1
Поселившись в заводском общежитии, Егоркин пошел к сестре.
Вернулся, когда стемнело, и на улицах зажглись фонари. Комната его оказалась не запертой на ключ. Ванек потянулся к выключателю и увидел на своей кровати спящего человека. Егоркин удивился. Помедлил: включать или не включать свет? Потом все-таки включил. Парень лежал лицом к стене, прямо в костюме, обняв руками подушку в белоснежной, при свете лампочки, наволочке и не отреагировал на включенный свет. «Пьяный, должно!» – тревожно подумал Ванек. Он нерешительно топтался у двери. Разбудить? Несмело подошел к спящему, стараясь не топать. Здоровый! Кровать мала. Ванек легонько потрогал его за плечо.
– Отстань! Дай поспать, – буркнул парень, не оборачиваясь.
Ванек постоял рядом, подумал, потом решительно затеребил:
– А ну вставай!
– Отстань, говорю! – рявкнул парень, не отрывая голову от подушки, отмахнулся и рукой чуть не угодил Егоркину по лицу.
– Вставай, быстро! – разозлился Ванек, взял его за шиворот и потащил с кровати.
Парень вскочил, ухватил Егоркина за куртку и толкнул к двери, цедя сквозь стиснутые зубы:
– Какого черта тебе надо? Ты откуда взялся, а?
Возмущенный Ванек, в свою очередь, схватил его за грудки и прижал к дверцам шкафа.
– Ах, ты так? – прохрипел парень.
Егоркин чувствовал, что ему не справиться с ним, и лихорадочно искал выход из положения. Как отступить? Но тут распахнулась дверь, и вошли двое ребят. Один, небольшого росточка, худощавый, был в кожаной кепке с большим рулоном ватмана под мышкой, второй, покоренастей, покрепче, – с сумкой на длинном ремне через плечо. Увидев сцепившихся ребят, парень в кепке бросил рулон на кровать и кинулся разнимать, спрашивая сердито:
– Вы чего не поделили, а? Чего сцепились?
– Он на моей кровати спал… Я его разбудил, а он драться… – тяжело дыша, проговорил Ванек, поправляя куртку и чувствуя облегчение.
– Это тебя поселили к нам? – спросил Егоркина неожиданный защитник, разглядывая его. – Давай знакомиться. Меня Володей зовут. А это Борис, – указал он на другого, темноволосого курчавого парня, который уселся на стуле, положив замшевую сумку на кровать рядом с рулоном, и невозмутимо наблюдал за происходящим. Потом Володя кивнул в сторону драчуна: – Андрей!
– Царев! – четко произнес Андрей, не глядя на Егоркина.
– Иван, – сказал Ванек, насмешливо посмотрел на Царева, почесал нос и добавил: – Егоркин!
– Ты, салапет, мне не нравишься! – проговорил Царев.
– А я не девка, чтоб тебе нравиться!
Егоркин сел на свою кровать. Он понял, что Царев раздражен. Начни сейчас юлить перед ним, хуже будет. Уйти, что ли, из комнаты? Нет, подумает, струсил…
– Ты в каком цехе работать будешь? – спросил Володя, видя, что новенький с гонором, уступать не хочет.
– В сборочном…
– С нами, – улыбаясь, кивнул Володя Цареву, стараясь его смягчить.
– Ладно, приходи завтра. Я тебя работать научу, – буркнул Андрей.
Царев был и в самом деле раздражен. Испортил ему настроение мастер Набоков: закричал на весь участок, чтобы он болты по полу не разбрасывал. Не мог спокойно сказать. Царев грубо ответил. Они поругались… Потом в общежитии Андрей не обнаружил на доске ключа от своей комнаты, что окончательно вывело его из себя. Слоняйся теперь по общежитию, жди, когда вернется парень, с которым он жил в комнате. Вечно, гад, забывает повесить ключ на доску. Володя дал ему ключ от своей комнаты, чтобы он в ней подождал, а тут этот носатый сопляк появился.
Володя снял кепку, повесил ее на вешалку у двери и начал раздеваться, предложив Ивану:
– Снимай куртку… Вешай хоть сюда, хоть туда, – указал он на шкаф и на вешалку.
Ванек поднялся, неторопливо разделся и спросил у Володи, показывая на подоконник:
– Можно книгу посмотреть?
– Бери.
Егоркин взял, снова уселся на кровати, закинул за спину, к стене, подушку и откинулся на нее. Он заставлял себя читать, но прочитанное тут же забывалось. Никак не мог успокоиться.
Борис рассказывал ребятам, что достал какие-то необыкновенные батники.
– Тебе батничек не нужен? – повернул он вдруг свою курчавую голову к Егоркину.
Ванек не сразу понял, что Борис обратился к нему.
– Нет, – качнул он головой.
– А джинсы? Любой фирмы достать могу, – снова спросил Борис.
– Нет.
– Что ты пристал к человеку, – взглянул Володя на Бориса. – У него и денег-то, наверно, нет.
– Если что понадобится, скажи Володе, он мне передаст. Любую вещь достану, – говорил Борис, не обращая внимания на слова приятеля.
Он частенько появлялся в общежитии. Володе льстила дружба с аспирантом. Борис учился в аспирантуре педагогического института. Володя не догадывался, что Борис захаживает к нему лишь для того, чтобы сбывать в общежитии дефицитные вещи, которыми его снабжали продавцы.
– Вы моего чудака не встречали? – спросил Царев.
– Не видно, – ответил Володя.
– Вот сволочь! Второй раз ключ не оставляет… Спать охота. Вернется, шею намылю… Может, возьмем пузырек, а?
– Я не буду, – отказался Володя. – Мне через три дня чертеж сдавать…
Володя учился в политехническом институте на заочном отделении.
– Давай портвешку возьмем, – поддержал Царева Борис. – Только я в гастроном не побегу.
– А вот молодой сгоняет. Ему делать не хрена, – сказал Андрей.
– Он магазин не найдет, – вмешался Володя.
