Незадолго до этого, не снимая с него руководства отделением, Нефтяник поручил Максу хлопотную должность замполита.
Это было неожиданно, но пришлось тогда оправдывать доверие. Выходит, именно ему предстояло обуздывать эту пеструю махновщину. В этом котле варились все три расы и их основные комбинации, два десятка национальностей (но в основном неунывающие и буйные latinos). Не говоря уже про два разных пола. Тех, у кого пол не совпадает с гендером, в отряде вроде бы не оказалось, а женщинам – которых было десять – отвели отдельное крыло на втором этаже. Все тяготы службы на благо революции они тянули на равных, разве что от самых грязных и тяжелых работ командир Сильвио пытался их освободить. За это его уже два раза за глаза называли сексистом, но никто пока не ушел из отряда со скандалом. Анонимных жалоб тоже никто не написал.
Только вступив в должность, Максим собрал всю «банду» в самом большом цеху. И напомнил про наркотики, алкоголь, личные отношения и культуру взаимодействия с гражданскими.
– «Дурь», – строго сказал он, – недопустима в любом виде! Причем наркотиками считается даже то, чем вы привыкли баловаться с детства. Алкоголь… только в меру и только вне службы. Если вы не в увольнительной – то употреблять не больше, чем раньше разрешалось правилами дорожного движения. Не больше, чем можно, чтобы сесть за руль. Любые отношения между полами – тоже вне части и так, чтобы никому это не мешало. Будете разыгрывать Ромео с Джульеттой – введем, как в частных корпорациях, правило про зрительный контакт при разнополом взаимодействии – не более 5-10 секунд. Лучше всего помогает выпить стакан воды или опустить голову под холодный кран. Чтобы мысли всякие не лезли. Далее… Запрещено использовать локалку для пустого трепа или игрушек. Никакой «дискотеки 80-х» и «Beatles». Вы взрослые люди. Теперь о разборках и конфликтах. Все мы тут не ангелы. Но постарайтесь решать проблемы между собой по-людски. Чтобы они не мешали делу революции. Иначе будете отвечать по законам военного времени.
А потом он вырубил им все гаджеты на сутки. Вообще все! Чтоб не отвлекали. И пусть не врут, что наставления по стрельбе с читалки в «линзах» изучали.
Хлопали глазами, кивали. Здоровенные лбы, но чисто дети. Конечно, на настоящей войне все эти глупости из них быстро бы выветрилась. Но настоящая война пока идет только в Мехико. Надолго ли?
Рихтер тогда еще раз напомнил про дисциплину и недопустимость разборок. И про то, что сообщить ему или командиру о серьезном нарушении – это не «стукачество», а их долг. Чтобы более серьезные проблемы пресечь в зародыше.
– Мелкие конфликты должны разрешаться товарищеским судом, – продолжал Максим вправлять им мозги. – А там, где нанесен ущерб общему делу, будут решать командиры. К местным надо относиться уважительно. Если они не подтвержденные враги народа, конечно. Но и у врагов ничего нельзя реквизировать просто так, а надо составить акт по форме. И самоуправство при применении наказаний недопустимо. Для этого есть chequistas.
В Корпусе мира все было куда строже, но Макс понимал, что к этому сборищу надо относиться с пониманием, иначе воевать придется одному. Если их перебросят в район ведения боевых действий, – вот там все будет куда жестче.
Вроде бы выслушали его внимательно. Но несколько выговоров с занесением в личное дело Рихтер влепил в первый же вечер, когда трое усатых и пропахших потом добровольцев из трущоб Канкуна попытались оспорить его власть в развязанной панибратской манере. Типа: «Дружбан, мы тебя уважаем, но раз ты нам не командир, то и не чеши нам мозги».
В тот раз он обошелся без рукоприкладства. Сбросил с плеча волосатую руку самого крупного, которого звали Анхель, и отодвинул его от себя. Видимо, тот был у них заводилой. Кличка этого «ангелочка» была «Американец». Говорили, что он когда-то уехал в Штаты, но его потом депортировали. К слову, Рихтер едва ли не впервые вживую увидел человека с низким МСР – международным социальным рейтингом, который не просто не мог съездить куда ему вздумается, но и был лишен права посещать примерно пятьдесят стран, самых обеспеченных и развитых. Даже на краткие сроки. Как и он сам, с тех пор как стал международным преступником. Но в своей прежней мирной жизни Максим с такими людьми не пересекался. Вернее, мог их видеть в перекрестье прицела, но уж точно не общался лично.
Будь это кино, военспец еще провел бы болевой прием, чтобы показать бузотёру его место. Но Рихтер понимал, что в реальности это не поддержит дисциплину, а позволит нажить смертельного врага. Он знал азы психологии и понимал, что унижать без серьезного повода на глазах товарищей нельзя. Вернее, можно, но только если твой статус незыблем. Он – чужак со стороны, а перед ним не собака-лайка и даже не амурский тигр, а человек. Применение физической силы было вариантом, но крайним. Конечно, если бы этот бугай начал первым, пришлось бы обломать его как можно жестче. Или случись такая выходка в обстановке, приближенной к боевой… тогда он был бы просто обязан наказать этого типа максимально круто.
