У их отряда был еще неплохой автопарк. Других добровольцев перевозили на обычных автобусах, снятых с пригородных рейсов.
Три легких стелс-бронемашины «Wight» («Призрак»), захваченные в октябре на тренировочной базе Корпуса мира в городе Мерида, пошли своим ходом, с включенной системой постановки помех и активированной системой «мимикрия», благодаря которой они даже на дистанции в пять метров выглядели как обычные джипы и пикапы. Полную невидимость они включат только у самого театра военных действий, уже не на шоссе, а близко от линии фронта, где гражданский транспорт редок. Чтобы не пугать гражданских водителей движением призрачных силуэтов на автострадах и не попасть в аварию. Да и кто знает, сколько среди этих водителей могло быть платных или идейных информаторов врага?
В несколько среднетоннажных грузовиков оперативно поставили лавки для перевозки пехоты. Все они раньше принадлежали сети продуктовых супермаркетов. И никто не подумает, что там внутри отнюдь не сникерсы или печенье «Орео»!
Все машины были переключены в режим «живого шофера», хотя по умолчанию ездили беспилотными. Но командование «железным мозгам» не доверяло. Официально – потому что ИИ якобы хуже человека умел объезжать ямы и другие препятствия, что было неправдой. По факту – как догадался Максим – скорее всего, из страха потери контроля и перехвата управления.
Впрочем, своей догадкой он не стал делиться ни с кем в локалке отряда. Ее успели основательно вычистить еще в Канкуне, удалив все лишнее и поставив систему автоочистки. Наверное, это сделал еще Комаров.
Ведь он мог запланировать чистку еще при жизни, а бездушные программы – осуществить ее, когда сам он уже сгорел под завалами отеля «Маджестик» в высокотемпературном пламени.
Новым системным администратором стал Ян Виссер, хоть и матерился на всех языках при принятии полномочий, говоря, что в мирной жизни за три года успел возненавидеть эту работу. Из имущества Ивана, разложенного на полках, стеллажах, в коробках и просто на полу серверной, командир приказал ему брать не всё подряд, а только самое необходимое.
«Estoy hasta los cojones! – выругался Нефтяник.
– Вы же, блин, не яйцеголовые! Не ученые, а солдаты! На хрена такая куча барахла? Она будет отвлекать. Если понадобится техника, выдадут на новом месте. А это оставим здешним товарищам».
Максим почему-то вспомнил своего инструктора из учебного центра Корпуса мира, майора Петренко. Тот был русскоязычный, и кадета из Германии невзлюбил. Хотя с другими европейцами был сдержан и корректен. Это уже потом Макс понял, что на службе надо следить за каждым словом, которое произносишь и пишешь. Особенно когда это касается истории, национальности, политики… Даже наедине с собой. Не говоря уже о нарушении писаных запретов и циркуляров – очень легко нажить неофициальных врагов. И все разговоры записываются, а каждый кубический сантиметр пространства снимается. Скорее всего, неприязнь майора он заслужил своими положительными взглядами на СССР и социализм. Поэтому весь остаток стажировки с него драли три шкуры и придирались к каждой ерунде. Петренко коммунистов не любил. Говорил, что они должны быть принудительно переселены в колонию на красную планету Марс.
А еще у него было любимое выражение: «Если что, то сразу чё!» и его аналоги на других языках. Этим он мотивировал разноплеменных подопечных на выполнение учебных задач. Но в том, что касалось их подготовки, этот дядька не халтурил. Плотный, лысый майор был способенбез всяких апгрейдов орать так, что уши закладывало. Макс не удивился бы, если бы узнал, что его звероватый облик и солдафонский стиль были частью психологической обработки новобранцев, а сам он в тщательно скрываемой мирной жизни был ценителем классической музыки и русского балета. Но частная жизнь офицеров-инструкторов, как и всего офицерского состава Корпуса, была тайной за семью печатями.
Петренко любил говорить, что они должны уметь убивать голыми руками. «Ваших прибамбасов может с вами не быть. Ваши железки могут сломаться. И тогда все будет зависеть от того, есть ли у вас яйца… даже если вы случайно – женщины. А еще стальные мышцы и нервы как канаты, конечно». По-настоящему важные вещи инструктор всегда говорил тихо.
Так вот Нефтяник отдал приказ именно в таком тоне, и возражать было бесполезно.
Им нужно было освободить место под другой груз. Поэтому уложились в тридцать килограммов hardware. В основном погрузили на борт девайсы, которым можно найти применение в бою, – сенсоры, бесконтактные зарядные устройства, дроны. А дополнительные хранилища данных, сетевое оборудование и узкоспециальное «железо» без сожалений оставили.
Пришлось голландцу проводить ускоренную инвентаризацию и заполнять Акт передачи материальных ценностей. Но он справился – хотя тоже был лентяем (как, похоже, все айтишники), но, в отличие от погибшего приднестровца, оказался аккуратистом, почти как сам Рихтер. Правда, сопровождал каждый шаг ворчанием и жалобами. И его надо было «пинать» как следует, чтобы дать раскрыться потенциалу.
