Поскольку других приказов, кроме как удерживать оборону и ни в коем случае не покидать здания, у них не было, Максим открыл городские форумы, новостные порталы, в которые обходными путями еще доходили какие-то известия Там едва теплилась жизнь. Говорили про удар баллистической или крылатой ракеты, про артиллерийский залп и про удар со спутника. И даже про болванку рельсотрона… чушь, она дает совсем другой эффект, хотя и не менее разрушительный. Но сам Макс, еще даже не слыша, что скажут в комиссии, подозревал, что взрыв произошел в здании. Диверсия. Похоже, взрывное устройство не слишком технологичное, но мощное. И зажигательный компонент тоже имелся.
Включив одноразовый прокси-канал, он проник и во внешний мир, почитал «вражеские» (хотя нужны ли кавычки?) голоса. В официальных СМИ Мирового совета и даже других политических сил, «независимых»… в трагедии обвиняли самих повстанцев.
Но это было ожидаемо.
Макс прогулялся немного по виртуальным уголкам остальной планеты, сделав самый простой интерфейс, чтобы не перегружать канал. Вымершая сеть поражала пустыми «гостиными». Похоже, мировой кризис, внезапно вошедший в острую фазу, распугал людей даже из бизнес-чатов и любовных каналов. Но политические форумы (конечно, сохранившие с форумами эпохи Веб 1.0. и Веб 2.0 только общее название) пылали адским огнем.
На серверах многих казуальных игр было тихо как на кладбище. Но в мирах самых популярных вирок люди еще играли. Хотя даже в эльфийских королевствах и в танковых сражениях Второй Мировой были видны признаки нового времени. Старые кланы, гильдии и федерации разваливались, зато собирались новые. И уже шли виртуальные баталии не между «грифонами» и «единорогами», а между лоялистами и ребелами. Но чаще всего виртуальные потасовки заканчивались реальной бранью. Редкие нейтралы пытались образумить и тех, и других, но их проклинали, угрожали убить и быстро банили.
Наконец вернулся Сильвио.
Нефтяник стоял в дверях в рабочей спецовке, курил сигару. Явно настоящую и явно конфискованную. Гаванский табак. Венесуэлец был слегка обожжен, а кожа на голове шелушилась, как от сильного загара.
– Меня огонь не берет, – пробормотал командир. И пошатнулся, но тут же обрел контроль над своим телом. – Крепко нам вмазали. Но всех не накрыли. Повезло, что не все были в здании… Ох, повезло. Иначе бы совсем обезглавили. На всем полуострове…
После этого он минут пять бессвязно ругался, пока не выпустил всю злость. После этого рассудок вернулся к нему окончательно.
Как оказалось, во время взрыва Нефтяник находился на улице. Вышел покурить. Он сказал, что теперь дал зарок не бросать эту привычку до Страшного Суда. Переведя дух, Хименес рассказал про взрыв. Но знал он не намного больше, чем смог выяснить Макс с помощью дронов, запущенных Иваном.
На руинах, еще не успевших остыть, уже работали те криминалисты, которых удалось найти и которые согласились служить новой власти.
А вот Ивана Комарова так и не нашли. Как и от многих других, от хакера-инвалида почти ничего не осталось. Понадобятся недели экспертиз, чтобы идентифицировать всех погибших – если это вообще получится с учетом блокировки почти всех баз данных.
Показывать командиру или другим товарищам таинственное видео Ивана Максим не стал. А потом и вовсе забыл про него, потому что события закрутились с бешеной скоростью.
– София прислала сообщение, – сказал Сильвио Хименес, включая запись. – Из Мехико. Оно короткое.
«Мы потеряли многих братьев и сестер сегодня. Но мы не должны предаваться унынию. И не должны уходить в глухую оборону. Партии нужна ваша кровь, товарищи. Там, где вы можете принести больше всего пользы, – услышали они голос товарища комиссара. Голос у нее приятный даже в записи, даже когда не видно лица. – Вы нужны на фронте!».
– Мы что, похожи на почетных доноров, jefe? – прищурившись, спросил толстяк Мануэль, командир одного из отделений. – Зачем ей наша кровь?
– Ну… не прикидывайся жирным ослом, мучачо! – горячо произнес Сильвио. – Девчонка хочет, чтоб мы поддержали атаку наших пацанов в Мехико. Чтоб сковырнули эту заразу, срубили под корень. И отомстили за наших! Вот что она имела в виду. Видимо, здесь, на Юкатане, они найдут, кем нас заменить. Нас… и тех, кого не стало.
Приказ, пришедший по зашифрованному каналу, требовал выдвигаться завтра же в столицу. Поскольку бесполетную зону никто не отменял, из Центра должны были прислать грузовики.
– Ну что, повоюем? – Сильвио хрустнул суставами. Видно было, что бывший нефтяник рад завершению вынужденного безделья. – Порвем задницу корпоративным крысам?
И все «офицеры революции» как один откликнулись дружными криками одобрения. В них был гнев, решимость, но была и радость. Рихтер тоже не молчал. Он почувствовал себя так, будто близится что-то долгожданное, словно день рождения или Рождество в детстве. Да и все остальные, подумал Максим, чувствовали то же самое. Долго они ждали настоящей драки. Чтобы можно было отплатить за все и за всех.
Ни у кого на лице он не заметил тревоги.