Но пока они в тылу, Максим, спокойно глядя им в глаза, как непослушным псам, твердо и спокойно сказал, куда приведет их такое поведение, если хоть раз повторится. И предложил или выметаться за ворота, или выполнять распоряжения старших по званию.
Этого хватило. Не понадобилось даже припугнуть гауптвахтой. Они не боялись его, но боялись санкций, которые он мог наложить, и сильнее всего – что их комиссуют, уволят. Боялись позора среди пацанов из их квартала, если б их выгнали из интербригады с формулировкой «За проявленную трусость». А нескольких человек Сильвио уже так забраковал.
Пробурчав что-то себе под нос, троица разошлась. Максим поморщился. Нельзя сказать, что ему нравилось это дело, хотя в Корпусе тоже доводилось командовать отделением. И человеческий материал там был не лучше. Все-таки управляться с техникой, подумал он, сколь угодно сложной, на порядок проще, чем с живыми людьми.
Когда военспец говорил про возможное исключение из отряда, на секунду Рихтеру показалось, что они смотрят на него как-то странно. То есть думают, устроить бучу или нет. Применить ли физическую силу… Но, видимо, решили, что не стоит; молча кивнули и отошли.
«Ненадежные. Надо сделать отметку».
Хотя бывало и хуже. В последнем пополнении отделение номер три получило пять таких отморозков из Чьяпаса, что после очередного их «залета» Нефтяник сам посадил нарушителей в карцер – узкую клетушку в подвале, где все пропахло гнилью и плесенью.
Командир третьего отделения, Рамонес, идейный революционер с партбилетом, но без военного опыта, который раньше работал мелким служащим отеля, написал на них рапорт, где предлагал выгнать всех к чертовой матери и отдать под суд. На что субкоманднанте сказал ему: «Расслабься, амиго. Я поговорю по-своему, и они прижмут хвосты».
После этого отморозков стало четверо, и Максим так и не узнал, что случилось с пятым.
«Который виноват, отправился домой, – сказал субкоманданте Хименес, поднимаясь по лестнице в сопровождении бледных, как призраки, проштрафившихся бойцов, – А остальные… нормальные мучачос, просто оступились. Нам такие нужны».
На боку у командира висела кобура с револьвером 44-го калибра, который они изъяли у одного наркобарона. Это, конечно, не разогнанные электромагнитной силой тупоносые пульки рельсотрона, которые, плавясь в полете, могли остановить слона, носорога или льва в прыжке, но тоже машинка серьезная. А еще у него был обычный «глок», выстрел из которого был куда более практичным, если надо кого-то уложить на месте. Да и кастет в кармане он часто носил.
Как бы то ни было, больше в отделении худого и сутулого Рамонеса не было проблем с дисциплиной. С тех пор те четверо сильно присмирели и больше не палили по окнам и не тащили в кусты каждую понравившуюся девушку. А сам бывший ночной портье, который тоже присутствовал при той сцене в подвале, справлялся с ними теперь без проблем.
Гораздо большей проблемой были пьянки и гулянки. И виртуальные игры, как ни странно. Сети не было, локалку почистили, но изобретательные «вильисты» приносили с собой с каждого выхода в город всевозможные девайсы, которые выявлялись в ходе тотального шмона. И ладно бы это были только «очки». Один раз партизаны притащили в казарму секс-робота «Матильду» последнего поколения, обрядили ее в униформу и поставили ночью на пост часовым. Естественно, виновным потом прописали по первое число, и больше им было не до кукол. Но если бы в эту ночь пришли диверсанты? Вряд ли удалось бы затрахать кого-то из них до смерти.
Говорят, что любая не занятая делом армия подвержена моральному разложению. Не лучше дело обстояло и с пьянством. Иногда хотелось хвататься за голову и применять публичные шпицрутены, а то и децимации для тех, кого находили утром с сизым лицом и пустой бутылкой от какой-нибудь бурды, полуживых. В общем, далеко не все в отряде были такими морально стойкими, как бойцы его отделения, которое считалось лучшим.
Следующий час они потратили на уборку. Возможно, проверки завтра и не будет, – по уточненным данным Ивана, это были только слухи. Да и невозможно навести идеальную чистоту на бывшем складе. Но своим наметанным взглядом Рихтер находил то, за что мог зацепиться взгляд инспектирующих офицеров. А потом привел всё с помощью своих людей и нескольких роботов-поломоек да «черепах»-пылесосов к видимости нормы.
После, когда они уже разошлись по своим койкам, пользуясь личным временем, – в его ухе раздался звоночек оповещения.
«Кто не устал – заходите в симулятор, – разослал оповещение по всему отделению наглый Диего. – Видали, что там подключили карту со штурмом здания? Давайте ненадолго зайдем и глянем».
«Ну и что? – переспросил кто-то.
„Хрен с ней“, – написал в чат еще один.
„Это потерпит до утра“, – согласился Санчес, поставив эмотик с зевком.
Но Рихтер ответил, что придет, а вслед за ним изъявили желание поучаствовать Рауль и Ингрид.