– Нет! Нет! Обращайся обязательно! – Она подскочила, что‐то вспомнив, и копна ее роскошных рыжих волос резво подпрыгнула следом. Девушка пошуршала в своей сумке и вытащила большой кусок мяса, булку и коробку искусственного молока. – Вот, чуть не забыла, что с подарками. Свежайшее!
– Не стоило, – сказала Ришель, но отказываться от еды не стала, поспешно спрятав все в холодильник.
– Какими судьбами? И где Митя? Он же с тобой живет, нет? – решил поинтересоваться я.
– А ты не в курсе? – Девушка удивленно глянула на меня, затем перевела взгляд на подругу. – Не рассказала?
– Не рассказала – что? – Я подозрительно посмотрел на Ришель. Она сконфузилась, лицо стало чуточку виноватым.
– Он ушел на военные курсы. Три месяца обучения, и его возьмут на работу в охрану купола. Подсуетилась чуть-чуть. Будет моим солдатом! – гордо задрала нос Ната, весело улыбаясь. – Ты знал, что его сестра тоже солдат? Высшего уровня!
В последнее я верил мало. Девчушка была на год младше нас, тем более детдомовская. Не хочу даже думать, как она заняла такой важный пост. Меня вообще в дрожь бросало, когда я представлял себе, каково таким, как Митя, находиться рядом с Мирой.
– Ого! – Я сделал вид, что в полном восторге. – Надо же! Я очень рад!
– Из головы вылетело… – начала оправдываться Ришель, но я знал, что она никогда ничего не забывает. У нее были какие‐то свои причины, чтобы не поднимать эту тему.
– Ничего, – ответил я и полез обнимать Нату. – Я очень рад. Спасибо. Я правда рад, что у вас все хорошо. Но какими судьбами ты к нам?
– Он и про это не в курсе?
Стук в незапертую дверь. Я не успел подойти, как она с треском распахнулась и в квартиру, обсуждая что‐то между собой, ввалились наши друзья: Марк, Рита и Айзек.
Марка я не видел с момента нашей ссоры. Его ссадины и синяки, могу поспорить, зажили буквально через день, словно их и не было. Но вот картина, как он тащит за волосы мою Киру, или, как они все с издевкой называли ее, «Космос», всплыла так ярко, будто все это произошло пять минут назад. Я мгновенно завелся, кулаки сжались будто сами собой.
– Ты какого хрена сюда приперся, кретин? – прошипел я сквозь зубы. Марк, посмотрев на меня, съежился, видимо, прочитав по моему лицу, что взбучки не миновать.
– Эй, эй! – крикнула Ната, встав между нами, – шашки в ножны, бойцы! Мы все тут по важному делу собрались.
Я сверлил Марка взглядом, всем видом показывая, что одно только слово с его стороны – и полетят зубы, затем отвернулся и подошел к Ришель. Сердце колотилось, нагнетая давление перед схваткой, я понимал, что это край. Никогда больше наши с ним отношения не вернутся в прежнее русло.
– Ты, наверное, уже заметил, как мы общаемся с Ришель. Лиса – это кодовое имя, Винный одуванчик – тоже. Мы пока решили не называть друг друга по именам в людных местах. Мы планируем революцию! И сегодня мы собрались, чтобы обсудить это!
Я с сомнением посмотрел на нее, подозревая насмешку. Но девушка была совершенно серьезна. Я сел на стул и расхохотался.
– Ладно, если это идиотская отговорка, чтобы этот полоумный мог тут остаться, – то только ради тебя, Наташа.
Ребята молча переглянулись.
– Дюк, это правда, – проговорил Айзек. Я посерьезнел. Уж кто-кто, а он‐то точно не шутил бы так. Разве что…
– И ты туда же? Все решили порепетировать на Дюке первое апреля? Тебя Марго подговорила? – набросился на него я. Все молча и строго смотрели на меня. – Вы что, охренели? Вы бессмертные, что ли?
– Дюк, присядь. – Ната указала на стул.
Деловой тон никак не вязался с ее внешностью, однако, похоже, я был единственным, кто обратил на это внимание. Как я уже говорил, она напоминала мне эльфийку. Милую, добрую девушку-эльфийку. Но ее последующие слова не могли принадлежать ей. Я не мог в них поверить.
– Тебе известно что‐то о сопротивлении? – коротко спросила она.
– Террористы, пытавшиеся два года назад подорвать центральное здание?
– Так вот, мы были глупы и беспечны, – закатила глаза Ната. Я все же надеялся, что это шутка. – Но да, это про нас.
– Нас?
– Я и Айзек. Он пришел к нам после того, как украл всю базу данных правительства. Можешь себе представить? Всю!
– Могу… – прошептал я, не чувствуя земли под ногами. Я попятился назад и осел на стул. Айзек молча отвел взгляд.
– Так его из-за этого пытались убить? – я говорил это тихо. С каждой секундой картинка складывалась в моей голове – фрагмент к фрагменту.
– В целом, плюс-минус, да… Хотя, если честно, – не знаю, он просто был в списке снайпера. А Никита Николенко, знаешь ли, не промахивается. – По интонации, мол, даже не думай осуждать, я сделала все как надо, я понял, что это действительно знаменитая личность. В определенных кругах, разумеется, если брать во внимание его работу.
