олная потеря сознания может не кончиться никогда. Если сам организм не примет решения и не убьет несколько десятков нервных клеток, нейронов, чтобы импульс, который зациклился, улетел в никуда. Так как основную свою энергию уже передал в мышцы и погасился. И человек пришел в себя. Каждый раз как с того света. Страшная и гениальная болезнь одновременно. Но в каждый приступ невосполнимо погибают несколько десятков клеток твоего мозга, — подытожил Михаил Максимович.
— И?… То, что у Павла Ивановича участились приступы, много клеток гибнет или что? — не поняла внимательно слушавшая его Яна.
— Коллега, — приблизился к ней невролог, — я вам, как племяннице, все как на духу. Есть одна коварная форма этой болезни, которая называется «злокачественное течение эпилепсии». И вот она уже, исходя из самого своего названия, говорит о нехорошем исходе. Приступы учащаются, клетки больше не самоуничтожаются, а следовательно, приступы не купируются. То есть человек может войти в приступ и больше из него не выйти, — пояснил он.
— Какой ужас! — обомлела Яна. — И такая перспектива у Павла Ивановича?
— Приступы будут учащаться — раз в несколько часов, раз в несколько минут и… Таких пациентов вводят в искусственную кому, потому что смотреть на эти страдания невозможно, — ответил ей невролог.
— И ничего нельзя сделать?! — спросила Цветкова.
— Если бы можно было… Механизм злокачественности уже запущен. От чего это происходит? Тоже до конца не известно. Стресс, злоупотребление алкоголем, неудачное падение в предыдущий приступ и дополнительная травма мозга… — Михаил Максимович пожал плечами. — А так сильные лекарства, отрубающие мозговую активность. Лечили таких пациентов током, но тоже безрезультатно. Мне нечем вас порадовать, честно.
— И даже за любые деньги? — спросила Яна с глазами, наполняющимися слезами.
— Если бы все в этом мире решали деньги, — улыбнулся доктор. — А у вас много денег?
— Достаточно. Извините, — вытерла слезы Яна, не понимая, почему она так переживает.
Почему она вообще встретила эту семью на своем пути! Сначала она должна переживать за сына-алкоголика и девчонку, работающую на автозаправке, которая не может наладить личную жизнь, потому что влюблена не в того парня. Теперь еще этот старик, у которого отказывался работать мозг, который всю жизнь честно помогал другим людям, а вот ему, оказывается, уже не помочь.
Яна вернулась в свою палату в полном расстройстве чувств. Почему-то она не могла дозвониться ни до Витольда, ни до Петра.
«Что они там, все с ума посходили? Все головами ударились? Вне зоны действия они!..» — мысленно ругалась Яна.
А дальше к ней пришел Михаил Максимович, лицо его было хмурым. В глаза он не смотрел.
— Что-то случилось? — сразу же поняла Яна.
— У меня для вас плохие новости.
— Павел Иванович? — замерла Яна.
— Да, все произошло скорее, чем я предполагал. Он снова упал в тяжелом приступе и сам уже не вышел из него. Еле вывели. Но он очень и очень слаб. Мы поместили его в реанимацию.
— Господи! Я могу чем-то помочь?
— Мы это обсуждали. Боюсь, что нет.
— Навестить? — спросила Яна.
— Да, конечно. Я дам распоряжение, — ответил невролог. — Но, там, же под охраной лежит и тот, кто напал на вас, — сказал он.
— А вот его судьба мне совершенно безразлична, — фыркнула Яна.
— Я понимаю, наверное, тоже так же бы реагировал на здоровье человека, который хотел меня убить. Но я — врач, и меня этот вопрос, увы, должен волновать. Тем более что работники полиции все время спрашивают, когда он может дать показания, — улыбнулся Михаил Максимович.
— Вы знаете, я навещу Павла Ивановича и, пожалуй, уйду от вас, — ответила ему Цветкова. — А то мне неудобно. Я абсолютно здорова. Подумаешь, придушили слегка!.. И не такое бывало, — махнула Яна рукой. — Поэтому выпишусь. Дела у меня — в Питер надо.
— Так вы только приехали в Сочи! Подверглись, как говорится, нападению и домой?! Даже чаю не попьете, в смысле, не отдохнете, не позагораете?…
— Да я вообще-то не поклонница такого климата, да и желание по отдыху пропало, — смутилась Яна.
— А у меня дом большой, я совершенно бесплатно могу поселить вас в большой комнате с выходом на веранду. Покажу вам, где лучшее море, искупаетесь, — продолжал уговаривать Яну Михаил Максимович.
— Спасибо за приглашение, но пока распорядитесь, чтобы меня пустили в реанимацию, к дя-де, — попросила Яна, давно привыкшая к тому, что разные мужчины ее все время куда-либо приглашали.
— Да, конечно, я же обещал.
