– Лена, найди Лену… скажи… что папа хотел быть хорошим…
– Пошел ты, – выпалил наемник так, чтобы боевик гарантированно его услышал.
Стараясь держаться в тени, Ян двинулся дальше. Прокрался мимо электрощитовой, стена которой была забрызгана кровью; мимо беседок каких-то, вплотную прижавшихся к длинному трехэтажному зданию из бесцветного кирпича.
Наемник подбежал к дверному проему постройки, уже давно раскуроченному непонятно чем, и заглянул в коридор: пусто. Подумал и решил, что внутри безопаснее будет – хоть какое-то укрытие.
Ян осторожно пошел вдоль комнат, мельком заглядывая в каждую из них: оставлять за спиной непроверенные помещения было опасно. Но волновался наемник зря. Все обитатели, которые могли бы тут быть, столпились теперь у центральных ворот, вид на которые прекрасно открывался из центра здания. Там, на улице, объятый ревущим пламенем, на последнем издыхании метался шатун.
Умоляющий рев разнесся над Зоной – мутант умирал. Объятая огнем махина, явившаяся на зов уничтоженного уже устройства, свою цель выполнила – навела суматоху в рядах боевиков. И «гербовцы» с «анархистами» смогли этим правильно распорядиться, организовав новый штурм, – наемник видел их неясные силуэты на подступах к воротам. Значит, нужно было поторапливаться и выбираться с территории базы.
С другой стороны трехэтажки никого не было: разорванные миной тела пулеметного расчета, свесившийся с вышки труп, исходящая паром туша кварка – вот и вся компания. Ян огляделся, вышел из здания, поспешил к провалу в секции забора: отсюда до него было рукой подать.
Позади беспрерывно стреляли. Черно-красные и «фримены» все же прорвались в Тюрьму и теперь заняли ее внутренний двор, постепенно оттесняя «Легион» в глубь территории, к озеру. Глухие взрывы гранат, трескотня автоматов, хлопки дробовиков, крики боли и ужаса – жизнь теперь кипела там, за спиной, и там же обрывалась, а тут, у Яна, было тихо и одиноко. И одиночеству этому он был только рад.
Черная пропасть в заборе вблизи оказалась удивительно большой. Тут, наверное, мог бы проехать и автомобиль. Наемник остановился, вгляделся в ночную темень, что разверзлась за провалом, выудил оттуда глазами четыре «гербовских» трупа.
Ян мародерствовать не стал: не замараться боялся – время было дорого. Взобрался на кирпичный навал, выглянул наружу, готовый ко всему, но удар, точный и сильный, прямиком в грудную клетку, все равно пропустил. Наемник завалился на спину и скатился вниз, по острым обломкам; в плече поврежденной руки что-то хрустнуло, и она почти отнялась: любое движение теперь сопровождалось тянущей, жгучей болью.
Ян очухался и откатился в сторону. Сквозь пляшущие перед глазами всполохи он мгновенно распознал в чернильной темноте громадный человеческий силуэт, неловко направил на него здоровой рукой автомат и вдавил спуск. Но… Заклинило.
Ян не растерялся и, бросив автомат, вскочил, вытаскивая из-за пазухи нож. Силуэт приглашение принял – спустился с кирпичного крошева, тоже вооружился ножом.
Вблизи наемник сразу узнал Танка. И экзоскелет его опознал тоже.
– Ты что тут забыл? – хрипло спросил наемник, двигаясь по кругу, выискивая слабое место в обороне противника. Рука саднила, в горле было сухо.
Танк разговоры игнорировал. Он встал в защитную стойку и внимательно следил за Яном, не спуская с него глаз. Наемник сделал пробный выпад, прощупывая защиту черного, но тот ловко увернулся и атаковал в ответ. Пришлось закрыться и отступить.
Появилась мысль плюнуть на Танка и попросту сбежать: в экзоскелете этот бугай ни за что бы не догнал юркого противника. Наемник искоса пригляделся к забору: метра три до провала – меньше секунды потребуется, чтобы раствориться в темноте. Но черный пресек эту попытку на корню: будто угадав мысли Яна, он загородил собой выход, полностью разрушив план побега.
– Банка консервная.
Танк явно на эти слова обиделся: сделав ложный выпад ножом, он махнул кулаком. Закованная в металл пятерня пронеслась в сантиметрах от уха наемника, и будь он чуть менее расторопен, то вряд ли бы выжил после такого удара.
Разошлись вновь, глядели друг на друга, изучая.
Ян, выбрав момент, выбросил руку с ножом вперед. Метил он в горло врага, но черный отпрянул, и лезвие оцарапало ему только щеку. Полилась кровь. Танк нахмурился, но не произнес ни звука. А после, решив, что пора закругляться, с невозмутимостью бульдозера двинулся на наемника.
Ян не ожидал такого напора и на миг растерялся. От ударов, неожиданно быстрых и точных для парня в громоздком экзоскелете, он едва успевал уворачиваться – куда уж там контратаковать!
Но вмешался случай.
Увлеченный атакой, черный зазевался и неловко ступил в выбоину, которую наемник заметил чуть ранее. Нога Танка подвернулась, он, силясь сохранить равновесие, опустился на одно колено. И тут же получил удар ногой в голову, рухнул на спину, выронив нож. Хотел было встать, но Ян не позволил: он вбивал врага в землю, молотя со всех сил, и уже через минуту лицо Танка превратилось в кровавую кашу. Тот пытался защититься, но озверевшего наемника уже было не остановить. А когда он перехватил нож для последнего, решающего удара, сухо треснул выстрел.
