— Ты дала даже больше, чем мне надо было.
— Издеваешься? — хмыкнула Валентина Петровна.
— Немного… Я понимаю, что это такое — уйти с роли в театре, уйти совсем. Извини, я понимаю.
— Правда? — обрадовалась Валентина Петровна. — У меня есть шанс стать хорошей бабушкой?
— Скорее, бабушкой-праздником! Девочки тебя обожают. Всегда рады, — успокоила ее Яна.
— Яна, ну, у них, у Евы, есть и другая бабушка… И отец! Мотается в Москву каждые выходные, туда-сюда, словно маятник. Долго ты над мужиком издеваться будешь?
— Не знаю, мама… Перегорела как-то… Я так полюбила его, впервые захотела выйти замуж сама, по доброй воле. И, получив это предложение после рождения дочери, восприняла как то, что он делает это исключительно из-за нее, — пояснила Яна.
— Дурочка ты. Он что, до Евы тебе предложения не делал? — спросила мама, прищурив глаза.
— Делал. И не раз, вроде… — отвернулась Яна.
— Ну, так?!
— Не знаю, все время что-то мешало. Что ты, не помнишь, что ли? Наши с ним отношения кого хочешь сломают. А я тебе что? Железная?
— Ты разлюбила Мартина? — Валентина Петровна мгновенно поменяла образ сломленной и обиженной женщины на женщину непонимающую и возмущающуюся совершенно искренне.
— Нет, конечно! Я — счастливый человек, я нашла свою половинку. Я всегда буду любить его, — ответила Яна.
— Ну, так… Мартин только рад будет Еве.
— Мама! Он рад будет и Насте! Он не разделяет девочек. Сестры — значит, сестры. Это человек широкой души и большого сердца. Он никогда даже мне не говорил о том, что против удочерения или еще чего-то. Это было мое решение и его полное принятие.
— А ведь девочки даже не сестры, — задумалась Валентина Петровна. — Родители Насти — твой бывший любовник Карл и не очень хорошая женщина, а Евы — ты и Мартин…
— Только им не надо об этом говорить. Когда я жила с Карлом, Настя так сильно привязалась ко мне, что иначе как мама меня и не называла. И когда Карл погиб, я что должна была сделать? Бросить ее? Да я относилась к ней как к дочери. Она единственной моей отдушиной была в том замке, — ответила Яна, опуская тот момент, который Валентина Петровна и так знала.
Карл Штольберг в борьбе за Яну применил не очень честный прием, и она была вынуждена находиться с ним рядом.
— Я-то не против. Настя — очень милый ребенок, и я вижу, что ты любишь ее…
— И семья Мартина, а это он и его мама, подруга твоя Стефания Сергеевна, тоже это понимают и очень любят Настю. Хорошо, я попрошу Мартина и Стефанию посидеть с девочками пару недель. А что я им скажу? Где я буду это время?
— Стефания так рада будет общению с внучкой, что никаких лишних вопросов тебе не задаст. Чем на дольше ей оставишь, тем лучше.
— Она-то да, а вот Мартин, с его ревностью, вполне может поинтересоваться.
— Скажешь, что легла на пластическую операцию, — предложила Валентина Петровна.
— Не поверит, он знает, как я к этому отношусь. Или отговаривать начнет.
— Скажи, что летишь на какой-нибудь стоматологический симпозиум.
— Тоже особо не летала. У меня врачи все опытные, все с сертификатами, заботятся о повышении своей квалификации, а я давно не стою, если так можно выразиться, у станка. Чего мне вдруг куда-то лететь?
— Не знаю, Яна! Придумай что-нибудь! Ну, не говорить же ему правду, что ты полежишь немного в психушке?
— Что?! — переспросила Яна.
Глава вторая
Не любила Яна вспоминать тот разговор с матерью, потому что дальнейшие события развивались не совсем так, как ей хотелось. Сама она предпочла бы, чтобы Валентина Петровна обошла ее с этой просьбой стороной или просто каким-то волшебным образом отстала бы. Но мама прямо клещом в нее вцепилась. Она это умела! И все ведь вышло так, как мама и хотела.
Яна осмотрелась. Светлые обои в легкую голубую и салатовую полоски, дешевый, лаконичный светильник на потолке, одиночное бра на стене. Односпальная, строго застеленная кровать, тумбочка возле нее, узкий шкаф для одежды, маленькая раковина с небольшим круглым зеркалом над ней и стол со стулом, — вот вся скудная обстановка, окружающая ее на данный момент. Яна — женщина за сорок, высокая и очень худая, такая, что ремень, опоясывающий ее талию в сорок пять сантиметров, норовил сползти по узким бедрам к ее длинным ногам с очень красивыми икрами и тонкими щиколотками, — смотрела в окно. В ее больших голубых глазах отражались замысловатые узоры. Это были скудного дизайна решетки на окнах.
Нет, ее не пронесло. Она находилась в психушке, частной, дорогой, анонимной, но психушке.
«Как я так могла опять попасться? — не понимала Яна. — Ну, с возрастом должна же появиться мудрость? Какой-то жизненный опыт… Хотя, что это я! Жизненный опыт орал во все горло! Чтобы я всех послала и продолжила жить. Нет! Этап первый. Знакомство с Валерианом».
Яна, наспех накинув белый халат, выскочила из своей клиники «Белоснежка» и добежала до ближайшего кафе. Там ее ждала уже мама в компании молодого человека.