– Найдет! Он шустрый! Слышал, как он со мной разговаривал? Найдешь, а?
Ванек молчал, напрягшись.
– Ты что, разговаривать с нами не хочешь? Бери деньги и дуй! Десять минут тебе сроку!
Егоркин молча перевернул страницу.
– Ты смотри! – Царев вскочил.
– Сиди, сиди! Он тебя не трогает, – преградил ему путь Володя.
– Нет, уйди! Не мешай! – Андрей легко отодвинул щупленького по сравнению с ним Володю в сторону. – Нам скоро эти сопляки житья не дадут. Приедет из деревни и в первый же день козлом ходит. Ты из какой деревни, а? – наклонился Андрей над Егоркиным.
Ванек закрыл книгу, отложил ее в сторону и, стараясь как можно спокойнее смотреть Цареву в глаза, ответил:
– Из Масловки. А ты?
– Видал? – усмехаясь, повернулся Андрей к Володе. – Из Масловки, значит… Так вот, дуй в магазин! Тут недалеко!
– Не-а, – покачал головой Егоркин.
– Почему? – игриво спросил Царев.
– Неохота.
– А я тебя отправлю все-таки или в магазин, или в Масловку твою!
– Не-а…
Царев схватил Егоркина за шиворот и резко поднял с кровати. Ванек вырвался и сильно толкнул его в плечо. Андрей грохнулся задом на кровать, спружинил, вскочил и ударил Егоркина кулаком в лицо. Ванек отпрыгнул к шкафу, морщась от боли и зажимая глаз рукой. Царев снова кинулся к нему, но Володя обхватил его сзади, удержал. Андрей вырывался, кричал:
– Я его зарою! Зарою!
На шум прибежали две женщины.
– Вы что! Что творите! – кричала Надежда Ивановна, воспитатель, маленькая, юркая, шумливая.
Вахтер, тучная старуха с испуганным лицом, остановилась в дверях и крикнула ребятам, выглядывавшим из-за ее спины:
– Милицию! Милицию вызывайте!
Царев, услышав это, сразу обмяк и, прихрамывая, вышел из комнаты. Ногой он больно ударился о кровать, когда Ванек его толкнул. Борис суетливо выскочил следом за ним.
– Ты у меня еще попляшешь, салапет! – пообещал Андрей, оглянувшись в двери.
2
Антон Маркин торопливо побросал в тележку картонные коробочки для болтов и гаек и покатил на склад.
– Ты что такой мрачный? – весело окликнул его шедший навстречу тучный, щекастый мастер Набоков. За ним, неспешно переставляя длинные ноги, вышагивал незнакомый парень. – На меня злишься, что напарника не даю? – протянул руку Набоков.
Антон пожал руку мастера и опять почувствовал какую-то неловкость, которую всегда испытывал, когда прикасался к необыкновенно коротким и пухлым пальцам Набокова.
– Напарника тебе нашли, – так же весело продолжал мастер. – Вот он, смотри, какой орел! Наставником его будешь. Учи, через месяц, чтоб лучше тебя работал!
«Орел» был высокого роста, худой, волосатый, носатый, на верхней губе у него росли реденькие длинные светлые волоски. «Усищи!» – усмехнулся про себя Маркин. И был «орел» совсем пацан. Да к тому же со свежим синяком под глазом. Антон сразу почувствовал к нему неприязнь. «Патлач! Сявка!» – назвал он его про себя. С таким наработаешь… Прогулы будут через день. Да и на завод, видно, пришел для того, чтобы где-то до армии при деле числиться.
Мастер важно, неторопливо двинулся дальше, но Маркин остановил его и раздраженно заговорил:
– И где ты только такого орла отыскал? Думаешь, он работать будет?.. А мне напарник нужен! Напарник!
– Может, тебе в напарники Героя Соцтруда найти?.. Ты из этого настоящего рабочего вырасти!
– А-а! – с досадой махнул рукой Антон и вернулся к тележке. – Зовут-то тебя как? – неприветливо спросил он у парня.
– Ваньком, – хмуро ответил тот.
– Ну ладно, Ванек, поехали на склад… Только если ты сачковать сюда пришел, лучше сразу приглядывай себе другое место. На нашей операции работать надо. Тут конвейер!
Егоркин промолчал.
Когда он устраивался на завод и в первый раз пришел в цех, Иван увидел стоявшую напротив широких ворот только что сошедшую с конвейера машину, которая, поблескивая свежей краской, радостно смотрела на него и была удивительно похожа на быка, всю зиму простоявшего в хлеву и ранней весной выпущенного на волю. К машине деловито подошел парень в клетчатой рубахе и, едва коснувшись ногой ступеньки и одновременно рванув на себя дверь за ручку, мгновенно оказался за рулем. Машина тут же весело рыкнула, выпустила струю дыма и покатила мимо Егоркина. Ванек представил себя на месте парня, представил, что и он будет так же легко вскакивать в кабину и выводить на улицу новенькие машины.
Не ожидал он, что так недружелюбно встретят его в цехе. На складе он брал из ячеек и молча складывал в тележку шестеренки и болты, на которые указывал ему Антон Маркин. Потом, когда они вернулись на участок и выгрузили детали из тележки, Антон стал собирать рычаги, а Ванек сел на пустой ящик и начал нанизывать на болты шайбочки. Оглядывая участок и конвейер, он догадался по чугунным корпусам, лежащим возле зеленого щита, отделяющего один участок от другого, что на конвейере собирают бортовую передачу.
Рядом с железным столом, на котором Маркин ловко и быстро, только пальцы мелькали, собирал рычаги, лежали коричневые детали, похожие на глубокие тарелки, а с двух сторон стола были прикреплены небольшие станочки с зажимами.
Антон вначале не смотрел в сторону Егоркина, думал о своем. Вчера Трепетов, напарник, вместо которого сегодня поставили Ванька, взял расчет, отработал последний день и затащил по этому случаю Маркина в пивнушку. Домой Антон вернулся поздно и поссорился с женой. Люся не любила, когда он поздно приходил, и Маркин старался не огорчать ее. Он всегда переживал, когда они ссорились. Выпивал он нечасто, после получки или когда случай какой выпадет, вроде вчерашнего. И всегда болел на другой день. Сегодня у него ныла голова, на душе было муторно.
