– Нет, подруга.
– А я бы сказала…
– Подруга, – повторил я настойчиво.
– Тут и правда собак выпускают?
– Да, – произнес я, уже потеряв аппетит. Просто ковырял картошку вилкой, продолжая машинально отправлять ее в рот.
– Зачем?
– Затем, что могут.
– Ты не настроен на разговор, да? Мне лучше помолчать? – Она поставила чашку горячего чая и коробку с печеньем передо мной.
– Да нет. – Я вздохнул, отметив про себя, что такой я с девушками бываю нечасто. Чего это вдруг решил на ней отыграться? – Собак выпускают, потому что тут нападают… нападали ночью на представителей властей, даже пару человек убили. Грабили, убивали друг друга. А теперь всех опасных жрут собаки. К слову, тут и собак убивали. А потом за одну убитую – две еще более бешеные.
Заговорив об этом, я вспомнил, что у Марка скоро забег… Кира, в свою очередь, заметно испугалась:
– Это ужасно… Не знала. Не бывала тут после комендантского.
– Ужасно, но вроде работает. – Я пожал плечами. – Квартиры перестали так часто грабить, перестали убивать.
Кира подняла на меня взгляд, словно вспомнив что‐то.
– А у нас недавно было два ограбления. При одном даже человека убили. Но у нас такое впервые.
– А у нас – как за хлебом выйти, – усмехнулся я, но тут же осекся. Не ходил я так часто за хлебом.
Мы сидели в тишине, а где‐то за дрожащими от ветра деревянными окнами раздавался собачий лай.
– Это они?
Я кивнул.
– Слушай, сними свои черные руки. Они меня пугают, – и я не врал, они действительно меня пугали. – Что это вообще такое?
– Специальный крем для работы с биокомпьютером, его нужно смывать. Можно наносить сенсор только на кончики пальцев, но мне нравится рисовать перчатки.
– Жуть. Зачем?
– Просто нравится. Тебе же нравится решать все кулаками.
– Терпеть не могу решать все кулаками, – стиснул зубы я.
– Правда?
– Правда. Это, как видишь, больно. Просто некоторые по-другому не понимают.
Она поспешила отмыть руки, а затем подошла к окну, видимо, пытаясь разглядеть собак, но они были не под моим окном, а просто где‐то неподалеку. Я усмехнулся, видя, как она старательно высматривает наших «комендантов».
– Мы словно в клетке заперты.
– Ну, извини, такие у меня апартаменты, – улыбнулся я. После еды тревога отступила, и даже стала не такой мучительной боль в ребрах.
– Ого! – Ее печальный взгляд прояснился, когда она увидела одну-единственную книгу на моем подоконнике. – Это что же такое? Скандинавские мифы?
Мое сердце кольнуло. Я и забыл о ней. Один из подарков тети. Отдали, когда я уходил из детского дома. С книгой было связано все мое беззаботное детство в семье… Я замер, вспоминая, что не притрагивался к ней с тех пор, как прочитал статью об отце и, в конечном счете, признал себя сыном преступника. Но Николь рассказала мне свою версию случившегося. Так почему я все еще так шарахаюсь от этой книги и от моего прошлого?..
– Да, купил детям своим будущим читать, – с ироничной улыбкой ответил я, когда девушка села с книгой за стол.
И понял, что, в общем‐то, сидеть сил больше нет. Надо было прилечь.
– Тебе завтра в школу не надо? – бросил я, вставая из-за стола. Не было никакого желания погружаться в чтение.
– Я в универе учусь, – радостно воскликнула она, оборачиваясь ко мне. – Мне уже семнадцать. Еще немного, и будет восемнадцать.
– Ну вот, тем более пора спать. Ты спишь на полу?
Она растерянно кивнула.
– А есть что‐то, чтобы переодеться?
– На полу холодно, можешь спать в одежде и еще мою толстовку накинуть.
Девушка бросила взгляд на пыльную и рваную толстовку, в которой меня сегодня поваляли по асфальту, и, пока я умывался, начала распускать волосы. Длинные цветные локоны, волнистые от целого дня в пучке, струились до пояса. Ступенька черных волос, переход в синий, переход в фиолетовые на кончиках. Я замер, наблюдая эту милую, домашнюю картину. Она опустилась на пол, и я понял, что шутка была неудачной.
– Я не серьезно. Гости, тем более девушки, никогда не спят на полу. – Я улыбнулся, протягивая ей свои футболку и шорты. – Они мне малы, можешь забрать.
Она благодарно окинула меня взглядом и подпрыгнула, отправляясь переодеваться в ванную. Я тоже сменил штаны на домашние шорты, стянул на пол пододеяльник и, оставив девушке плед, расположился на полу. Нехотя взял книгу, к которой не прикасался более трех лет, и вгляделся в хорошо знакомую обложку. Скандинавские мифы. «Ты у меня благородным викингом вырастешь», – говорил отец.
Я вырос, папа. Наверное, могу сказать, что не разочаровал бы тебя. Честно, пап, я очень стараюсь решать все разговорами. Но, как ты сам говорил, надо уметь бить в ответ. В том числе – за тех, кто не может постоять за себя сам.
