Рита начала оглядываться:
– А где ее рюкзак?
Мы начали шарить глазами по помещению, по ее вещам, но детского рюкзака не было. Рита испуганно выпрямила спину, и я почувствовал, как она вздрогнула.
– В поезде оставили… – прошептали ее побелевшие губы то, что и так понимал каждый.
– Ничего, есть название? Он ей больше не пригодится, я надеюсь, – Паша говорил так уверенно, что Рита немного успокоилась. – После процедуры, конечно, – добавил он, спохватившись.
Девушка не растерялась и начала рыться в своей сумке. Достав потрепанный старый кошелек, она нашла сложенный в несколько раз лист бумаги и протянула его парню:
– Тут название и дозировка.
– О, рецепт? Давно такого не видел – на бумаге.
Он ввел название препарата, и после глухого шипения аппарата дыхание Таи нормализовалось. Но рано было радоваться. Я ведь уже должен был привыкнуть к тому, что всегда что‐то идет не так. И уверенность Киры никогда не была моим оберегом. Дверь распахнулась, и в кабинет ворвался высокий худой мужчина в медицинской форме. За ним следовали четверо охранников.
– Что за черт, Паша? Кто дал разрешение на запуск установки?
Мужчина подбежал к аппарату и выключил его аварийной кнопкой. Паша от испуга не смог вовремя вмешаться.
– Отец, не трогай! – прорезался вдруг грозный голос у этого тихого и рассеянного парня. Мужчина резко обернулся, охранники угрожающе взяли оружие на изготовку.
Я не ослышался? Отец? Судя по фотографиям на стенах коридора, это был главный врач больницы. Самой элитной больницы всего подкупольного мира. Я присмотрелся и понял, что они действительно похожи. Такой же прямой нос, высокие скулы, абсолютно одинаковый изгиб бровей…
Я посмотрел на Киру. Она поникла, заметно побледнев. Рита вообще боялась дышать, замерев с поднятой рукой. Было видно, что никто не ожидал такого вмешательства.
– Отец, не смей! Девочке надо помочь!
– Да ты знаешь, сколько стоит запуск этой машины?! Тут моей зарплаты… Кира! И ты здесь? Да что вообще происходит? Отец знает?
Нас усадили за овальный стол переговорного кабинета. Все сидели понурые, подавленные, с грустными лицами. В полном молчании мы ждали появления отца Киры. Вот уж он обрадуется знакомству с парнем своей дочери… Ожидание было невероятно мучительным, я даже не понимал, хочу ли я, чтобы он приехал как можно быстрее или чтобы не приезжал вообще.
Наконец, скрипнула дверь, и на пороге возник отец Киры – высокий, широкоплечий, с хмурым лицом. Но мне показалось, что хмурым оно было вовсе не из-за ситуации. Просто это было его обычное выражение лица. Интересно было бы взглянуть, как он улыбается… Наверняка то еще зрелище.
Его черные волосы были зачесаны назад, пышные усы того же цвета аккуратно завивались кончиками кверху, костюм – словно только с иголочки (ну, а как по-другому?). Он с первых секунд напомнил мне главу мафиози.
Четыре пары испуганных глаз рассматривали его с головы до ног, и только Кира гордо и озлобленно встретилась с отцом взглядом.
– Ну, здравствуй, Кира. – Он, видимо, ждал, что она что‐нибудь скажет, но Кира молчала, и он просто устало закатил глаза. – Я ожидал чего‐то подобного. От тебя всегда были одни проблемы. Хотя я скорее ждал, что ты возглавишь революцию. Но нет, зная о моих проблемах, ты решила утянуть нас на финансовое дно. За что ты меня так ненавидишь, дочь?
Отец Киры вел беседу только с ней, словно в помещении никого больше не было. Голос его тем не менее оставался совершенно бесстрастным. Кира хмурила брови и закусывала губу – то ли от злобы, то ли от обиды, – держалась смело, но слезы все равно катились по ее щекам.
– Я любила тебя, папа! А ты осуждал все, что я делала.
– Да, но, Кира, я давал тебе полную свободу, ссылался на юношеский максимализм, и что? Ты дома когда последний раз появлялась? На сообщения не отвечаешь! На звонки тоже! Где ты оказалась? В компании с этим… сбродом?
Сброд. На большее мы для них не тянем. Кира, только не ведись…
– Они не сброд! – вскочив, выкрикнула она с вызовом. Именно так, как кричат о свободе угнетаемые суровыми родителями подростки. – Да и ты не звонил…
– Тебе целыми днями названивала тетя Лия.
– Она же не ты, – недовольно фыркнула Кира.
– Зачем мне тебе звонить, ты ведь девушка свободная, да? – Мужчина приподнял левую бровь, и я подумал, что фраза явно вырвана из контекста. Судя по всему, он очень яро пытался обвинить в чем‐то свою дочь. А вот в чем – я пока не понял.
– Я не спорить с тобой сюда приехала. Мы уже давно выяснили, что это бесполезно. Но если в тебе, за этим злобным напыщенным костюмом, осталась хоть капля чего‐то человеческого, того, за что тебя любила мама, пожалуйста, помоги ей! – Кира указала на Таю, все еще сидящую в больничном платье.
