шибки прошлого, чем усомнится в себе. Так не лучше ли его оставить наедине с собственными муками?…
— Прошу вас, — она силилась не выдать своих чувств перед лордом Элтби, но тот как никто другой был близок к истинному положению дел.
— Не стоит просить, лучше воспользуйтесь моим примером, – дыхание лорда Элтби обжигало ей лоб. – Я убежден, что на нашей бренной земле прегрешивших душ несоизмеримо больше праведных. Ваша компания только вселит в одного из них ложные ожидания на светлое спасение, но, по сути, ни ваше прощение, ни вы не способны ничего изменить.… Тогда ответьте мне, какой прок в таком прощении?
В предутренней дымке тонули крыши деревенских домов. Звезды подобно первому снегу таяли в пробуждавшемся от сна небе. Музыка стихла, но жители поселка не спешили расходиться по своим домам. Они грелись у смирившего свои пламенные языки костра, а одинокий, полный грусти голос разносил по безлюдным окрестностям тревожную историю о несчастной любви.
— Позвольте узнать, милорд, могу ли я надеяться на то, что когда-нибудь мне откроются подлинные причины гибели дяди? – она не ведала, что говорит. Желая убедиться в действительности происходящего, она не спеша провела рукою по горячему лбу. Голос не повиновался ей, а значит, и сердце, молчавшее столько дней, не слушало ропота ее души. В ней говорило то немногое, что осталось от нее самой, то исключительное в своем роде право, не прикрытое множеством обязанностей ее нынешнего положения.
— Отчего вы не спали этой ночью? – лорд Элтби оставил ее вопрос без ответа. Однако и это безучастное молчание вселяло в нее хрупкую, как сам рассвет, надежду. Она наберется терпения и будет покорно ожидать того дня и минуты, когда неведомые ей завесы падут.
– Я видел свет в вашей комнате и неподвижный силуэт у окна. Вас мучает бессонница, мисс Оутсон?
— Да, милорд, но я уже привыкла к ней, – что-то заставило ее поднять глаза и встретиться с открытым взглядом лорда Элтби.
— Я больше предпочитаю ночные прогулки по саду. По крайней мере, они способствуют трезвости разума и ясности мысли. Но вам лучше воспользоваться одним из несчетного множества советов миссис Глендовер, ее травы и наговоры помогут вам избавиться от ночных бодрствований, – в эту минуту лорд Элтби больше походил на провинциального сквайра, который печется о благосостоянии своей прислуги, нежели на грозного вершителя судеб. – Ни к чему вам ломать голову над тем, что свершилось, и чего уже не изменить никому из нас.
— Поверьте, милорд, прошлое не дает мне покоя, – она говорила так тихо, что даже неровное дыхание лорда Элтби могло заглушить ее голос. Благодаря этому и ее собственное дыхание утратило привычный ритм. Она пыталась наполнить легкие воздухом до отказа, но те нарочно не могли утолить свой неуемный аппетит.
— Правда не избавит вас от страданий, мисс Оутсон, – лорд Элтби хотел продолжить, но вовремя остановился.
— Я не боюсь страданий, милорд. И вовсе не стремлюсь к избавлению, – она перевела дух, — от моей жизни так мало уцелело, что я уже не ищу спасения, а всего лишь пытаюсь понять, что стало тому виной.…
Ее тело испытало на себе тяжесть – что-то с силой сжало плечи, лишая ее и без того шаткого равновесия. Она не видела, но отчетливо ощущала сильные мужские руки на своих плечах. Лорд Элтби сковал ее движения, а ей, не желавшей нарушить воцарившееся между ними молчание, не оставалось ничего другого, как покорно принять это неизбежное бремя.
— От чего вы дрожите, мисс Оутсон? От холода или от страха? — его глаза в свете занимавшегося утра походили на две бездонные черные дыры, которые не могли не притягивать своей глубиной, подобно тем морским пучинам, что так привлекали ее внимание на картинах лорда Элтби.
С незримых и далеких горных вершин до них доносился безмятежный шепот странствующего западного ветра. Лорд Элтби ослабил хватку. Мгновение спустя его пальцы легко коснулись ее онемевших ладоней.
— У вас ледяные руки, — он уже давно говорил в полголоса, не заботясь о том, слышит ли собеседник его речь. – Вы замерзли… — лорд Элтби с силой стиснул ее руки. Его рукопожатие было убедительным и жарким. Такому человеку был незнаком холод, как и чувство страха, о котором он так беззаботно упоминал.
— Самое время мне возвратиться к работе, милорд, — она все еще находилась во власти своего хозяина.
— Надо полагать, закончилась еще одна бессонная ночь, мисс Оутсон.
Лорд Элтби круто повернул голову и незаметно отпустил ее ладони. Мистер Скотт и Эмма приближались к ним. Она лишь недоумевала о том, как лорду Элтби удалось их увидеть, ведь все это время лицо мужчины было обращено к ней. Глаза мистера Скотта и Эммы светились от радости и недавнего веселья, ничем не выдавая усталости после долгой ночи.
— Ты знаешь, Роберт, мои ноги еще не скоро забудут сегодняшние танцы, — и как в подтверждение сказанному, мистер Скотт похлопал лорда Элтби по плечу. Но тот не ответил, а, повернув в сторону лошадей, уверенно зашагал прочь. Мужчины проворно оседлали сонных животных, взяли курс к дому и быстро скрылись из виду.
