– Отец Ани, возможно, еще жив, и он ждет вас за куполом.
Я не верил в подобную перспективу. Все это выглядело слишком хорошо. Мне ли не знать, что ничего хорошего в этой жизни для меня уже не будет? Я – сирота из второго купола. Вот кто я.
– Сколько раз тебя еще должно зацепить, чтобы ты понял, что тебе здесь не место? – грустно спросила Николь, понимая, что меня не переубедить.
– Пока не помру.
«Сдохну», – хотел сказать я, но слова замерли на моих губах. Хотя и прозвучавший более мягко мой ответ заставил Николь отвести взгляд и молчать до самого вокзала. Выходить из машины она не стала. Так мы и попрощались – молча, глазами.
Глава 10
Стрельнув одноразовую электронную сигарету у проходивших мимо знакомых выпускников детского дома, я стоял у подъезда муравейника и, подняв голову к небу, размышлял. Если бы отец сделал все как обещал, если бы отдал Мире разработки, он остался бы жив? Быть может, мы с ним даже жили бы по соседству с Мирой? Или нет? Как бы тогда все сложилось?
Пятый сектор манил своей красотой и благополучием. Мысли о том, что я должен был расти одним из них, а не детдомовским сиротой, зарабатывающим на кусок хлеба тяжким трудом, не покидали меня после поездки.
Потерев глаза – они еще болели после введения волшебного лекарства для устранения следов допроса, – я выкинул сигарету, не выкурив и половину ее содержимого. Сигареты были безопасны для этих проклятых куполов. Они были электронными, при их курении вдыхался препарат, заложенный внутрь: успокоительное или энергетическая смесь со вкусом клубники. Но курение в большом количестве все равно вызывало проблемы со здоровьем.
Я еще раз окинул взглядом детей, играющих на детской площадке, требующей немедленного ремонта из-за коррозии и дыр как в горке, так и на других качелях и каруселях, и вздохнул, понимая, насколько родным стал мне этот гнилой второй купол.
Я спешно прошмыгнул через пустующую вахту, избежав кучи ненужных вопросов об элитных полицаях, которые наведывались ко мне. В голове возникла сцена прощания с Рише, окутывая теплом. До клятвы, которую я произнес тогда, были лишь небрежные обещания да отмашки а-ля что со мной будет, а теперь я невольно начал выстраивать планы на вечер. Подумал, что неплохо было бы устроить шикарный ужин и попробовать еще раз признаться ей в любви… но, скрестив свои худые ножки в позе лотоса, у двери моей опять сидела Кира.
– Привет, давно ждешь? – спросил я, отвлекая ее от телефона.
– Час, может, два. – Кира подняла на меня уставшие глаза, и между нами повисло тяжелое молчание. Я вопросительно смотрел на подругу, догадываясь, что она здесь не просто так. – Приехала на самом утреннем поезде. – (Что означало: сидит она тут уже часа четыре, не меньше). – Ты не отвечал на сообщения, и я очень переживала, но ты, видимо, в порядке, – с сомнением произнесла она, критически оглядывая мой костюм, который отстирали от крови и выгладили. Он остался у меня как подарок от Наташи.
– Как видишь, – вздохнул я, не желая вдаваться в подробности, и заметил шоколадный кекс в ее руке. – Довезла все‐таки?
– Дюк… Я правда переживала. – Глаза ее заблестели. – Ты не отвечал ни на звонки, ни на СМС!
– Пойдем в квартиру.
Подав ей руку, я потянул гостью за собой. Резко открыл входную дверь и услышал, как в почтовом ящике с внутренней стороны двери что‐то звонко застучало. Мой выигрыш. Доставать его сейчас и рассказывать, откуда столько денег, было как минимум глупо. Я торопливо усадил девушку на кровать и упал рядом.
– Ну и чего?
Та лишь помотала головой и рукавом кофты вытерла мокрые щеки.
– Что случилось, Кир?
– Я не скажу, – прошептала она.
– Хочешь, чтобы еще и я начал беспокоиться?
Наш разговор прервал стук в дверь. Короткие звонкие удары с длинными паузами говорили о том, что это кто‐то из своих. Как только я открыл дверь, Ришель ворвалась в комнату и буквально снесла меня с ног.
– Ты живой! Николь написала, что все обошлось!
Она была непривычно возбуждена и после крепких объятий отпрянула, оглядывая меня.
– Какой мужчина в роскошном костюме! – Она запнулась, заметив Киру. – О, ты опять тут…
Кира отвела взгляд, а Рише недовольно взглянула на меня, всем своим видом напоминая: «Эта девушка – из пятого, не водись с ней, Дюк! Ты обещал: больше никаких проблем!»
– Рише, все в порядке! – улыбнулся я, успокаивая ее, и потянул подругу к себе. – Все хорошо, ладно?
Энтузиазм подруги детства куда‐то резко испарился, и я расстроился, ведь он проявлялся не так часто. Стоит скорее решить проблемы этой богачки и попробовать признаться Рише вновь. От этих мыслей губы мои расплылись в идиотской улыбке.
– Я пойду, – поспешно сказала Рише, отпуская мою руку. – Я с детьми сегодня сижу. Глядишь, на ужин заработаю. Покушаем.
Точно, надо что‐нибудь ей купить! Пока есть деньги, угостить ее чем‐то особенным! Она едва закрыла дверь, а я уже с нетерпением ждал вечера, представляя себе совместные посиделки за вкусным ужином.