Этот нарыв давно надо было убрать. Пока есть этот анклав в столице – есть и двоевластие. Даже если «старый режим» контролирует крохотный пятачок в Мехико. А выбить их оттуда, оставить им только несколько клочков в никому не важных районах у границы – это все равно, что выбить табуретку из-под ног, накинув на шею петлю. Сразу притихнут и их сторонники. И весь мир поймет, что Великая Революция победила! Пусть даже она и не стала пока всемирной.
Но если не выбить в этом месяце, не выбить до Нового года… тогда многим в мире революция покажется очередным «восстанием» или «мятежом». А ее долговременная победа даже в Мексике будет под вопросом.
Почему-то он вспомнил Софию и ее убежденность. Жгучий фанатизм речей. Ему было приятно ее слушать, даже когда она говорила страшные вещи.
Но мысли не задержались на ней, а вдруг скакнули к совсем другой женщине, с которой они не только делили ложе, но и, как казалось, были душевно близки. Женщине совсем другого типа.
Эшли. Или «мисс Стивенсон», как он ее издевательски иногда называл из-за того, что она так и не взяла его фамилию. И у них не было даже временного брачного соглашения, хотя он говорил ей сто раз, что не против.
Как там она? Уже лежа на своей жесткой койке, когда совещание наконец завершилось, Макс просматривал их совместные воспоминания. Ее день рождения, первый совместный отдых на море, их дом в Лондоне. Точнее, теперь уже ее дом, в котором он был, как оказалось, только гостем.
«Воспоминания, которые всегда с тобой» – таков был рекламный слоган облачного хранилища памяти «Eternity». «Вечность». Но оно хранилось в Сети, а из-за Фаервола в Мексике больше не было доступа к сетевым «облакам». Объем памяти самих его «глаз», их крохотных квантовых чипов, был относительно небольшим. Конечно, даже это количество выражалось в терабайтах. А двухмерные видео-файлы, снятые из одной точки – из глаз – были совсем крохотные по объему. Поэтому они и были сейчас доступны.
Можно, конечно, настроить прокси. И тогда будет возможность просмотреть в «облаках», среди бескрайних массивов памяти миллиардов людей, те же самые сценки их лучших дней. Трехмерно, с эффектом присутствия, с тактильными и сенсорными деталями. Но лень. Да и память… собственная… хранит это не хуже, чем какое-то «облако».
Бассейн в отеле, прогулку по пляжу, заплыв в море, закаты над заливом. Но все воспоминания – хотя и были абсолютно настоящими – выглядели почему-то как рекламная фальшивка. И хотя машин, способных создать долгосрочные сложные воспоминания в духе фильма «Total Recall», пока еще не создали, их слабое подобие в виде «пилюль памяти», дающих разовые и краткие фальшивые мыслеобразы, например, про любовное свидание со «звездой» (которой можно было «пришить» лицо вашей неудавшейся любви!), – имелось на рынке уже года три. Хотя их безопасность никто не мог гарантировать. «Use at your own risk». А в большинстве стран они и вовсе были запрещены.
Но в его-то случае все было подлинное. Почему же хотелось, как Станиславский, возгласить: «Не верю!». Не было этого. Все обман.
Черт с ней. Она выбрала свой путь. Но нет, не надо себе врать. Пусть и не с ним, но для него – неожиданно! – все еще было важно, чтобы она была жива и здорова. Главное, чтобы не влезла ни в какую грязь, не пострадала в этих играх самозваных королей мира. Которые набирали все больше оборотов. И не увидела того, что видел он и что еще предстоит ему увидеть. Даже хорошо, что она так далеко.
Хотелось бы узнать только одно. Кто написал донос? Кто известил СПБ? Кто дал подробные показания? Все-таки она? Или кто-то из сослуживцев, «друзей» или «близких»? Нет, он никому уже не собирался мстить. Просто хотел знать.
Странно, как он вообще почувствовал, что над ним сгущаются тучи. Ведь никогда не занимался агентурной деятельностью. Наверное, помогла интуиция. Но он успел.
Первые месяцы после их разрыва Рихтер ощущал себя как страна, которая вдруг обрела долгожданную, выстраданную независимость и не знает, что с ней делать. Митинги и парады на площадях, выборы и перевыборы, клятвы и громкие слова с трибун… Вроде и свобода опьяняет, и мучения прекратились… а все равно чего-то важного нет.
Так же его бабушка говорила, что скучает по Казахстану и вообще месту, которое злые языки звали «постсовок». И маялась, что всё в Германии не так. Страдала без кефира и гречки, говорила, что вкус у воды другой, а помидоры резиновые, что немцы дураки и не сдерживаются, когда пускают газы, что их мужики рохли, а бабы страшные, так как всех смелых выбили войны, а красивых сожгла инквизиция. И радовалась, когда можно стало синтезировать продукты, чтоб вдоволь наесться именно той сметаны, какая была в детстве, и докторской колбасы, и торта «птичье молоко». Хоть это и была имитация. Потому что, мол, в польском магазине по соседству – в сто раз хуже.
Бабушка любила Россию, хотя никогда там не была. Смотрела русские передачи, радовалась выходу русских команд в финал, запускала фейерверки, отмечая русские праздники. Почему не казахстанские? Этого Максим понять тогда не мог, да и сейчас не очень понимал.