Бригадир-инструктор Субботин, приятель Маркина, энергичный, крепкий, мускулистый парень, заметил его настроение, подошел и спросил сочувственно:
– С женой поцапался?
– Поцапался, – подтвердил Антон. – С Трепетовым набрался! И притащился в одиннадцать… Да что там рассказывать, сам знаешь, – хмуро прервал себя Маркин и, помолчав, добавил: – А Люся моя, чуть задержусь, так ревновать…
– У тебя язык слишком длинный. Ты хотя бы при ней с бабами не заигрывал!
– Что я, всерьез, что ли? Я же шучу!
– А ей откуда знать, шутишь ты или всерьез?
– Разве она меня не знает? Вон сколько вместе прожили…
После этого разговора Маркину отчего-то стало легче, и он начал посматривать на своего нового напарника. Ванек старательно нанизывал шайбы на болты и ставил их на дно коробочки ровными рядами. Иногда он поправлял болт пальцем. Работал неторопливо, аккуратно. Глядя на него, Антон совсем развеселился. Будь на месте Ванька другой человек, Маркин обязательно нервничал бы, видя такую медленную работу. Но от патлача он иного и не ожидал.
– А как твоя фамилия, Ванек? – спросил Антон, не отрываясь от работы.
– Егоркин.
– Ишь ты! Егоркин и Маркин! Маркин и Егоркин! Звучит, а? Видать, мы с тобой споемся. А родом ты откуда? Может, еще и земляки?
– Из Тамбовской области я!
– Ух ты, из тамбовских лесов, значит. Тамбовский волк! Почему же тогда тебя мастер орлом назвал?
– От нашей деревни лес за пятнадцать километров. Да и то лесок, а не лес, – серьезно ответил Егоркин.
– А-а! Ты, оказывается, волк степной!.. Ну что, готово, говоришь? – Маркин посмотрел на часы. – Нанизать шайбочки на болты стоит три с половиной копейки. Так что, считай, за сорок минут ты эти деньги заработал. Они, можно сказать, уже в твоем кармане.
Маркин шутил, намекая на то, что Егоркин слишком долго копался с шайбами. Никто, конечно, не считал это занятие операцией. И, естественно, не оценивал ее.
– Теперь иди ко мне и смотри внимательно, – сказал Антон и взял из стопки коричневых деталей одну. – Сначала мы собираем «тарелку», вот на этих штуках. – Он показал на два станочка, прикрепленных к столу, положил на один из них деталь, похожую на тарелку, и закрепил зажимами. – Прикручиваем крышку, сюда вставляем вал, на него надеваем шестеренку, рычажок, теперь поворачиваем другой стороной, вставляем подшипник на вал, зажимаем – и «тарелка» готова… Теперь снимаем ее и переходим на конвейер. Идем, я покажу, как крепить «тарелку» к бортовой передаче. Кстати, бортовую передачу мы зовем «головкой», запомни!
Они перешли к конвейеру. Егоркин внимательно следил за руками Маркина и в то же время старался прочитать, что выколото на тыльной стороне его ладони. Наконец, когда Антон стал прикручивать «тарелку» к бортовой передаче, Ванек успел прочитать: «Попробуй измени!» Над словами был выколот пень, а из него торчал меч, обвитый змеей.
Странное дело, Маркин, с такой неохотой согласившийся взять в напарники Егоркина, знакомил его с работой с непонятным для себя удовольствием. Наставником он стал впервые в жизни. Настроение у него поднялось. Ссора с Люсей забылась. И на Ванька он теперь смотрел даже с симпатией. Маркин не смог бы объяснить, почему он вдруг почувствовал расположение к Ваньку. Казалось бы, своей неуклюжестью и робостью Егоркин, напротив, должен был усилить его раздражение. А Маркин прикручивал «тарелку», вставлял в передачу нужные детали и говорил доброжелательно:
– Наблюдай, куда какую деталь. Видал?.. Готово! Вот так должен работать рычаг. Все в порядке! – Антон ласково похлопал ладонью по только что поставленной «тарелке». – Поставить одну такую штуку стоит двадцать копеек. Мы их должны собрать за смену сто штук. Ты пятьдесят, я пятьдесят. Сделал пятьдесят – червонец в кармане, ясно?.. С главного конвейера должно сойти сто машин. Не дадим мы сто бортовых передач, не будет ста машин. Завод план не даст! Понял, как ты один весь завод в руках держишь? Вот потому-то тебя мастер орлом и назвал.
Говорил это Маркин нравоучительным тоном, полушутя, полусерьезно. На него иногда находило такое настроение. Правда, часто он проповедовал явную чушь, подводя под нее научную базу. И если кто-нибудь начинал возражать ему, то он толкал целую речь с яркими примерами из жизни. Приятели знали, что он шутит, но в автобусе, например, иногда разговорчивые пассажиры принимались с жаром возражать ему. А Маркин давил их фактами, которые тут же выдумывал, приводил цитаты из книг, даже называл тома и страницы, хотя книги эти он, может, и в руках не держал.
– А теперь пошли «тарелки» собирать, – закончил Антон свою речь. – Попробуй сам, а не получится, смотри, как я делаю.
Егоркин нерешительно подошел к столу, зачем-то тщательно вытер тряпкой станочек и оглянулся на Маркина, словно прося поддержки. Тот, наклонившись над «тарелкой», быстро работал ключом. Ванек положил корпус на станочек, закрепил, потом прикрутил крышку одним болтом, как это делал Маркин, вставил другой болт в пневматическую машинку и, зажав его пальцами, сунул в отверстие на крышке. Надавил кнопку машинки. Болт неожиданно резко крутнулся в его руке, содрал кожу на пальце и выскочил. Егоркин прижал палец к рубашке на груди и посмотрел на Маркина, не заметил ли тот его конфуз. Антон, конечно, видел и подошел, хмурясь.