Глава шестнадцатая
Яна уже давно понимала, что медицина, которой она чуть было не посвятила себя на профессиональном уровне, не совсем ее призвание. Скорее, это было ее юношеское «Фи!» матери-актрисе. Валентина Петровна всегда видела в ней актрису и говорила об этом, утверждала, что ее дочь очень талантлива. Из Яны и правда вышла бы прекрасная актриса, да и художница. Она с детства здорово рисовала. И многочисленные друзья мамы Яны, люди творческие, тонкие, неординарные, отмечали и художественный, и артистический талант девочки. А еще она неплохо танцевала, но без особого энтузиазма. Но вот чего Яна совсем не умела, так это петь. Слух-то был, голоса не было. А когда наступило время определиться с профессией, Яна, можно сказать назло матери, выбрала совершенно далекое от искусства направление — медицину. И поступила в медицинский институт. Какой из нее получился врач? Вроде даже и неплохой. По крайней мере, никому ничего дурного она не сделала, как говорится, не навредила, но когда подвернулся случай, с радостью стала хозяйкой стоматологической клиники, сделалась чистым администратором — лишь бы самой не лечить людей, не стоять у станка. Да и каким бы она была медиком, если боялась крови, если не любила больницы, сам вот запах этих больниц?…
Яна аккуратно вошла в реанимационную палату, где в гордом одиночестве лежал Павел Иванович. И это везде выглядело одинаково. Голый торсом, весь в трубах, с непрерывно снимающейся ЭКГ, с мониторингом давления и других функций изношенного организма. Седой, величественный старик. Яна подошла ближе, веки его дрогнули.
— Павел Иванович, узнаете меня? — спросила Яна, обливаясь слезами.
— Думала, что я ку-ку? — попытался улыбнуться старик, но у него не получилось. — Трясет меня, в сознании все реже. Доктор сказал, что это конец. Жалко только Димку, и что тебе не помог. Не плачь, все хорошо, — посмотрел на нее старик, но тут руки и ноги его снова затряслись, и он внезапно потянулся дрожащей рукой к своему горлу, пытаясь что-то сказать ей. — Я… Яна… Я…
— Что? — подалась вперед Яна и инстинктивно подняла руки к своей шее.
В этот же момент сзади на нее накинули какой-то провод и стали душить. Тогда еще Яна не знала, что это не провод, а прозрачная трубка от капельницы. А преступник, напавший на нее, не ожидал, что она успеет защитить горло руками.
— Знал… знал, что придешь! — зашипел ей в ухо ненавистный мужской голос. — Со мной пусть будет, что будет, но я тебя убью! Вот именно тебя я очень хочу убить! Все из-за тебя! Все! Так хорошо все было! Умри, тварь!..
Яна сопротивлялась всем телом, хоть ее и швыряло из стороны в сторону. Павел Иванович бился в своем припадке, но Яна это видела так… краем глаза. Богдан, а это, конечно, был он, оказался очень сильным, как и положено маньякам. Он раскачивал ее хрупкое тело, словно запускал воздушного змея в порывах сильного ветра. Яна с трудом удерживала руками эластичный провод, который еще чуть-чуть и вопьется ей в горло. Ее тело билось обо все, что было в палате: о железную кровать, на которой возлежал Павел Иванович, о самого Павла Ивановича, об аппарат, к которому он был подключен, о стены, о провода, о море, о золотой песок пляжа… И страшный крик «Умри! Умри!» вдруг перешел в «Плыви! Плыви!..».
Яна плыла и даже удивлялась, почему так легко, без усилий. Будто ее тело и голова были невесомы, и она просто скользила по поверхности воды, словно кувшинка. А навстречу ей плыл какой-то мужчина. Яна всмотрелась. Его лицо ей было смутно знакомым. Кто это? Лицо мужчины стало уходить под воду. Яну мгновенно накрыла волна тревоги, и вся благостность тут же испарилась. Яна, понимая, что не умеет нырять, начала нырять, захлебываться и пытаться вытащить тонущего человека. Но сделать Яна ничего не могла. Мужчина уже ушел на большую глубину, его бледное лицо медленно растворялось в морской глубине. Лицо из бледного пятна стало постепенно приобретать родные черты Мартина.
— Мартин! — ахнула Яна и набрала полный рот воды, отчего и захлебнулась.
— Яна, Яночка, открой глаза, все хорошо. Я здесь, я рядом.
Она почувствовала на своих щеках легкие прикосновения и поцелуи человека со знакомым запахом и энергетикой.
— Виталий, ты? — открыла глаза Яна.
— Очнулась! — заключил он ее в объятия.
Яна уткнулась ему в сильное и надежное плечо.
— Мне снился сон? — спросила она.
— Думаю, что нет.
— Я в Сочи?
— Верно, — прижал он ее к себе.
— А ты тут что делаешь? — спросила Яна.
— Думаешь, я мог оставаться спокойным после разговора с тобой по телефону? Думаешь, я не понял, что ты снова во что-то ввязалась? — вопросом на вопрос ответил Виталий Николаевич.
— Он подоспел вовремя, — вдруг сказал другой, женский голос.
Яна вздрогнула и обратила внимание на молоденькую медсестричку, которая колдовала над какими-то лекарствами. — Этот бандит, которого доставили сюда, очнулся, убил молоденького полицейского из охраны и пытался убить вас. А тут вот Виталий Николаевич приехал и пошел искать вас. Ему сказали, что вы пошли в реанимацию попрощаться. Он за вами. И вот… Успел спасти, обезвредил этого упыря, — пояснила девушка.
— Да… Я почти помню… Это было ужасно! Он бы меня точно прикончил. Спасибо, Виталий! Ты так вовремя!.. Я уже ничего не чувствовала… Предсмертная эйфория. Не верила, что меня кто-то спасает. Спасибо!.. — благодарила, не могла остановиться Яна.