— А вот и Яна! Спасибо, что не опоздала надолго! Познакомься, это — Валериан. Это — Яна. Некоторое время вы проведете вместе, отдыхая в одном из лучших санаториев и избавляясь от своих проблем, — произнесла Валентина Петровна, подавая Яне тайные знаки, чтобы она начала ей подыгрывать. — Поэтому вам надо подружиться…
Яна слегка искривила свой милый рот в улыбке и покосилась на Валериана. Это был, ну, очень молодой человек — выше нее, худощавого телосложения, с подвижным лицом и очень выразительными большими карими глазами. Светлые волосы топорщились коротким ежиком.
— Привет! Я тебя помню! Мы с тобой вместе прятались за кулисами и подкладывали жвачки в туфли артистам. Помнишь? — весело спросила Яна.
Парень осмотрел ее с ног до головы.
— Извините… Выглядите вы, конечно, хорошо, молодо. Но у нас какая разница в возрасте? Лет двадцать? Что-то не припомню я, чтобы мы вместе кому-то что-то подкладывали…
— Приятное начало, — ответила Яна бесцветным голосом. — Конечно! Я могла бы быть твоей матерью и сейчас совсем старая.
— Успокойтесь, ребята! Вы что? Никто не говорит, что вы дружили, но несколько раз вы виделись, — встала между ними Валентина Петровна, поняв, что Валериан с первых минут знакомства допустил грубейшую ошибку — указал женщине на ее возраст.
— Не помню я, — надулся Валериан.
— Я тоже не особо, — ответила Яна, обращаясь к матери: — А я тебе говорила! Какой контакт? Он меня не помнит, я — его!
— Яна, успокойся! Валерьянчик, — обратилась она к парню, — Яна — моя дочка, понимаешь? Твоя мама — моя подруга. Мы не хотим тебе зла. Ты должен с Яной нормально общаться, без негатива и агрессии. Впрочем, как и она…
— Я как-то вырос с понятием, что никому ничего не должен… — хмуро ответил парень.
— Даже если это тебе не нравится, — добавила Валентина Петровна с нажимом, — ты едешь в санаторий! Тебе надо немного подлечиться, успокоиться.
— А Яна будет моим надсмотрщиком? — чересчур прямолинейно уточнил Валериан.
— Почему? Напарницей! Она тоже ляжет подлечиться, и заодно вот вы вместе… Все не один! — уговаривала парня Валентина Петровна.
Следующий разговор состоялся уже в вагоне СВ поезда Москва — Санкт-Петербург.
— Дорогие места, — отметил Валериан.
— Любишь экономить? Нас двое, купе на двоих. Чего непонятного? Зачем нам чужие люди в купе? Мы же с тобой знакомые, должны держаться вместе, — захрустела яблоком Яна. — Выпить хочешь? За дорогу.
— Не пью, — ответил парень.
— Это вот плохо. Мне что теперь, и выпить будет не с кем?
— А это для вас проблема? — спросил Валериан.
— Еще какая! Я вообще пьющая! — подмигнула ему Яна. — Может, я и лечиться от этого буду! — Она выложила на столик запасы еды, выставила бутылку шампанского и пластиковые стаканчики. — Налетай!
Парень взял бутылку и открыл ее достаточно быстро и легко.
— Ого! А говоришь, не пьющий. Откуда навык?
— Чего тут уметь? Навык чисто в открытии, для девушек открывал на свиданиях, — как бы оправдался Валериан.
— И много их было?
— Средне…
— И свидания доходили до логического завершения? Извини, очень личный вопрос. Можешь не отвечать.
— Спасибо и на этом.
— Нет, просто если девушка сидит, пьет шампанское, а молодой человек напротив трезвый сидит, как стекло… Так ведь они неизбежно начинают существовать в параллельных реальностях. Да и много мне — целая бутылка.
— Ладно, немного выпью за знакомство, — сдался Валериан, не захотевший существовать с Яной в параллельных реальностях, потому что и без этого смотрел на нее с подозрением.
— Видишь! Уже исправляешься! И хватит говорить мне «вы». Давай на «ты». Так комфортнее.
— Попробую.
Яна сбросила сабо и уселась на своей полке напротив Валериана в позе лотоса, с легкостью скрестив ноги.
— Так люблю путешествовать по железной дороге!.. Стук колес, укачивание, виды в окне… И самое главное — ты на земле. Если честно, боюсь летать.
— А плавать?
— Издеваешься? Плавать не боюсь, хотя сама плавать не умею. Но от Москвы до Питера как мы поплывем? Только любимая железная дорога. А ты? Ты чего-то боишься? Или не так спрошу. От чего собрался лечиться?
Валериан посмотрел на нее большими карими глазами.
— Ты мне тоже не ответила на этот вопрос.
— Мужчины вперед!
— Есть у меня одна особенность… — Валериан огляделся по сторонам, словно в купе мог быть кто-то еще, кроме них. — Налей еще шампанского.
— Ты скрытый алкоголик? — догадалась Яна, но шампанское налила. — Вообще-то наливает мужчина.
— Учту. Извини! Иногда на меня нападает такой приступ немотивированной агрессии, которую я в себе гашу, и она переходит в сильную тревогу, почти в панику.
— Знаешь, ты вот прямо рассказал мне про мое утро. Я почти до обеда все эти эмоции испытываю…
Яна оторвала от копченого цыпленка крылышко и захрустела.
— И еще, — добавил Валериан почти шепотом, — бывает, мне кажется, что за мной следят. Это всё.