– Они мне велики… – пролепетала Кира, отрывая меня от печальных мыслей. Действительно, футболка висела на ней, и я улыбнулся, заметив желтое пятно внизу, оно не отстирывалось. – Прям вот очень велики…
Она завернула пояс несколько раз, и шорты перестали спадать с ее бедер. Кира отличалась от Марго и Ришель сильной худобой. Я был удивлен: ведь питается она лучше нас, это понятно. Но все равно с собранными в хвост длинными волнистыми волосами она выглядела неземной. Голубые глазки, аккуратный курносый носик и короткая челка над ухоженными бровями. Я забыл ее имя… Карина? Кристина?
– Я почитаю, можно? – Она улеглась на кровать и опустила голову мне на плечо, пока я, сидя на полу, всматривался в обложку.
– Я сам, ладно? – улыбнулся я, теперь уже уверенный, что я – сын хорошего человека.
Читая книгу, в паузах я рассказывал ей какие‐то моменты из детства, которые начинали всплывать в памяти при чтении.
– Твои родители очень любили тебя, – прошептала она.
– Очень. – Я расплылся в наивной детской улыбке.
А через еще пару минут, на мифе о наказании Локи, услышал тихое сопение. Моя гостья уснула. Я аккуратно переложил ее и, укрыв Киру пледом, лег на пол.
Утром мы позавтракали, и я проводил ее до станции – как туда идти от моего дома, она не знала.
– Я могу прийти еще?
– Да, почему нет?
– Не знаю… А твоя подруга точно будет не против?
– Ришель? Не будет, – улыбнулся я, вспоминая, сколько раз нас называли парой.
– Тогда можно мне твой номер?
Я послушно протянул ей телефон, заметив, что от правого верхнего угла по экрану пошла паутина трещин. Обидно…
– Ого, как у меня! Только сломанный. Не хочешь починить? И пароль не стоит.
– Я вот только вчера его сломал.
Девушка вмиг помрачнела, когда поняла, о чем идет речь.
– Хочешь, я починю? – набирая свой номер, пролепетала она.
Я улыбнулся:
– Умеешь такое чинить?
– Нет, ну, я в мастерскую отнесу, – усмехнулась она в ответ, подняв на меня глаза. – Готово, осталось сделать дозвон. Так починить?
– Нет. Не горит, да и все равно скоро сломается.
Она протянула телефон, заметно покраснев, и убрала прядь волос, выбившихся из длинного хвоста, за ухо.
– Ришель точно…
– Мы не пара, – не дал договорить я, закатив глаза.
– А почему, если не секрет?
– Слушай внимательно и больше никому, ладно? – Я вздохнул, вспоминая наш с Рише разговор, когда я предлагал ей любовь, семью и всего себя. – Ей нужен парень постарше.
«И разумней, а не такой беспечный мальчик, как ты», – прозвучали у меня в голове ее слова, произнесенные в тот вечер, когда ей пришлось зашивать мне рану на щеке в домашних условиях.
– Понятно, – гостья опять улыбнулась, – спасибо тебе за то, что разрешил остаться! – Она неловко прижалась ко мне, и я слегка опешил.
– Да не за что.
Вообще‐то это мне было за что благодарить Киру. Но я только молча положил руку ей на плечо, слегка прижав к себе. Забавно, она едва доставала до моего плеча.
– Я пойду, – прошептала она, обернувшись, и поспешила на скорорельс, на прощанье еще раз махнув рукой.
Вечером, вернувшись с подработки, где разгружал пончики, у своих дверей я увидел Марго. Руки ее тряслись, и, обхватив мою ладонь своими, она умоляюще смотрела на меня:
– Пойдем со мной.
Вечер был поздний, и я ужасно не хотел никуда идти. Весь день колесил по магазинам, закупая с водителем тонны продуктов, а потом половину вечера выгружал все в кафе. Руки ужасно болели. Но я послушно поплелся следом.
– В общем… Митя, рассказывай, – сказал Айзек, нервно поправляя очки.
Я сидел на кровати Айзека, готовый в любой момент упасть в объятья подушки, но сдерживал себя изо всех сил. Краем глаза заметил, что квартира стала гораздо опрятнее, светлее, кое-где уже примостились вещи Марго, ее косметика, их совместные фото. Тут был даже цветок в горшке.
– Я… я… – У Мити тряслись руки. – Я с ребятами, братьями Рыжиками, из третьего подъезда, начал… ну… домушничать.
– Что?! Митя! Ты с ума сошел?! Ты сесть захотел? – закричал я, и сон как рукой сняло. – А как же твоя сестра, которая в охране пятого работает?! Ты ей как в глаза будешь смотреть, когда тебя поймают?! То‐то у нее повод для гордости будет!
– Да… я ради нее и пошел на это… Хочу денег поднакопить и к ней поехать, там устроиться, а не получится… так оттуда забрать, – замялся он. Весь на взводе, бледнее стены за спиной, черные волосы торчат в разные стороны, то и дело запускает в них грязную руку, покрытую мелкими ссадинами, ероша вновь и вновь.
– Отличный план. Но, сидя в тюрьме, его не выполнишь.
– Дюк! – покраснев и отведя от стыда взгляд, крикнул он.
– В чем проблема‐то? Совесть замучила? Или попался? И при чем тут Айзек?
Он сглотнул, поежившись.
– Сильно не бей… Я участвовал только в двух последних ограблениях. Ты же знаешь, что там вообще все строго и туда приехать можно только по пропускам. Мы поехали в пятый сектор, пропуск ребята достали, перекантовались в квартирке. Там мужик помер, ну, мы и остались у него, чтобы нас коменданты не поймали… воняло от него, правда, жутко.