Она встретила рассвет под несмолкаемые разговоры Эммы о празднике на полпути к дому лорда Элтби. Сегодняшний день обещал быть ясным. Но мысли все еще путались в затуманенной голове, и она не до конца помнила все то, что произошло с ней этой ночью. Ей нужно было как можно быстрее добраться до теплой кухни, выпить крепкого чая и услышать спокойный голос миссис Глендовер…
Глава 22
«Как же я, должно быть, никчемно выгляжу перед ним со всей своей робостью, серостью и незначительностью. А он словно нарочно не замечает моего плачевного состояния, или тешит себя этим, искусно скрывая собственный триумф, торжествуя от каждого моего неуклюжего слова, или того хуже, его отсутствия. Значит ли это, что он сознательно заточил меня в своем доме и сковал негласными оковами — заставил увидеть жизнь чужими глазами, глазами тех, чье сердце еще полно надежд на будущее. Но, похоже, пришло время расплаты за неискушенную веру в силу перемен, за то, чему не суждено случиться. Но зачем, спрашивается, это ему понадобилось? Ведь при всех его эскападах и непростом характере, он не был склонен к лишенным смысла поступкам. И что бы ни произошло с ним в прошлом, я никоим образом не была причастна к этому, тогда как жизнь сама истязала меня, не жалея на то средств», – она пыталась найти разумные объяснения событиям прошедшей ночи.
«…Стало быть, движимый дружескими чувствами лорд Элтби вызвался сопровождать мистера Скотта на деревенский праздник. И вполне понятно, что на этом его благодетельное участие закончилось. Не пристало виконту и придворному английской короны пускаться в пляс с хмельными ремесленниками и их женами. Вместо этого он нашел себе более достойное занятие, учинив мне настоящий допрос. А что же я? Невразумительных ответов и препинаний мне оказалось недостаточно, и я позволила себе заговорить о дяде. Могла ли я быть столь опрометчивой и потерять бдительность?.. Но это еще не все. Он не просто повергнул меня в глубокое смятение, избавив от возможности здраво оценивать ситуацию, ему хватило ума и сил предположить то, к чему я безуспешно шла долгие и бессонные ночи, враз доказав свое абсолютное превосходство надо мной. И все же он не учел одного — окрыленному меткими порицаниями чужих жизней трудно увидеть несовершенства своей…Впрочем, что с того, если я не в состоянии высказать собственных предположений вслух? Я не гожусь ему в оппоненты. И он это знает, пользуясь сим беспрепятственно и при любом удобном случае…Что ж, бесполезно искать в нем пороки в оправдание себе. Да, я ошибалась, и все мои промахи были ему заметны. Сегодня я еще слабее и уязвимей, нежели в те первые минуты своего пребывания в доме. И правда заключается в том, что я боюсь потерять эту жизнь так сильно, что страшно себе сознаться…»
Ее беспокойный ход мыслей прервали. В кухню вошла Эмма, которая все утро оказывала посильную помощь миссис Глендовер среди гостей лорда Элтби. А те, не выдумав ничего нового, расположились в музыкальной комнате. Она не желала больше думать ни о гостях, ни о самом лорде Элтби. Но чем сильнее было ее желание, тем меньше удавалось следовать ему.
— Они решительно против прогулки, — Эмма присела подле нее, обреченно облокотившись на кухонный стол.
– А между тем, сегодня солнечно, и ветра нет… Удивительно, — девушка, прикрыв ладонью рот, зевнула. – Разве вы не хотите спать, Лидия?
— Не думаю…. Но вот от прогулки я бы не отказалась.
Обе девушки лукаво улыбнулись. Вернувшись в дом Лорда Элтби, они только и успели заглянуть к себе в комнату на утренний моцион. О большем не приходилось думать — словно шумный улей, не ведающий отдыха и сна, их встретила гостеприимная обитель.
— Лорд Элтби пожелал подать шампанское для наших гостей, — в кухню вошла миссис Глендовер, от хлопот по дому ее щеки горели подобно огню в плите.
— Вы, Эмма, отправляйтесь к мистеру Крилтону в погреб, а вы, Лидия, ступайте со мной, и захватите по дороге Вилли. Леди Увелтон подготовила для него подарок.
По веселому смеху и возне у входной двери она без труда обнаружила Вилли – тот по обыкновению путался в ногах мистера Брауна и, как свойственно всем детям в его возрасте, уже успел позабыть о недавнем происшествии. Теперь лишь перевязанная рука была немым напоминанием о случившемся. Она подхватила ребенка и направилась вслед за миссис Глендовер. Остановившись у дверей в музыкальную комнату, она убрала под свой чепец выбившиеся за время работы на кухне волосы и оправила одежду на мальчике. После миссис Глендовер собственнолично осмотрела Вилли, и, оставшись довольной строптивым воспитанником, отворила дверь.
Ее встретили все те же утонченные и вместе с тем невозмутимые лица гостей. Дамы наслаждались беседой, развлекая друг друга по очереди. Мистер Скотт, вдохновленный чрезмерным вниманием со стороны мужчин, живо о чем-то повествовал, широко при этом жестикулируя и произнося слова с нарочитым ударением. Безучастно оставались двое: Леди Увелтон, которая устранилась с книгой в глубину комнаты, и лорд Элтби, сосредоточенно изучавший облетевшие деревья за окном.