– А ну покажи палец!
– Ерунда, – виновато ответил Ванек.
– Смотри, как это делается, – сказал Маркин, взял машинку и вставил в нее болт.
Машинка коротко взвыла, и болт мгновенно оказался на своем месте.
– Попробуй теперь ты!
Егоркин сделал все так, как показал ему Маркин. Но когда он нажал на кнопку пневматической машинки, болт вместе с ней начал описывать круги, не желая идти на место. Машинка недовольно выла в руках. Ванек, морщась, с силой придавил болт к отверстию, надеясь, что он закрутится, но болт совсем выскочил и отлетел в сторону. Егоркин растерянно взглянул на Маркина, не смеется ли он. Антон действительно хотел посмеяться над парнем, но вспомнил, как сам в первый день мучился, и сказал:
– Ты пока так не сумеешь. Сначала наживи все болты, а потом закручивай!
– Не получается? – подошел к Егоркину Володя.
– Плохо пока…
– Ничего, не тушуйся. Через неделю еще Маркину нос утрешь!
– Приятель твой? – спросил у Володи Антон.
– Вчера его ко мне в комнату подселили.
– А-а… Синяк у него – не твоя работа?
– Это он с Царевым сцепился… Ну, молодец! Видеть надо было, как у Царева лапки мелькнули, когда Егоркин ему врезал. А потом вот растерялся…
– Ну, ты, Иван, даешь! – восхищенно произнес Антон. Он даже работать перестал. – Цареву в морду дать!.. Ты и дальше не теряйся, не уступай, а то он на шею сядет…
Во время разговора о Цареве на душе у Егоркина вновь стало неспокойно. Утром, увидев Царева около конвейера, Ванек растерялся, не знал, как вести себя с ним. Андрей не обращал на Егоркина внимания, будто бы они не были знакомы, и Ванек успокоился. А сейчас снова заволновался. Видать, Царева считают здесь драчуном, раз Володя так радостно рассказывал Маркину о драке. Да и Маркин, наверное, неспроста восхитился его поступком…
3
Конвейер ожил. Сначала, словно с неохотой, дернулся два раза, потом лента равномерно поползла в яму. Сборщики неторопливо подходили к конвейеру.
К обеденному перерыву Антон прикрутил к бортовой передаче четырнадцать «тарелок», а Егоркин только четыре, и то две из них с помощью Маркина. В столовую Ванек брел с новыми приятелями, еле передвигая ноги. Научится ли он работать так, как Маркин? Хватит ли у него сил, думал он с тоской. Впереди еще полсмены, а он уже вымотался, руки не поднимаются.
За едой Ванек хмуро молчал. Его охватило желание бросить все и рвануть в деревню. Но представил, как приятели, особенно Петька Чеботарев, начнут подсмеиваться, и решил: ладно, поработаю недельку, может, втянусь, легче станет. Он вспомнил, как, узнав, что его не приняли в институт, бродил по городу, читал объявления, начинающиеся со слова «требуются». Тогда он и выбрал машиностроительный завод, считая, что на большом заводе можно получить направление на подготовительное отделение в институт. Егоркин понимал, что для этого нужно хорошо работать, и до сегодняшнего дня он не сомневался, что будет не хуже других. Видел Ванек себя на заводе у станка, и уж конечно, не у такого, какой стоял у них в колхозной мастерской. С ним-то Егоркин быстро научился управляться. Он понимал, что на заводе станки посложней, но верил, что пусть не сразу, но и с ними справится.
После обеда Маркина с Егоркиным стали подгонять. Ваньку начал помогать бригадир-инструктор Субботин. И, несмотря на это, к концу смены руки не слушались Егоркина. Ключ выскальзывал. Костяшки пальцев были сбиты до крови. Большой палец, которым он давил на кнопку пневматической машинки, ныл. Волосы растрепались, лезли в глаза, а поправить нельзя: руки в машинном масле.
Движения Маркина тоже замедлились. Он изредка взглядывал на Егоркина и видел, что старается парень, вымотался, а не отдыхает, не щадит себя. Другой бы на его месте давно плюнул, раз все равно не получается…
Когда мастер, подойдя, спросил у него о Егоркине, Антон ответил:
– Вроде ничего… Копается… Мокрый весь, а не сдается… Ничего, разработается. Невелика наука!
– А ты говорил…
– По первому дню судить трудно, – не сдался Маркин.
Мастер ушел, и тут же появилась Катерина, контролер участка. Тонкая, высокая, темнолицая.
– Эй вы, мудрецы! – сказала она строго. – Идите снимайте «тарелку»!
– А что такое? – отвлекся от работы Антон.
– Шестеренку не вставили.
– Это я, наверно, – сказал виновато Ванек.
– А что же ты так? – улыбнулась Катерина, сменив тон на доброжелательный.
– Так быстрее. Ее пока вставишь, замучаешься! И «тарелке» она мешает на место вставать, – серьезным тоном объяснил Егоркин.
Катерина недоуменно посмотрела на него, потом поняла, что он шутит, и засмеялась:
– Рационализатор!
– Что, хороша девка? – спросил Антон у Ванька, когда Катерина отошла.
– Ничего…
– Как раз под твой рост. Но ты не заглядывайся на нее, не заглядывайся. Она парня из армии ждет. Моряк! К ней уж не один подступался. Бесполезно!
– А я и не собираюсь. У меня в деревне есть, – солидно ответил Ванек и подумал, что сегодня надо обязательно написать письмо Вале. А то она уже ждет, наверное.
– Ступай, замени «тарелку», – сказал Антон.
