Я не жаловался. У меня появилась цель – мы обустраивали мою квартиру, планировали накопить на новую, задумывались о семье. Я помню слова Киры, наполнявшие меня счастьем: «Милый, ты для меня все равно герой. И я знаю, что наш сын будет весь в тебя, будет защищать нашу дочь».
К сожалению, не все в этой жизни идет так, как мы хотим. Но даже при таком раскладе последнее, что я хотел бы увидеть, сидящую на полу и трясущуюся Марго. В тот день взмах ее ресниц я мог бы сравнить со взмахом крыльев бабочки. Потому что последующие события оказались катастрофой…
Глава 12
В отличие от меня Кира обладала одним очень важным навыком: она умела, как никто другой, поддерживать людей. Зайдя в квартиру, она тут же нашла на полке ромашковый чай и, в спешке заварив его, села успокаивать Марго.
– Дюк… Тая… она…
– Господи, я так перепугался, Марго! Что случилось? Деньги на лекарства? На врача? – Я выговорил это с облегчением, на одном выдохе, но когда девушка помотала головой, понял, что рано обрадовался.
– Она умирает, Дюк, – прошептала гостья. – Лекарства не помогают. У нее почти полная деструкция легких…
Нет! Не может быть! Она же совсем ребенок! Это улыбчивое солнышко, которое Марго теперь каждые выходные забирала из детского дома вместо сверхурочных работ… Ей рано умирать!
– Диагноз окончательный? – нерешительно спросила Кира и продолжила после утвердительного кивка Марго: – Я думаю, у нас еще есть шанс ее спасти.
Я все ждал, что эта волшебная девушка скажет с абсолютно серьезным лицом, что нам следует отправиться в мир мертвых и перехватить душу малышки там. Но нет. Хотя, если честно, я бы скорее хотел отправиться туда, чем обнадеживать Марго идеей Киры.
Кира с точностью описала больницу в пятом секторе и машину, что воскресила Наташу. Дрожь пробила насквозь. Мне не следовало там показываться, и вообще… Черт, все заново! И, хотя мне было действительно жаль Таю, я молился всем богам мира, чтобы кто‐нибудь отговорил этих отчаянных девушек лезть во все это. Неужели они не понимают, что могут не вернуться оттуда? В пятом секторе с таким не шутят. Даже при поддержке Киры по нам попросту откроют огонь при попытке влезть в структурно-технологическое здание медцентра, увешанное табличками «Собственность муниципальных властей. Вход запрещен». Я не мог рисковать всеми сразу! Но Кира с такой уверенностью рассказывала о легкости и безопасности ее плана, что даже Айзек решительно кивнул. Единственный, кто был против этой идеи, – Марк. Но не здравый смысл двигал им, нет. Это была элементарная зависть, прикрывающаяся здравым смыслом.
– Ты всегда делаешь что‐то хорошее, пытаешься казаться героем, но нам этого не надо! Не смей втягивать в свои аферы Марго и Таю!
Он кричал это мне в лицо, и раньше, когда его упертость была юношеской забавой, я бы с радостью сцепился с ним. Хотя я и так знал, кто из нас будет в итоге лежать на лопатках.
Вопреки его ожиданиям, я не пытался кем‐то казаться. Я помогал не для того, чтобы произвести впечатление, и не для того, чтобы попасть в рай, нет. Я даже не верю в существование такого места. Я делаю это потому, что хочу. Хочу делать то, что кажется мне правильным. Мне не нужна благодарность.
От размышлений меня отвлек громкий звук удара.
– Не смей так с ним разговаривать! – Рита потирала руку, которой только что ударила Марка по лицу, на котором теперь красовался отпечаток ее ладони.
– Не стоило, он прав. Он не просил меня об этом. Но и я не прошу у тебя чего‐либо взамен. И делаю я это не для тебя.
Мои молитвы, вязнущие в гнилостном воздухе, вытеснили приличное количество кислорода и бесследно растворились. Здравый смысл окончательно покинул отчаянных девушек, и мы начали воплощать план Киры в действие.
Единственное, что я мог тогда утверждать в этой ситуации точно, – так это что идя на оправданный риск, мы остаемся самими собой, а отказываясь от него – рискуем стать трусами, которыми не были никогда. Если бы я не решился на этот переломный момент в моей жизни и дал бы малышке умереть, я бы наверняка еще не раз усомнился в своей человечности.
Мы успели и на автобус до скорорельса, и на последний поезд до пятого. Более того, по телефону Кира так легко договорилась о встрече с тем, кто должен был нам помочь, что я расслабился и решил, что все пройдет легко.
Кира обладала действительно невероятным даром располагать к себе абсолютно разных по характеру, убеждениям, статусу и даже классу людей. Она всегда знала, как начать разговор, как успокоить. Иногда мне казалось, что она умеет читать мысли, проникать в самые потаенные уголки людских душ и благодаря этому находит те слова, которые требуются в данной ситуации. Она с трепетом относилась к каждому собеседнику, исследуя его как космос, и всегда знала, что тому нужно. А если говорить обо мне, то не просто знала. А всем сердцем хотела мне это дать. Поэтому с ней было так легко, поэтому я шагнул бы за ней даже в пропасть.