Взор ее отца упал на девчушку и оценивающе пробежался с головы до ног. Он молчал. Терпеливо молчал, не отвечая на грубости. Кира явно перегнула палку. Оскорблять кого‐то, а потом просить о чем‐то – стратегия максимум для садомазохистских игр. Если это были они, я был бы не прочь узнать, какое тут стоп-слово.
– Об этом не может быть и речи. И не смей тыкать мне мамой! – впервые за всю беседу ее отец повысил голос. Ну, немудрено. Судя по виду, его распирало желание дать дочери подзатыльник. И уже не получалось отрицать, что у него ее нет. Да, сейчас я понял, в чем он все это время пытался ее обвинить. Они не общались ни разу за все то время, пока она жила у меня, и ему было все равно. Кира была сиротой при живом отце. И теперь он утверждал, что до плохой компании ее довела «свобода», о которой она просила.
Девушка молча сверлила его взглядом и опустилась назад в кресло.
– Не понимаю, как такое чудовище может быть моим отцом.
А для меня непонятным оставалось то, что при всех своих невероятных умениях находить общий язык со всеми она не могла наладить общение с отцом даже в такой ситуации. Или это было тактическое нападение?
– Вы забываетесь, юная леди, – сказал он прежним бесстрастным голосом, на что Кира даже не удостоила его взглядом. Понимая, что беседа окончена, ее отец отворил дверь и кивнул стоящей за ней охране:
– Ее – под домашний арест. Без моего ведома никуда не выпускать. Этих по домам.
– Их оформлять, господин?
– Конечно. Эту дуру тоже, – он указал взглядом на Киру.
– Но…
– Без «но»! Оттого и такая, что все сходит с рук. Пора взрослеть!
– Евсей, подожди… – неуверенно прошептал отец Паши, молча наблюдавший за происходящим из угла офиса, из-за спины сына. Наверняка он уже не раз подумал о том, что их семья ведет себя куда адекватнее, – в таком случае ребенку запрещено будет видеться с опекуном…
– Нет! – Марго резко ожила и вскочила, ударив ладонями о стол.
– Нечего было лезть сюда, – мерзко ухмыльнулся он.
– Пожалуйста! – Марго прикусила губу, не сдерживая больше слез. Она боялась услышать эти слова еще от самого порога моей квартиры. Тая, хоть не понимала значение таких слов, как «опекун», увидев реакцию Марго, начала испуганно бегать глазами по помещению. В тот момент еще никто не мог расслышать ее тяжелый хрип.
На глазах Киры тоже были слезы, и только я от злобы на судьбу сжимал под столом кулаки, готовый разорвать на клочки всех, кто сейчас из-за каких‐то денежных соображений буквально убивал ребенка. Останавливали меня лишь приведенные в боевую готовность автоматы в руках надзирателей, поскольку я не сомневался, что в случае чего нас совершенно безнаказанно изрешетят пулями. С другой стороны, я не мог их винить. Кто мы такие, черт побери, для них? Сброд. Руки бессильно опустились.
– Она умирает, отец. Прямо сейчас она умирает, ты слышишь? – прошипела Кира, уловив неудачные попытки Таи дышать. В глазах ее отчетливо читалась ненависть. Вот уж не думал, что этот ангелок способен ненавидеть…
Безразличие мужчины на миг сменилось страхом, когда малышка действительно начала задыхаться, судорожно глотая воздух и хватаясь за горло маленькими посиневшими пальчиками. Подбежавшая к ней Рита рывком распахнула на девочке халат и принялась слегка надавливать на грудь, пытаясь помочь остаткам легких справиться с нагрузкой.
– Пожалуйста! Дюк – отличный программист, – конечно, она имела в виду Айзека, – он поможет тебе по работе. Я тоже буду работать на благо… купола. Только спаси ее! Мы все оплатим!
Стальной и беспощадный взгляд девушки уперся в отца. «Если она умрет, то ты потеряешь меня навсегда», – отчетливо читалось в ее глазах.
Я уже давно осознал, где мое место в этом социальном подвале спасительного ковчега Миры, и мне стало противно, когда я осознал, как тяжело нам было выторговать жизнь малышке Таи и с какой легкостью была спасена Наташа. Я вскочил, пытаясь придумать, что же я могу еще ему предложить. В голове метались мысли о мутации, о дневнике отца… Если тетя права, Мира ищет таких, как я, до сих пор. И я могу дать ей то, что она так хочет заполучить! Но Кира остановила меня, вытянув руку в мою сторону.
Было страшно. Охрана не сводила с меня глаз, взяв на мушку, однако не стреляла: команды не было. Отец Киры молчал, долго глядя на дочь, которая с вызовом смотрела на него. Сжав зубы, он чуть помедлил, затем нехотя процедил:
– Запускайте! – и вышел из кабинета, словно боялся, что его ударят за благое дело.
Я сорвался с места, подхватил Таю. Следом вскочил Паша и, не обращая внимания на отца, который что‐то кричал ему вслед, махнул мне рукой и помчался по коридору. Марго семенила следом, поддерживая голову Таи. Кира же осталась в кабинете, все так же буравя отца взглядом. Процедура, видимо, действительно стоила очень и очень дорого. Во что я опять влез?..
Пока машина, издавая раздражающее жужжание, сканировала малышку, Павел предложил Кире и Марго отдохнуть в ординаторской. Они ушли туда, но и там Марго места себе не находила. Как рассказала Кира, она держала ее за руку так крепко, что кости хрустели.