Егоркин обрадовался случаю отдохнуть от конвейера и торопливо направился к лежащей на полу бортовой передаче. Снимая «тарелку», Егоркин думал о Маркине. К нему Ванек отнесся поначалу настороженно, недоверчиво. Ждал подвоха. Помнил, как Антон принял его утром. Не понравились Ваньку и шутки Маркина «орел», «тамбовский волк», но Егоркин старался не обращать внимания на них, не заводиться. На вопросы отвечал односложно и серьезно. Пусть развлекается сам с собой, если охота, а он повода для насмешек не даст. Но когда Антон стал ему показывать, как нужно собирать «тарелку», Егоркин почувствовал в его голосе участие и немного оттаял. Больше всего Ванек боялся, что Антон начнет над ним насмехаться из-за того, что он копается. Сам-то Маркин крепил одну «тарелку» за другой. Да еще и ему подсказывал, помогал. Егоркин удивлялся: только глянет и сразу говорит, почему рычаг не работает. Правда, и у Маркина иногда «тарелка» капризничала, и он с болтами мучился. Это потому, объяснял Антон, что рычаг часто отклоняется в сторону. Три нижних болта машинка не докручивает полностью: мешает корпус «тарелки», нависающий над конвейером. И приходится подтягивать ключом. Руку не подсунешь! А докручивать надо. Если резьба в бортовой передаче нарезана плохо, то даже вдвоем трудно успевать за конвейером. И все-таки, несмотря на это, Маркин быстро крепил «тарелки»… Интересно, сколько же он их за смену поставил, думал Егоркин. Но спрашивать постеснялся. А когда после работы Антон записывал в книгу нарядов количество «тарелок», поставленных за смену, Ванек углядел, что он записал шестьдесят восемь. Ого, это больше тринадцати рублей! За день! Да-а! Егоркин быстро прикинул заработок за месяц. Неужели и он будет столько зарабатывать? Так за полгода можно такой же, как у Кольки Скворца, магнитофон купить. Настроение у Егоркина поднялось. Усталость показалась приятной… Надо только быстрей научиться работать! Пусть сегодня он заработал всего три рубля, но это же в первый день. Завтра больше соберет «тарелок».
4
Возвращаясь в общежитие, Ванек перебирал в памяти прошедший день. Вспомнилась Катерина, разговор о ней с Маркиным. Потом вспомнил он Валю, последний вечер в деревне, короткий поцелуй на автобусной остановке у сруба. И Егоркин заторопился домой писать письмо. Матери он написал сразу, как узнал, где и кем будет работать, а Валюшке не успел и теперь спешил домой, чтоб засесть за стол. Нежные слова так и лились из его сердца. Только записывай! Но когда перед ним оказался чистый лист бумаги, он долго мучился, не зная, как обратиться к Вале, как назвать ее. Слово «дорогая» звучало сухо, затерто. Рука не решалась вывести и «милая», «любимая». Про себя он называл ее еще нежнее. Но обратиться к девушке так откровенно Ванек не смел, стеснялся, как она отнесется к этому, не станет ли насмехаться, не обидится ли.
Егоркин, промучившись полчаса, начал письмо просто: «Здравствуй, Валюшка!» Рассказал, что работает на заводе, сборщиком, написал, как скучает по ней, что видел ее во сне, даже сон придумал. Сны свои Ванек не запоминал, но знал, что каждому человеку они снятся. Значит, и он вполне мог видеть во сне Валю, да просто ему этот сон не запомнился.
Придя на другой день на работу, Антон Маркин был приятно удивлен. Все детали уже лежали на столе, а Егоркин стоял рядом и нанизывал шайбы на болты. И делал он это намного быстрей, чем вчера.
– Здорово! – как можно приветливей сказал Антон и протянул руку. Но удивления своего не показал, сделал вид, что все идет, как обычно. Он сразу же встал к столу и начал собирать рычаги.
В цехе было тихо. Вдоль конвейера спокойно висели пневматические машинки, словно отдыхая после второй смены. Слышно было, как приглушенно шипел сжатый воздух, негромко позвякивал металл да переговаривались рабочие.
– Во, молодцы! – весело крикнул бригадир-инструктор Субботин, пробегая мимо Маркина. – С вечера надо приходить! Только так успеете за конвейером!
Мастер Набоков, торопливо шагавший своей обычной суетливой походкой, услышав слова инструктора, засмеялся и сказал:
– Я их скоро домой отпускать не буду, если из-за них хоть раз конвейер остановится!
Антон будто бы не слышал шуток приятелей, возился с деталями, мурлыча себе под нос:
В королевстве, где все тихо и ладно,
Где ни войн, ни катаклизмов, ни бурь
Это значило, что настроение у него было прекрасным
– Покажите, как рычаги собирать, – попросил Егоркин, отодвигая коробочку с болтами и нанизанными на них шайбами.
– Смотри! Вот как. Это просто!
Маркин испытывал сегодня к Ваньку даже какую-то нежность. Егоркин помог ему помириться с женой. Косвенно, конечно. Но если бы мастер вчера не привел его, то неизвестно, сколько времени длилась бы их ссора. Антон всегда переживал, когда в семье что-то не ладилось, боялся, что это отразится на учебе сына. Вовка окончил первый класс с одними пятерками, круглый отличник! Маркин любил ходить на родительские собрания, ему нравилось слушать, как учительница говорит о его сыне хорошие слова. «Я балбесом вырос! Может, хоть сын человеком станет!» – думал он. Но сам не баловал его и Люсе запрещал. Читал в газетах, что, балуя, может вырастить эгоиста, от которого потом взвоешь, да и самого парня счастливым не сделаешь. Антон заставлял Вовку пересказывать прочитанные книги, которые подбирал ему сам. Читать научил, когда Вовке было пять лет. В последние дни отец с сыном возились с конденсаторами, проводками, пытались собрать стереоприемник.
Вчера Маркин вернулся домой уставшим, разбитым. Войдя на кухню, где жена чистила картошку, тяжело опустился на табуретку и сказал так, будто бы между ними не было ссоры:
– Ух, и вымотался я сегодня!
Люся сурово молчала. Антон понял, что прощать она не собирается, но продолжал, потирая колени, как ни в чем ни бывало:
– Ученика мне дали. Сам начальник участка привел. Говорит, будь у него наставником! Мы, говорит, не сомневаемся, что ты воспитаешь из него такого же мастера, как и сам.