Пуля вошла наемнику в живот. Ян сначала не почувствовал боли и ударить все же успел, вогнав лезвие в ухо черного по самую рукоятку. Танк умер мгновенно. Наемник грубо и обреченно выругался, приложил руку к животу и почти сразу потерял сознание, а в голове его, остывая, теплилась одна-единственная мысль: о Стрелке.
Клим прижался к забору: нога кровоточила. Пуля, конечно, дура, но гранатный осколок еще дурнее: нашел «анархиста», прятавшегося в траве – и в голень! Сначала больно не было – щекотно только стало от шока, когда лопнула кожа и бесформенный кусок металла вгрызся в мясо. А вот потом заболело, да так, что ступать было уже невыносимо, раненую конечность пришлось буквально волочь.
Клим отщелкнул клапан нагрудного кармана, грязными пальцами подхватил и вытащил оранжевую аптечку – самую обычную, нищебродскую, которая не чета была войсковым или лаборантским, где и состав почище, и выбор побогаче. Под крышечкой, как обычно, находились бинт – ровно на один раз, лохматый комок ваты, болеутоляющее в шприце и крохотный пузырек перекиси для обеззараживания. И то праздник.
«Анархист», не поморщившись, вогнал иглу в ногу, ввел лекарство, а после, прочистив рану, умело ее забинтовал. Ступил пару раз для пробы: болеутоляющее подействовало быстро.
Пока Клим приводил себя в порядок, «фримены» с черно-красными прочно закрепились во дворе Тюрьмы: подминали теперь правый ее фланг и шквальным огнем обрабатывали трехэтажку слева, где в отчаянной попытке удержать направление бились жалкие остатки «легионовской» армии. На первый взгляд победитель этого вечера был очевиден, но радоваться успеху объединенные группировки не спешили: исход боя запросто мог решить случай, а Зона – на то и Зона, чтобы этот случай предоставить.
«Анархист» провел ладонью по щеке, пытаясь нащупать гарнитуру голосовой радиосвязи, но та бесследно пропала – выпала, видимо, пока он зайцем несся через поле вслед за спятившими монстрами. Кстати, о них… Клим еще раз выглянул из-за забора: совсем рядом, в десятке метров, чадила обугленная туша шатуна.
В поле видимости находились еще пара трупов крарков, разорванный ловец, мутособака с перебитым позвоночником. Клим хорошо помнил, что зверья было намного больше.
Распластавшись в жирной грязи, в которую превратилась утрамбованная десятками сапог земля, он пополз к своим. Ближе всех оказался кто-то из «гербовцев» – в темноте не разобрать было ни лица, ни звания.
– Что тут? – прокричал «анархист» чересчур громко, привалившись к сложенному из мешков брустверу. – В двух словах.
– Жарко, и стреляют, – коротко бросил черно-красный. – Ублюдки вооон тама засели, в здании, что левее, и не выкуришь их оттуда. Но ничего, тут мы крепко ухватились, а сейчас ребята обойдут с тыла…
– И?
«Гербовец» высунулся, взмахнул стволом автомата неуклюже, прицелился в направлении трехэтажки, а после выпустил длинную очередь. Куда ушли пули и попали ли в кого-нибудь – было непонятно.
– И хана им всем тут, – сплюнул солдат. – А хрена они думали – что мутанты нас остановят? Нас, «Герб», со зверьем всю жизнь воевавший? Наши только прорвутся в здание сзади, чтобы, значит, попасть, пока мы тут на себя огонь отвлекаем, – и кончится все.
– Ясно, понятно.
– Помогай, не тупи, у тебя снайперка вон в руках, – выпалил черно-красный и высадил остаток обоймы туда же: в никуда. – На одиннадцать часов пулеметчик, второй этаж, окно по центру. Займись им, он заколебал уже.
Клим кивнул, высунул голову, огляделся: по трехэтажке лупили по меньшей мере человек тридцать, не экономя боеприпасов и не стесняясь. Видимо, иссеченное пулями здание действительно было последним оплотом сопротивления. Оттуда, изо всех окон подряд, огрызались «легионовцы»: отчаянные в своей агрессии, они уже понимали, что битва проиграна, но подобно загнанным в угол крысам на что-то еще надеялись. А их били отовсюду: с собственных вышек, из-за собственных же брустверов, из воронок, оставшихся после минометного огня, из-за низких и нелепых построек. «Гербовцы» с «анархистами» были везде. Казалось, что их бесконечно много, в то время как силы боевиков таяли как последний снег по весне.
Длинной очередью зашелся пулемет.
В оптический прицел «анархист» с трудом выловил окно, на которое указывал ему «гербовец»: в густом мраке ночи и здание-то разглядеть было сложно, не то что какую-то его часть.
Словно прочитав мысли Клима, в небо кто-то запустил сигнальную ракету, и та затопила округу красным заревом. «Спасибо тебе, мил человек», – улыбнулся «анархист», сводя указатели прицела.
Когда снова засверкали вспышки выстрелов, обрамляя позади себя темную фигуру пулеметчика в квадратном провале окна, Клим вдавил спуск. Винтовка грохнула неслышно на общем звуковом фоне и толкнула в плечо – чья-то смерть покинула канал ствола.