– Так чего ты приехала, Кира? – Я засунул руки в карманы и двинулся к кухонному столу, на котором стояла бутылка с водой.
– Я люблю тебя.
Я остолбенел. Что? Я не ослышался?
– Кира, послушай…
– Я влюбилась в тебя, такого красивого и загадочного, еще в магазине, а когда ты заступился за Макса – влюбилась в отважного героя. Я ревную тебя к Рише… и я хочу быть с тобой постоянно, – выпалила она на одном дыхании, будто боялась, что я тут же вытолкаю ее за дверь.
– Послушай, – перебил ее я. – Мне безгранично приятно это слышать, но мы с тобой совершенно разные люди. Мне жаль, но у нас ничего не получится.
– Дюк. – Девушка вновь прикусила губу, а руки ее сжали подол сетчатой юбки. – Пожалуйста, давай хотя бы попробуем?
Я тяжело вздохнул, глянув на закрывшуюся за Рише дверь. Как ты думаешь, Рише? Мне дать ей шанс? Она знает, кто я. Я не знал ее как человека, и рисковать, отталкивая вот так, ничего не объяснив, было опасно.
– Ты должна кое-что узнать, милая.
Девушка замерла, подняв на меня глаза.
– Только это секрет, ладно? Если что – он будет стоить мне жизни.
Кира молча кивнула.
– То есть ты – мутант? Вот этот твой фокус с волосами? – переспросила Кира, разглядывая фото моих родителей.
– Да, с глазами, клыками, отверстиями на шее…
– И вас таких много?
– Кто знает… Но если верить этим записям, – я вглядывался в электронный ежедневник, – то я – первый.
Я указал на первую страницу копии отцовского ежедневника, где было написано:
«Диагноз: Беременность, 14 недель + 3. ИЦН. Аномалия развития плода (в алфавитном порядке):
Аплазия легкого;
Волчья пасть;
Врожденный порок сердца – тетрада Фалло.
Вероятность рождения зрелого плода: 5%
Вероятность выживания плода: 3%
Первая подколка препарата.
Самочувствие женщины резко ухудшилось. Рвота черного цвета, с резким запахом ацетона.
Из анамнеза состояния беременной: жалоб до подколки препарата не предъявляла.
УЗИ плода: без изменений…
Третья подколка препарата.
Самочувствие женщины нормализовалось.
УЗИ плода: беременность 23 недели + 1. Аномалии развития плода отсутствуют, плод соответствует сроку 25 недель. Жизненные показатели в норме…
03:45
Мальчик. 3315 г. Мертв.
Врожденные аномалии развития: фиолетовые глаза, жаброподобные отверстия на шее, 8 клыков. После обрезания пуповины аномалии исчезли…
…Аномалии развития плода, установленные внутриутробно, отсутствуют…
03:55
После разрезания пуповины прошло 10 минут. Мальчик издал громкий плач. Он был первым…»
Прочтя эти строки, я понял, о чем говорила Николь. Отец внес слишком много изменений в ген, что вызвало цепную реакцию. Но мой организм в утробе легко усвоил сыворотку, и я получился таким, какой есть, – глаза мои при сильном стрессе наливались фиолетовым цветом, цвет волос менялся. Еще одной отличительной чертой была возможность контролировать свои особенности. Мои собратья по мутации не могли этого делать. О них я тоже нашел информацию. Николь четко дала понять, в каком месте нужно прослушать кассету и что затем прочитать.
В одной из записей отец сказал, что к нему за помощью обратился инженер, который придумал эти чертовы горшки. Он пообещал, что сделает все что угодно, если отец повторит трюк с мутацией с его ребенком. Парень был одним из немногих, кто осознавал истинные намерения Миры, и хотел сохранить жизнь своему чаду, даже если тот когда‐нибудь станет непригоден для нового «Эдема». К моему огромному удивлению, отец согласился. На звукозаписи были все его выводы, в ежедневнике описаны пошаговые действия.
Но он решил доработать мутаген. Почти сразу после моего рождения они с новым коллегой провели ряд опытов на детдомовских детях в дальних краях. Он несколько раз повторял, что делает благое дело. «Эти дети уже мертвы. Как только Мира выпустит последнюю бомбу – они обречены», – оправдывал себя отец.
Результаты были не столь плачевны, но и без жертв не обошлось. В ежедневнике была таблица с критериями удачного и неудачного опыта. У здоровых детей мутаген усваивался, как витамины. Детей даже с пассивным вирусом иммунодефицита он убивал. Третья колонка указывала на количество детей, которые после нескольких подколок и тяжелых лихорадочно-рвотных ночей приобретали защитный рефлекс – черные глаза, жабры, побледневшая навсегда кожа. Кожа, как и глаза, не воспринимала ультрафиолетовые лучи. А жабры появлялись, когда в организм переставал поступать кислород.
При чтении и прослушивании всего этого кошмара волосы мои вставали дыбом. От нервозности я начал стучать пальцами по столешнице, уже не уверенный в том, что подругу стоило в это посвящать. Она видела, кто я, но объяснить, как это опасно, все же стоило. Обрушив на нее эти знания, я запоздало понял, что ей тоже было теперь опасно об этом кому‐либо рассказывать. Девушку с такими глубокими познаниями сочтут сообщницей.