– Ты убила человека? – Я поднял глаза на Наташу. Предположить, что она и была той самой девушкой, которую бы Айзек узнал, если бы увидел снова, было легче, чем поверить в это. Взгляд ее тут же стал не таким уверенным, и она виновато отвела его в сторону, после чего сделала вид, будто усиленно высматривает что‐то в окне. Молчание было слишком красноречивым, и, повернувшись, по нашим лицам она поняла, что из всех нас посвящен в их криминальное прошлое только я.
– Что? – испуганно спросила Ришель, но никто ей не ответил.
После недолгой паузы я начал соображать:
– Погоди, но те террористы были расстреляны на площади. Разве нет? – Я напряг память, пытаясь вспомнить то, что отчаянно хотел забыть. От этого немного закружилась перебинтованная голова.
– Только подрывники… – прошептала активистка.
– А сколько всего?.. – Дрожь скользнула по телу.
Расстрел был публичным, как сейчас помню: он транслировался по всем каналам. В одном белье участников сопротивления вывели на площадь перед зданием правительства и выстроили в ряд. После громкой речи Первой Леди «террористов», большинство из которых было не сильно старше меня самого на тот момент, хладнокровно расстреляли, одного за другим. Ребята из первого хотели всего лишь равных условий для всех, а получили пулю в лоб. Я не был согласен с методами, которыми они пытались достичь своей цели, но мне, безусловно, было их жаль. Бомба, как выяснилось еще до казни, была муляжом. Они хотели только напугать Миру. Но Первую Леди это не волновало. Как истинно властная, строгая женщина, она не упускала возможности продемонстрировать свою власть и беспощадность.
– Организация существует более пяти лет. Я состою в ней последние два года. Знакома в основном с участниками сопротивления из пятого купола. Многие из второго уходят на службу в пятый. Как Митя. У коренных из пятого всегда есть свои причины. Как бы Мира ни была уверена в своей правоте, многие не согласны с ее решениями. Она нажила огромное количество врагов своими абсурдными идеями. Я бы не стала никого винить в предатель… – гостья не договорила, я перебил ее:
– Митя тебе только как солдат нужен?
Как я ни старался сказать это деловым тоном, прозвучало все же грубо.
– Нет! – тут же с визгом возмутилась она.
– Брось, Ната. – Я посмотрел на нее так, что она поняла: я ей не верю.
В ответ девушка вздернула подбородок и нахмурила брови, от злости прикусив губу.
– Можешь не верить. – Она отвернулась, ища поддержку у Ришель, но та молчала. Можно ли это назвать предательством? И если да, то что именно? Молчание Ришель или то, что я не поднял флаг войны, воодушевленный их идеями, а начал дотошно выпытывать подробности?
– Моя тетя тоже в этом замешана?
– Ну… она одна из первых активистов. Отлично разбирается в людях, знает, к кому какой подход нужен и как привлечь на свою сторону даже самых сомневающихся.
Я молча переваривал происходящее, все еще надеясь проснуться от этого кошмара. Голова гудела от наплыва информации. Глухой голос Наты звучал так, будто доносился из-за стены:
– Ты даже не представляешь, какие дела творятся в стенах правительственных зданий. Не знаешь, как многим, кто видел, что происходит здесь, все это осточертело. У нас много союзников даже среди жителей «зажравшегося», как ты говоришь, пятого сектора.
– Ну конечно. Они ж не вкалывают по восемнадцать часов в сутки, пытаясь заработать кусок хлеба, не возделывают поля, не разводят скот… Чем им еще заниматься‐то?
Она на миг налилась яростью, готовая взорваться, но выдохнула, справляясь с собой, и продолжила:
– Из их семей пропадают люди, и никто их не ищет. Против хороших людей, не согласных с Мирой, фабрикуют дела. Многих детей знатных деятелей спускают до уборщиков, а то и вовсе до первого и второго купола.
– Какая жалость, – с сарказмом произнес я, приподняв левую бровь. – В первый и второй ссылают, ай-яй-яй. А вы чего? – Я поднял глаза на мнущуюся у двери Марго.
Интересно, а что она здесь делает? Революция, скорее, дело Ришель. Она настоящий воин, но сейчас стоит молча, словно абстрагируясь от всего. На минуту, всего на минуту я подумал, что, может, она сейчас находится в прицеле снайпера? Ровно до момента, когда она решится высказаться… и не успеет, ведь пуля быстрее человеческих слов. Не думаю, что кто‐то успевал закончить монолог, если этого не хотел сам убийца.
Ришель переводила взгляд с одного на другого, будто наблюдая. Я не сомневался, что она знает гораздо больше того, о чем сейчас рассказывали. Или, во всяком случае, догадывается. А вот Марк был абсолютно уверен. Уверен в каждом слове Наташи, в каждом ее вздохе и дышал этой революцией вместе с ней.
– Мне надо подумать, – медленно проговорил я.
– Чего тут думать‐то? – возмутился Марк, чуть подавшись вперед. – Уж тебе‐то чего бояться? Даже если подстрелят – не умрешь же!
– Ох, да заткнись… – начал я, затем, вспомнив умственные характеристики товарища, махнул на него рукой. Что его невероятно взбесило.
– Ты размазня, Дюк! Где тот Белый Дьявол, чье имя заставляло трястись всех от страха?! Где он?!