– Начнем со второго.
– С момента начала эпидемии.
– И это?..
– Дольше, чем любой из нас предпочел бы здесь остаться, если можно так сказать.
«О, черт тебя побери».
– И вы будете держать нас здесь вечно, пока придумываете, как победить инфекцию?
– Если у вас есть идея получше, дайте нам знать. Поверьте мне, никто не в восторге от нынешней ситуации. Самое лучшее, что можете сделать вы и любой другой – сотрудничать.
Он закончил печатать, картинно нажав на клавиши, и посмотрел мне в глаза.
– Итак. Скажите мне как на духу, как вы себя чувствуете?
– Почему здесь так темно?
– В городе проблемы с электричеством. У нас есть дизельные генераторы, но их не хватает для обеспечения всего оборудования, так что нам приходится выбирать. У вас есть другие симптомы, кроме потери памяти? Сны, галлюцинации?
– Ну, если и были, я бы их не помнил, верно? И вы знаете, почему я потерял СВОЮ чертову память.
– Конечно. А как вы себя чувствуете, физически?
– Болят голова и суставы.
– Ожидаемые побочные эффекты от транквилизаторов. Кроме того вас приковали к кровати. Должно быстро пройти. Вы помните, почему мы вам дали транквилизатор в первый раз?
– На любой вопрос, который начинается со слов «вы помните», ответ будет «нет».
– Ха. Понял! Вы чувствуете, что готовы присоединиться к остальным?
– Остальным? И сколько их? Это вы можете мне сказать?
– В главной карантинной зоне? Около пятисот. Сейчас.
Бог ты мой!
– И сколько из них людей вроде меня, о которых вы точно знаете, черт побери, что они не инфицированы?
– Ну, Дэвид, разве вы не видите, что я в этом не уверен?
– Я что, сука, по-вашему похожу на инфицированного?
– А, я вас понял. Поскольку во время лечения у вас в голове все перепуталось, вы утратили основную информацию о наших обстоятельствах. Как оказалось, внешний вид не является надежным индикатором инфекции. До того мгновения, пока к сожалению, не становится слишком поздно. Так что вы, надеюсь, понимаете, что мы должны соблюдать меры предосторожности.
– Доктор Теннет, вы слышите, как несчастные люди за моей спиной умоляют о помощи? Вы слышите их через этот интерком?
– Какие люди? Джентльмен, который просит помочь его жене? Мы потеряли двух человек пытаясь помочь бедной «жене» этого человека. Если вы откроете дверь, то действительно обнаружите нечто, похожее на очень хрупкую, раненую женщину. Но если вы окажетесь в пределах ее досягаемости, то сразу выясните, что эта женщина – преображенный язык зубастого червя.
– Кого?
– Извините, но мы должны были придумать имена для организмов, в которые паразит трансформирует свои жертвы. Не вдаваясь в детали, я могу вам сказать, что мы провели шестнадцать часов, пытаясь вызволить своих сотрудников, а их крики разносились по этому коридору всю ночь и следующий день, пока их медленно разрывали на куски. С того времени тварь плюет в дверь остатками их костей. Теперь, надеюсь, вы понимаете, почему мы не открываем эту комнату. Как говорится, «единожды солгав…»
– Итак… вы просто сажаете всех под замок и ждете, когда мы превратимся в монстров?
– Как я и сказал, мы постепенно продвигаемся. Но пока этот разговор только тратит мое время и деньги налогоплательщиков. Все, что мне надо было узнать, – в состоянии ли вы выйти на солнце и присоединиться к остальным, находящимся на свежем воздухе больничного газона. Откровенно говоря, нам нужна ваша комната.
– Ага… Не важно.
– Отлично, отлично. Если вы повернете направо и продолжите идти по коридору, то найдете лифт.
– И тогда…
Монитор почернел.
Один из двух парней за моей спиной приказал стоять спокойно и отомкнул наручники на руках и кандалы на ногах. Он вытянул руку и через микрофон шлема сказал:
– Конец коридора.
– А что с девочкой? – спросил я.
– Сэр, идите в конец коридора.
– В моей комнате находилась маленькая девочка, которую зовут Анна. Не знаю, как она пробирается внутрь и выходит из нее, но она точно была там перед тем, как вы появились.
Парень посмотрел на своего товарища. Неуверенность?
– Идите к лифту, – сказал второй, – или вы вернетесь в комнату.
Я подчинился, мои нетвердые шаги эхом отдавались в полутемном коридоре, освещенном только скудным светом аварийных лампочек слева от меня. В конце коридора был смутно виден открытый лифт.
На полдороге я повернулся и поискал взглядом обоих охранников. Никого. Только одинокая черная пустота за бассейном аварийного света.
Черт побери, похоже, мне предстоит долгая дорога. Ноги были слабыми и тряслись – как давно меня приковали к кровати? Какие лекарства они мне давали? Я ощупал лицо – на нем не было никакой повязки, только маленькая шишка в том месте, куда меня укусил паук. Где Джон и Эми? Что произошло с городом? Настал ли конец света? Почему в коридоре пахнет дерьмом?
– Волт.
Шепот, за мной. Я остановился и затаил дыхание. Неужели я действительно это слышал?
Я пошел дальше, лифт ждал меня в полутьме, прямо впереди; света едва хватало, чтобы осветить крошечную кабину.
