенелой душой она это знала. Рози пыталась думать о Джейн Доу как об остаточном явлении давно миновавших времени, места и страха, но на деле Джейн была примером пресловутого «кабы не милость Божия», и это она тоже знала. Когда наконец встало солнце, Рози покинула спящую Поппи в блаженном неведении и заставила Кей отвезти ее в город к работающему телефону. Она уже едва дышала — могла делать вдохи объемом не больше наперстка, поверхностные, как пыль, призрачные, как шепот.
В Сиэтле перевалило за полдень. Пенн, который пытался выжать из себя еще пару параграфов, пока дети не вернулись из школы, ответил на звонок чуть более томно и рассеянно, чем, по мнению Рози, требовала ситуация.
— Пенн! — надорванно, разбито, отчаянно.
— Рози! — с радостью оттого, что слышит ее голос.
— Что случилось?!
— Случилось?
— Все в порядке?
— Все прекрасно. Лучше, чем прекрасно! У меня есть новости.
— Иисусе, Пенн! Ты напугал меня до усрачки!
— Как?
— Ты звонил пятнадцать раз! Прислал семь сообщений! Семь СМС и никакой информации. Я думала, с тобой что-то случилось. Я думала, что-то случилось с мамой или мальчиками. Я думала об ужасных, чудовищных вещах!
— Я послал только одно СМС.
— Я получила семь.
— Иногда, когда связь прерывается, сообщения пересылают снова и снова, пока…
— Я дышать не могу!
— Делай глубокие вдохи.
— Как я могу делать глубокие вдохи, если я не могу дышать?!
— Вызови врача.
— Я сама врач.
— Вызови другого врача.
— Я не в клинике. Мне пришлось приехать в город. Сейчас шесть утра. Я в платном таксофоне у магазина. Возможно, там есть кто-то с опытом торговли жевательной резинкой, но это максимум того, что я смогу найти.
— Рози! У меня есть новости.
Она помолчала, делая глубокие вдохи, как и было сказано, чтобы прочувствовать этот момент до того, как узнает, о чем речь. Ведь что бы это ни было, все хорошо. С матерью, с сыновьями, с Пенном, Клод — Поппи — спит в пансионе, у нее тоже все хорошо, так что ничего такого страшного случиться не может. Поппи потребуются восстановление, починка и вычисления. Жизнь всегда требует починки и вычислений. Но это было тем, что Рози могла делать — тогда как запретить рак, наложить вето на автомобильные аварии, убедить мальчиков-подростков в том, что они не бессмертны, или вернуться назад во времени, чтобы предотвратить глупости и гадости, не могла. Они должны были увидеть невидимые тропинки и проложить себе путь сквозь джунгли. Должны находить, потребовать, создавать другие туалеты, другие коробки, срединные пути, срединные способы быть. Это нелегко. Но «легко» и «мирно» оказались противоположностями. И выбор между ними был простым.
— Я продал книгу. — Пенну показалось, что слова вылетели из его рта, точно пузырь в комиксе.
И как раз в тот момент, когда Рози наконец восстановила дыхание, его снова перехватило.
— О! Пенн! Любовь моя!
— Ты можешь в это поверить?
— Нет! В смысле да! В смысле — как?!
— Ты еще сомневаешься — как?! — Она буквально видела его. Пенна в джинсах, футболке, босоногого, с блокнотом в одной руке, с карандашом в другой, от радости парящего в космосе, где-то выше луны. Ей было так жаль — больше, чем Жаль-Ральфа, — что она не там, так хотелось видеть ее, разделить ее, эту радость. — Я гениальный писатель, вот как! Я рок-звезда в прозе. Я — романист, которого скоро опубликуют.
— Мне следовало почаще уезжать, — хихикнула она. — Такие достижения! Я и не представляла, что ЧР так близок к завершению.
— Не ЧР. Сказка! «Приключения Грюмвальда и принцессы Стефани». Следующей осенью, Рози. Спрашивайте в ближайшем книжном магазине!
— «Приключения Грюмвальда и принцессы Стефани»? Это детская книжка?
— Нет. В смысле да. В смысле типа того. Для нее планируется кросс-маркетинг. Издатели думают, что родители будут читать ее детям. Они думают, что родители сами будут читать. Им нравятся нюансы и метафоры. Они думают, что книга применима к каждому и затрагивает каждого.
— Но у нее нет концовки.
— Теперь есть.
— Есть?.. — Рози с удивлением поняла, что мгновенно расстроилась. Она присутствовала при зачатии Грюмвальда. Следовала за ним через годы приключений и неудач, испытаний и триумфов, во дворцах и на морском берегу, дома и Там. Видела его в трансформациях, больших и малых. Видела все его «я» и любила его больше всех. — Я пропустила концовку?
— Как могла ты пропустить концовку? — изумился Пенн. — Грюм никак не смог бы закончиться без тебя. У него есть одна из концовок, не конец, а точка остановки, не более чем пауза на самом-то деле. Ты знаешь, какая часть истории о Грюмвальде вошла в книжку? Один процент! Один процент одного процента! Бóльшая часть Грюмвальда — только твоя. Только крохотная, крохотулечная — для всех остальных. Грюмвальд и Стефани получили концовку на данный момент, концовку для остальных. Вот и всё.
— И что там?
— Что где?
— Как она заканчивается на данный момент?
— Тебе придется купить книгу!
— Я живу с ее автором.
— Нет, в данный момент не живешь. Приезжай. Я расскажу тебе всю историю.