Маркин приостановился, ожидая, что Люся скажет:
«Ты воспитаешь, воспитаешь второго алкоголика!» Когда они ссорились, Люся говорила ему много несправедливых слов. Он не возражал, терпел, зная, что виноват. Сейчас жена продолжала молчать. Но Антон почувствовал, что она прислушивается. Значит, дело движется.
– А парнишка смышленый такой! Сопляк еще, а ничего, понимает все, слушается. Но никак у него не получается еще… Целый день крутиться пришлось, то ли ему подсказывать надо, то ли самому работать. Закрутился совсем! А он, ты знаешь…
И Маркин начал рассказывать смешную историю, будто бы случившуюся с Егоркиным, которую тут же выдумал. Лицо жены на мгновение прояснилось, на нем даже улыбка появилась, но Люся погасила ее и сказала сердито:
– Расселся, болтаешь, а в холодильник не заглянешь! Там молока нет ни капли ребенку!
– О, это я мигом! – вскочил Маркин – куда усталость делась – и стал собираться в магазин.
Люся вовсе не считала Антона выпивохой, не считала большим грехом и то, что он задержался разок с приятелем, но если оставить этот разок без внимания, рассуждала она, то за ним может последовать другой, третий, а там, глядишь, это превратится в систему. Наташа вон, подружка ее, упустила мужа, не пресекла вовремя, теперь мучается… Нет, лучше на корню пресечь!..
Сегодня Маркину работалось легко. А у Егоркина по-прежнему не получалось, особенно мучился он с «тарелками». Рычаг никак не шел на свое место. Он пытался подражать Маркину, но у него так не выходило. Содранная кожа на пальцах саднила. Пальцы скользили по металлу. Ванек не удержал «тарелку», уронил ее себе на ногу и запрыгал.
– Да не торопись ты! Спокойнее, – говорил ему Антон и показывал, как нужно держать руки, чтобы «тарелка» легко входила в бортовую, объяснял, где придавить, как повернуть ее, чтобы рычаг оказался слева
Но у Егоркина рычаг почему-то поворачивался не в ту сторону. К концу смены Ванек, упарившись вконец, перестал работать и начал рассматривать станок на конвейере, на котором собирали бортовую передачу. Даже попытался приподнять его над лентой конвейера.
– Взять бы сейчас молоток да шарахнуть хорошенько по «головке», сразу бы все на место встало, да? – засмеялся Маркин, наблюдая за Егоркиным. У него самого часто возникало такое желание, когда что-то не ладилось, и он начинал нервничать.
– Зачем? Вот если бы поднять станок чуточку выше над лентой конвейера, и чтобы он вместе с бортовой наклонялся назад, хотя бы градусов на десять, тогда бы было легче собирать!
– Наверно, люди поумней нас думали, когда делали! – ответил Маркин, хотя то же самое не раз приходило ему в голову. Даже мастеру сказал однажды, а тот только отмахнулся: глупости, мол, не будем же мы конвейер останавливать на переделку. Бортовые нужны.
– Рационализатор новое предложение придумал? – засмеялась Катерина, контролер участка, слышавшая разговор.
Егоркин смутился.
– Ты, Катерина, его не трожь! Человек он семейный, – своим ироническим тоном сказал Маркин. – Жена у него сердитая, ревнивая. Говорит, чуть что – сразу за волосы. Она специально заставляет его такие волосы отращивать. Так, говорит, легче с ним справляться!
– Как? Он женатый? – удивленно переспросила Катерина, принимая игру. – А мне говорил, что не целованный еще. А я сдуру поверила! Уши распустила! – сокрушалась она.
– Значит, он и тебя уже окрутил? Ну, силен! Два дня в Москве – три девки у ног. Я в молодости и то так не умел, – восхищенно качал головой Антон.
– Кого это он еще успел?
– Галька Лазарева, говорит, убивается по нем. Девчонка со сборки моторов. Маленькая такая, шустрая комсомолка. Глаз, говорит, с него в столовой не сводила!
– Лазарева? Галя? Это же моя подруга! Я у нее обязательно спрошу!
Ванек слушал шутливую болтовню Маркина с Катериной, насмешливо улыбаясь, но, как услышал про Лазареву, покраснел и произнес сердито:
– Болтайте, да не забалтывайтесь!
Он бросил работу и неторопливо направился к стене к питьевому фонтанчику, бьющему в нише.
– Ишь, правда-то глаза колет. Стыдно стало! – засмеялась ему вслед Катерина.
Сегодня в столовой Егоркин обратил внимание на девушку в чистеньком синем халате. Она медленно и плавно шла меж столиков с подносом с тарелками в руках, выбирая себе место. Ваньку захотелось вдруг, чтобы она села за их стол. Он осторожно выдвинул ногой из-под стола свободный стул, чтобы девушка могла его увидеть. Она подошла ближе. Егоркин заметил у нее на подбородке сбоку маленькое родимое пятнышко. Девушка с улыбкой кивнула Володе, который сидел за одним столом с Маркиным и Егоркиным, и прошла мимо. То ли не заметила свободного места, то ли не захотела сесть с ними. Из-за соседнего стола быстро поднялся парень, позвал ее, помог снять тарелки с подноса и сам его отнес. Ванек ревниво отметил, что она благодарно улыбнулась парню.
– Кто это? – тихо спросил Ванек у Володи, показывая глазами на девушку.
– Где?
– Галя Лазарева. Она на сборке моторов работает, – ответил Маркин и обратился к Володе: – Ты знаешь, что у нее брат-близнец велогонщик?
– Знаю, что брат есть, а кто он…
– Да, велогонщик, да еще какой! Читаю «Спорт», смотрю: юношескую гонку в ФРГ выиграл Алексей Лазарев! Спрашиваю у Гали. Она говорит: брат!..
За столом Антон будто бы и значения вопросу Егоркина не придал. А сейчас, ишь, ехидничает, думал Ванек. Шутка Маркина задела его. Он наклонился над фонтанчиком, глотнул холодную пресную воду, резко отдающую металлом и хлоркой. А вдруг Катерина действительно ляпнет Гале, подумал Ванек, а та и вправду решит, что он про нее трепался? Стыдно будет в столовой показываться!..