Я опять остановился. Показалось, что за спиной раздаются легкие шаги. Может быть, эхо.
– Анна? – прошептал я.
Не уверен, что сказал это вслух.
Я повернулся и пошел так быстро, как только мог, к открытому лифту, не срываясь на то, что можно было бы назвать бегом. Оказавшись внутри, нажал кнопку, на которой было написано «1». Все остальные были замотаны изолентой.
Ничего не произошло. Я стоял под светом, кажется, 25-ваттовой лампочки, чуть ярче свечи.
Мертвое молчание.
Нет, подожди. Слабый звук. Не шаги. Легкое царапанье, короткая пауза и опять царапанье. Неровный ритм, словно кто-то пытается тащить что-то тяжелое или нести неудобный груз, или, может, пытается идти, опираясь на тяжело раненую ногу.
Громче. Ближе. Теперь я уже отчетливо слышал липкое чмоканье, словно кто-то громко ест макароны рядом с ухом.
Я опять нажал кнопку «1». Я нажал на кнопку «Закрыть дверь». Опять нажал кнопку «1». Потом врезал по кнопкам под изолентой. По всем сразу.
– Волт.
Мокрый звук и царапанье направлялись ко мне. Я слышал их совершенно ясно, футах в десяти от меня. И передвигались они быстро.
– Волт. Волт. Волт.
Дверь закрылась.
Если они не хотели, чтобы пациенты командного центра лечебницы Фирфа – пациенты блока обработки – чувствовали себя как пленники, получилось хуже некуда. На свету я увидел, что одет в зеленый тюремный комбинезон. Когда лифт остановился наверху, два других черных космонавта вытащили меня наружу, накинули на голову черный мешок и бросили в кузов военного грузовика.
Больница находилась всего в паре кварталов от лечебницы, но поездка заняла минут двадцать. Мы ехали, останавливались, ждали, ехали, опять ждали, тревога кончалась, и наконец я услышал электронный звук, как будто открылась дверь гаража. Пять секунд мы катились вперед, опять этот звук, щелканье защелок. Потом открылись другие ворота, за ними распахнулись двери грузовика. Я почувствовал тепло солнца, и тут же порыв холодного ветра ударил по мешку. Меня вытащили наружу и приказали лечь на траву. И добавили, что если я подниму любую часть тела до команды, меня пристрелят.
Вот же суки.
С меня стащили мешок. Грузовик уехал, и я рискнул поднять голову. И увидел перед собой ограждение из проволочной сетки. Я повернул голову, и там было… еще одно ограждение. Я находился в просвете, шириной в улицу, между двумя ограждениями, каждое из которых увенчивали завитки гребаной колючей проволоки. Внутреннее ограждение, противоположное тому, через которое уехал грузовик, было непрозрачным – они использовали брезент и какие-то пластиковые плиты. С совершенно ясной целью: полностью отделить карантин от внешнего мира. Пластиковые плиты были цветными и по ним шли надписи. Ближайшая ко мне говорила: 91.9 К-РОК РОКТЯБРЬ РОККОЛИПСИС.
Я спросил себя, сколько времени мне придется лежать задницей кверху, но вскоре внутреннее ограждение открылось, и голос из системы громкой связи приказал идти внутрь. Я подчинился и вошел в карантин, вероятно во второй раз.
Даже не знаю, что я ожидал увидеть за воротами, но это была обычная больничная лужайка. Само здание находилось справа от меня, а лужайка перед больницей – слева. Солнце с ненавистью плевало лучами мне в глаза – когда я в последний раз видел солнце? – и я сделал вывод, что сейчас полдень или что-то в этом роде.
Моей первой мыслью была «Ребрышки». Запах мяса ударил в ноздри, как будто дул от шашлычной. Я слышал голоса. Кто-то смеялся.
Черт побери, да это вечеринка.
Еще страннее – космонавтов с пушками не было! Я-то думал, что меня грубо затащат внутрь и скажут доложить в палатку, пройти какой-нибудь тест или еще какую-нибудь хрень. Но я был предоставлен самому себе. Никаких солдат. Никто не походил на чиновника. Никаких правительственных агентов.
Вместо этого кучка уставших людей в комбинезонах, некоторые с больничными одеялами, повязанными вокруг плеч, посмотрели на меня так, словно ожидали кого-то другого. Разглядев, что это я, они пошаркали прочь, не говоря ни слова.
Ну и пошли вы все…
Я заметил колонну дыма в сотнях ярдах от нас, около изгороди, охватывавшей всю территорию больницы. Когда я сюда приезжал в последний раз, ее не было, а теперь ограждение покрывали яркие рекламные плакаты, и каждый казался… каким-то неправильным, словно парням из правительства не хватало брезента, и они покрыли ограждение отвергнутыми рекламными щитами, лежавшими где-то на складе. (МЕТРО: ПОПРОБУЙ НАШ НОВЫЙ ХЛЕВ!) Я похромал к костру, совершенно не понимая что еще делать. Я решил придерживаться той же стратегии, которую использую на вечеринках: сначала найти еду. Мои легкие задрожали, вдохнув холодного воздуха. Не самое неприятное чувство. Вроде как ощущение свободы.
– Эй! Человек-Паук! Человек-Паук вернулся!