Несколько центнеров высокотехнологичного оборудования, которые Иван собирал по нитке в учреждениях бывшей власти («репрессировал», как он сам выражался), достались гарнизону Народной милиции Канкуна. Может, потом его передадут в школы или вернут в уже народный муниципалитет. Максим не был в этом до конца уверен. Но приказ есть приказ. Закончив погрузку, под покровом ночи выехали в сторону Мериды.
Хотя ехать через безлюдные места предстояло недолго, караван загрузил на борт провиант, топливо и питьевую воду. «Пойдете служить в пустыню, которая населена моджахедами и тушканчиками!» – вспомнил он слова, которые инструктор Петренко дал им, кадетам, вместо напутствия, по окончании курса его занятий.
Тут был примерно такой же ландшафт. Только вместо моджахедов были местные indigenas и bandidos, а вместо тушканчиков Старого Света – другие зверюшки.
Рихтеру было совсем не жаль оставлять Канкун с его шикарными пляжами, искусственными и облагороженными природными лагунами, отелями, похожими на дворцы махараджей, аквапарками, роскошными пальмами, райскими птицами и тропическими рыбами. Наоборот, эта потемкинская деревня, хоть и немного попорченная, с разбитыми и заколоченными окнами и облезшей позолотой, уже поднадоела. Наконец-то начнется настоящая работа, а не толчение воды в ступе до получения оксида дейтерия.
Все городские сети там, где они проезжали, действительно были вычищены от «подозрительных разговоров», «паникерства», «распространения слухов и непроверенных данных». А ведь еще недавно в них свободно и без цензуры обсуждали местные проблемы, песочили прежних и новых начальников, разглагольствовали о том, как обустроить обновленную Мексику.
Раньше можно было иногда услышать даже голоса врагов… ну, или просто не союзников. Правые либералы – из-за границы – привычно клеймили Революцию за узурпацию власти. Местные еще живые консерваторы, прячущиеся по углам, им поддакивали. И даже вроде бы друзья, реформисты называли «Авангард» радикалами и обвиняли в грабежах и бессудных расправах. Но сейчас эту лавочку прикрыли, заткнули рты. Хорошо это или нет, Макс не брался судить, но новая власть быстро училась у старой. Везде были тишь да гладь, и только бодрые реляции об утверждении нового справедливого строя. Официальные новости НарВласти гласили: «Вновь заработала ветка железной дороги Канкун-Веракрус», «Расхитители и саботажники пойманы и наказаны», «По прогнозам, после реформы собственности гидропонные фермы дадут рекордный урожай маиса». Все новости настраивали на позитивный лад.
«Уныние – это грех, – вспомнил он слова Софии. – В военное время нытиков во многих странах на фронте расстреливали на месте, а в тылу отправляли печалиться в специальные трудовые „санатории“».
На ее лице была улыбка, когда она это произносила. Это у нее шутки такие.
Общую коммуникационную сеть НарВласти обещали запустить к 25 октября, но пока не ввели в эксплуатацию. Не могли отладить. Конечно, у высших чинов связь была – сумела же София отправить Нефтянику распоряжение выдвигаться, не используя радио. Наверное, это была бывшая правительственная выделенная линия Сети.
Но командиры подразделений, по словам Сильвио Хименеса, к этому каналу часто не имели доступа, а пользовались по старинке телефонной связью, вроде бы проверяемой на предмет защиты от прослушивания. Это в городах. А на марше – старой доброй радиосвязью, о которой в эпоху покрытия каждого квадратного метра спутниковым net’ом многие стали забывать. Впрочем, это касалось мирных людей. А в Мексике хватало тех, кому было что скрывать от всевидящего ока, – контрабандистов, браконьеров, просто нелегально промышляющей чем-то публики. Поэтому старинные карманные радиостанции были у многих. Естественно, криптографией пользовались почти все.
Впрочем, Максим был даже рад тому, что Сеть не функционирует. Там не было ничего, что нужно боевому офицеру, и без чего он не сможет обойтись. Про рядовых бойцов и говорить нечего. Вот пусть и не отвлекаются перед важным делом.
Но и без автопилота, с водителями из плоти и крови, которых выбрали из своих рядов, не привлекая шоферов со стороны, чтобы не было утечек, болтанка была еще та, когда приходилось съезжать с почти идеальных шоссе на второстепенные дороги. Кое-где они были раздолбаны так, что езда напоминала слалом. Как это возможно в таком мягком и сухом климате, Рихтер не представлял. Хотя в последние годы тут, как и в других частях мира, бывали свои климатические феномены, вроде десятиградусного мороза и снега.
Хорошо еще, что мощный «Колосс» с приводом на каждое колесо мог проехать везде. Если бы он застрял, вытянуть его из раскисшей от дождей грязи было бы нелегко.
Федеральные шоссе, хоть и не дотягивали слегка по качеству до североамериканских хайвеев и европейских автобанов, были сносными. Их регулярно чинили. А вот муниципальные дороги за время президентства Родригеса в некоторых штатах пришли в упадок. Машина-монстр этих проблем даже не замечала, а в кузовах обычных грузовиков адски трясло, и тем, у кого были проблемы с вестибулярным аппаратом, пришлось несладко.