Возвращаясь назад, Егоркин увидел, что Катерина отошла от конвейера к своему столу, а Маркин продолжает работать. Возле него появился парень в чистом пиджаке и что-то спросил. Антон показал на подходившего к ним Ванька. Парень взглянул на Егоркина и дружелюбно протянул руку.
Ванек повернул руку запястьем, чтобы парень мог пожать ее выше кисти: ладонь была в масле. Комбайнеры всегда так здоровались с председателем, когда тот приезжал на поле.
– Я секретарь комсомольского бюро цеха Викентьев Иван, – представился парень.
– Я тоже Иван, только Егоркин.
– Тезки, значит, – засмеялся Викентьев. – Забегай после работы ко мне. На учет встанешь, да и познакомимся поближе. Буду ждать!
5
Ванек ополоснулся в душевой и, чувствуя во всем теле приятное томление, поднялся на второй этаж. Ему понравилось мыться после работы. Входишь в душевую усталый, раздеваешься медленно, рассеянно слушая, как переговариваются рабочие. Постоишь под сильными струями прохладной воды, потом вымоешься, и приятно так становится. Ноги расслабляются. Руки отдыхают. Хорошо! Не то, что в деревне в корыте мыться. В Масловке, да и во всех деревнях вокруг, не строили бань. Общие, колхозные, были только в крупных селах, и мылись жители в обыкновенных корытах.
Викентьев стоял у запыленного окна, из которого было видно кирпичное здание соседнего цеха, и разговаривал с девушкой, сидевшей за столом спиной к двери.
– Можно? – спросил Ванек, останавливаясь на пороге.
– Заходи, заходи!
Девушка недовольно оглянулась на Егоркина: вечно кто-нибудь мешает поговорить с секретарем, а Викентьев рад уклониться.
Иван почувствовал, как начали гореть его щеки. Это была Лазарева. Она заметила невольное смущение парня при встрече с ее взглядом, неожиданно смутилась сама и, сердясь на себя, заговорила с еще большим напором:
– Ты на молодых больше внимания обращай! На новеньких, которые в цех приходят, особенно из армии. А тех, что привыкли к плохой работе бюро, с места не сдвинешь.
– Да знаю, знаю я, Галочка! Но начинать надо с членов бюро… Хорошо, погоди, потом договорим. Я человека отпущу.
Комсомольское бюро было избрано месяц назад. Галю ввели в его состав, а Викентьев стал секретарем. В цех Галя пришла недавно, после окончания школы. Она знала, что почти все комсомольцы были недовольны работой прежнего бюро, и старалась помочь новому секретарю. Ей все казалось, что он недостаточно активен. Она постоянно его теребила, предлагала разные мероприятия. Викентьев тоже рвался к работе, но опыта не хватало.
Секретарь взял у Егоркина комсомольский билет и учетную карточку. Ванек старался держаться справа от девушки, чтоб фонарь под глазом не так бросался ей в глаза, пока не понял, что она успела его заметить.
Галя видела, что Егоркин почему-то стесняется, старается скрыть синяк, отворачивается неловко, и она чувствовала, что это ей нравится. В парне, высоком до нелепости, было что-то притягательное. В его мальчишеском лице проступали черты еще пока малозаметные, неуловимые, которые делают лицо мужественным, волевым. Лазарева видела, что парень хоть и занят разговором с Викентьевым, но ни на секунду не забывает о ней, и вдруг поняла, что он чувствует, что она заинтересовалась им, сердито отвернулась и придвинула к себе свежий номер журнала «Смена», открыла наугад и рассеянно взглянула на страницу.
– У нас хороший Дворец культуры, – говорил между тем Ивану Викентьев. – Спортзал, кружки, прекрасная изостудия… Если что-то заинтересует, обращайся ко мне. Я помогу!
6
Егоркин сначала хотел идти домой, в общежитие, но его потянуло к Варюньке.
Через полчаса он выскочил из автобуса и бодро зашагал к общежитию сестры, высматривая окно ее комнаты на втором этаже. Оно было зашторено. Не пришла, видно, с сожалением подумал Ванек. Ему хотелось рассказать, как он работает, похвастаться, что сегодня заработал почти шесть рублей. И это на второй-то день! Через месяц он ого! – сколько зарабатывать будет! А они с матерью собирались ему помогать. Да он сам им помогать будет, с первой же получки батничек сестре купит у Бориса. Купит батничек, а потом уж на маг собирать начнет.
В общежитии, возле лестницы, сидели две старушки.
– Егоркина пришла? – спросил у них Ванек.
– Она нынче весь день дома… Вроде не выходила, – ответила одна из старушек, та, что посуше и повыше ростом, и взглянула на свою подругу.
– Дома, – подтвердила другая. – Парень у нее!
– А он разве не ушел? – удивленно спросила первая, выдвинула ящик тумбочки, куда складывали документы гостей, взяла паспорт и открыла: – Тута! Смотри, а я думала, что ушел!
Ванек увидел в паспорте фотографию Кольки Хомякова и сразу почувствовал холодок в груди. Вот почему окно зашторено. Егоркин положил заводской пропуск на тумбочку и быстро, через две ступени, взлетел по лестнице. Резко постучал в дверь и прислушался. В комнате послышался торопливый шорох, затем скрипнула кровать, и все стихло. Ванек нетерпеливо выждал минутку и постучал еще сильнее, громко проговорив.
– Открывайте, милиция!
Зачем он ляпнул про милицию, Егоркин сам не знал. Сорвалось с языка. Открылась одна из дверей в коридоре, показалась девичья головка и сразу спряталась. Егоркин услышал голос Варюньки:
– Это ты, Ванек?
– Я! Открывай!
– Погоди минутку.