Яркие ночные огни пятого купола освещали живописный пейзаж на радость малышке Тае. Грозные львы, охраняющие вокзал (в ночи от них бросало в дрожь), ярко-зеленые аллеи, освещаемые волшебными фонарями… Я видел в ее глазах восхищение, но вместе с ним там явственно проступало и недоумение. Контраст в уровне жизни между куполами понимал даже маленький ребенок! Я испытывал настоящий стыд. Как бы я объяснил это своим детям?
У высотного здания больницы, где мне уже довелось побывать, у входа для работников нас встретил и впустил внутрь знакомый Киры. На вид парень был если не ее ровесником, то не сильно старше: лет двадцати, приятной внешности, которая, однако, если присмотреться, переставала казаться естественной, с сияющей улыбкой и белоснежными ровными зубами. Вообще, его лицо словно говорило: «Доверьтесь мне, все будет о’кей», – что уже само по себе меня настораживало: опыт общения с подобными «господинчиками» у меня был, и весьма плачевный. Поверх неброской, но в то же время со вкусом подобранной повседневной одежды на нем были белый халат и медицинские тапочки на пару размеров больше нужного, что смотрелось довольно нелепо. Кудрявые каштановые волосы выглядели так, словно их уже неделю не расчесывали. Когда мы поднялись на двадцатый этаж и подошли к нужному кабинету, он, потирая указательным пальцем нос (позже я понял, что этот жест всегда означает, что он оплошал), с извинениями сообщил, что забыл ключи на первом этаже.
Эти тридцать минут, пока он ходил за ключами, показались мне ужасно долгими. Руки тряслись, а ноги не переставали отбивать нервозную мелодию о кафель. Рита тоже заметно побледнела, но тепло улыбалась, отвечая на бесконечные вопросы любознательной Таисии. Кира была абсолютно спокойна, ведь все пока шло почти по плану.
Павел – его имя было указано на бейдже – поспешил от лифта к нам и без лишних слов открыл дверь. Он заметно нервничал, постоянно озираясь по сторонам. Вспомнив, как он напрягся, когда мы проходили мимо одного из постов охраны, и как облегченно выдохнул, когда по нетерпеливому взмаху его руки охранники без всяких вопросов пропустили нас в «засекреченный отдел», проводив равнодушными взглядами, я понял, что парень рискует не меньше нашего. Если не больше. Интересно, как Кира смогла подбить его на подобное?
Проскочив несколько коридоров, мы наконец оказались в нужном кабинете. Павел перевел дыхание и смахнул дрожащей рукой капли пота со лба.
Кабинет, как и все в больнице, был ослепительно-белым. Считалось, что белый цвет отпугивает бактерий, хотя мне это казалось нелепым. Как же, можно подумать, бактерии разбираются в цветовом спектре! В кабинете, прямо в центре, располагалась большая установка с прозрачной кабиной. Внешне она и впрямь походила на аппарат, в который уложили в прошлый раз Наташу. Теперь туда следовало поместить Таю. Понимая, что ее ждет, девочка едва дышала от страха.
– Это минуты на две, ладно? А дома я включу тебе мультики, идет? Всю ночь будешь смотреть! – Марго села на пол и умоляла сестру довериться ей.
– Нужно спешить, – сказал Павел, усаживаясь за пульт и запуская аппарат. – Если на центральном пульте не спят, запуск установки не останется незамеченным.
Тая лишь поджала губки, а стоявшая за ней Кира состроила такое страдальческое и виноватое выражение лица, что я едва не прыснул со смеху, но вовремя одернул себя: не самое подходящее время. Да и в кабине девочке пришлось бы пролежать больше, чем две минуты.
Но Тая согласилась. Рита быстро переодела ее в белое больничное платье, небрежно отшвырнув повседневную одежду малышки в сторону. Новый наряд был велик Тае как минимум на два размера, и она словно тонула в нем. Но было видно, что ей нравится: девочка даже несмело улыбнулась, оглядывая себя. Нерешительно она ступила за порог прозрачной кабины аппарата и замерла в ожидании команды лечь на белый стол. Молчаливое ожидание затянулось. Тая начала задорно кружиться под звук разогревающейся машины. Я виновато глядел на ее бледное лицо, на мраморные руки с четкими узорами вен, на почти посиневшие от недостатка кислорода кончики пальцев. Ноги худые, белые, ближе к лодыжкам тоже немного синеют. Если бы ей повезло родиться, как Марку и Рите, мутантом, – она бы сейчас не была на пороге смерти.
– Я не смогу без нее… – Рита не могла сдержать слез, глядя на свою улыбающуюся малышку, и только в тот момент я наконец осознал, что все наши усилия того стоили.
Таисия остановилась и тяжело задышала от непривычной активности, испуганно глядя на ревущую Марго.
– Все в порядке, так даже лучше, – не отрываясь от экрана, сказал Паша. – Ложись, девочка, – скомандовал он в микрофон.
Маленькая пациентка с трудом смогла подняться по ступенькам. Едва она легла на стол, как тут же покрылась мурашками. Все так же тяжело дыша, закашлялась. Аппарат начал сканирование. На экране высветилось время: двадцать три минуты.
– Черт! – воскликнул Павел. – Что она принимает? Я запущу тебя в кабину, чтобы ей стало легче.