Ванек снова услышал шепот, шуршанье. Потом – шаги. Два раза щелкнул замок, открылась дверь, и перед Ваньком предстала сестра в халате, с заспанным помятым лицом, опухшими губами. Волосы у нее были наспех заколоты.
– Заходи! – сказала она нарочито громко и строго, отвела глаза в сторону и пропустила брата в комнату.
Колька Хомяков сидел возле окна. Увидев Егоркина, он с радостным лицом поднялся ему навстречу и протянул руку, как давно ожидаемому гостю. Но за его бодрой радостью Ванек почувствовал смущение. В первое мгновение он растерялся, потом собрался, с дрожью ощущая в себе обиду за сестру и злость.
– Вон отсюда, котяра! – громко крикнул он, не принимая руки Хомякова.
Колька опешил. Некоторое время еще стоял с протянутой рукой, а потом медленно опустил ее и взглянул на Варюньку.
– Ты что, и тут набрался? – строго спросила сестра.
– Я не набрался, не набрался! – раздраженно сорвал с вешалки Ванек плащ Хомякова. – Шлепай отсюда! – снова крикнул Егоркин и кинул плащ Кольке.
Хомяков поймал его и молча стоял, не зная, что делать.
– Вперед! – Ванек указал на дверь. – Еще раз увижу возле этого дома, ноги повыдергиваю!
– Ты что здесь разорался, а?! – закричала Варюнька. – Ты что раскомандовался в чужой комнате! – Видя, что Колька начал натягивать плащ, она ухватилась за него: – Нет, ты никуда не пойдешь! Не пойдешь!
– Не надо, Варенька! Мне сейчас лучше уйти. Я тебе завтра позвоню, – ласково сказал Хомяков, касаясь пальцами плеча девушки.
– Нет, ты не пойдешь! – еще сильнее распалилась Варюнька. Лицо ее пылало. Она повернулась к брату и закричала: – А ты марш отсюда! И чтоб больше таким не являлся!
Егоркин растерялся. Такого поворота он не ожидал. Он намеревался защитить, спасти сестру и вдруг оказался сам виноватым перед ней.
– Значит, мне уходить? – разозлился он на Варюньку. – Значит, этот подонок тебе дороже брата стал, да? Дороже матери, да? Ты что, до сих пор этого козла не раскусила?
Сестра ударила его по щеке и, зарыдав, упала на кровать. Егоркин сник, повернулся и вышел, оставив в покое Кольку Хомякова.
7
Чеботарев возвращался на машине из соседней деревни. Дорога, подсушенная солнцем, была хорошая. Только в низине во время дождя трактора разбили грейдер, и пришлось съехать прямо на зеленя, где была уже наезжена колея. Петька свернул к коровнику, опустил стекло и начал смотреть на его двери. Дойка кончилась, и он надеялся увидеть Валю. Можно было подкатить к коровнику, будто по делу, и поболтать с ней, намекнуть вроде бы и шуткой, что сохнет по ней, а она, глядишь, и вспомнит потом об этом.
Из двери коровника выскочил мужчина в белом халате, замахал руками и закричал:
– Петька! Погоди секундочку!
Чеботарев узнал завфермой Потапцева и повернул к нему машину. Потапцев нырнул обратно в коровник и через мгновение вернулся с Валей. Она тоже была в белом халате.
«Это интересно!» – подумал Чеботарев.
Они быстро подошли к машине.
– Сгоняй с Валей в Дмитриевку, на ферму. Помоги там ей бидоны нагрузить, и скорей обратно. Понял? – проговорил завфермой.
– А чекушка будет? – пошутил Чеботарев.
– Гони ты быстрей! Бидоны нужны. Пузанов, зараза, два бидона наших там свалил.
Чеботарев догадался, что шофер, отвозивший молоко, оставил два лишних бидона на дмитриевской ферме. Валя села в кабину. Петька врубил скорость.
– Стой! Стой! – раздался сзади крик.
Чеботарев выглянул из кабины и увидел бегущего к ним Кольку Скворца. «Перебьешься!» – резко тронул машину Петька. Он видел в зеркало, как Скворцов что-то кричал и грозил им вслед кулаком. Чеботарев засмеялся и повернулся к Вале, игриво улыбаясь ей:
– Ванек пишет?
– Пишет, – в тон ему ответила Валя.
– И что же он пишет?
– Пишет, что любит, – так же игриво ответила Валя.
– Кто? Он любит? – насмешливо засмеялся Чеботарев. – Мне-то уж лучше знать, как он любит. Теперь ты его только и видела. Сейчас в Москве, потом в институт или в армию, что же, он все время без девок будет? Да и ты на пенсию уйдешь, пока его дождешься…
– И пенсионерки замуж выходят, – засмеялась Валя, но не так уж весело. На душе у нее стало нехорошо от Петькиных слов. Поднялась вдруг обида на Егоркина, а из-за чего, непонятно.
Чеботарев еще что-то болтал, но она не слушала, смотрела на дорогу. Петька понял, что слова его расстроили девушку, и настроение у него стало еще лучше.
Когда они вернулись назад, выгрузили бидоны, и Чеботарев влез в кабину, подошел Скворец и стукнул кулаком по дверце машины.
– Ты почему не остановился? – сердито спросил он. – Мне вот так, – провел он ребром ладони по горлу, – в Дмитриевку нужно!
Чеботарев усмехнулся:
– Пешком сходишь! Не развалишься… Ты же не слепой? Видел, кто со мной сидел?
– Кто с ним сидел! – передразнил Скворец. – Принцесса какая!
– Принцесса!
– Не уломаешь ты ее ни черта! Лучше не берись… и вообще подло это…
– Что подло?
– А то! У друга отбивать!
– У тебя их сколько уж, невест, было? – усмехнулся Чеботарев. – И у Егоркина будет не меньше. Из армии придет, тогда и заведет невесту. А Валька моей будет…
– Не будет она твоей, не будет! Никогда она с тобой не станет гулять!
– Еще как станет… Спорим, через неделю, она кататься со мной будет, по вечерам!
– Я и без спора знаю: не будет!
– Посмотрим! Посмотрим…