– Да, он чист, – сказал я.
– Кевин, – сказал парень, когда ТиДжей срезал его наручники. – Кевин Росс. И я могу за десять секунд вскарабкаться на ограждение, если что-нибудь набросить на колючую проволоку. Разорвите ковер или что-нибудь такое.
– Ага, мы уже думали об этом, – ответил Ти-Джей. – Не катит.
Оставалось двое – девушка и подросток с курчавыми волосами, напомнивший мне персонаж Джоны Хилла из «SuperПерцев».
Девушка была следующей. Хиппи. Сразу видно, несмотря на красный комбинезон заключенного. Волосы в мелких косичках, и этот одурманенный доверчивый взгляд, словно она с первого взгляда видит в твоей душе доброту.
Она как-то трагически улыбнулась подарила мне выражение, которое я описал бы как трагическая улыбка и дрожащим голосом прошептала:
– Привет. Как тебя зовут?
– Дэвид. Просто открой рот, лады?
– Я чувствую себя так, как будто заболела, Дэвид.
– Тогда я буду держаться на расстоянии. Это займет не больше секунды.
Она опять улыбнулась, по ее щеке скатилась слеза.
– Давай открывай, – сказал я.
Она так и сделала. Куряга, все передние зубы желтые. Но ни одной каверны. Хорошая новость для нее.
Она уже плакала навзрыд.
– Все в порядке, выглядит хорошо. Успокойся, мы вместе с тобой все проверим. – Я взял ее руку. Только посмотрите на меня, действую, как профессиональный начальник.
– Не беспокойся! Я эксперт.
Она что-то прошептала между всхлипываниями, я не сумел разобрать.
– Что ты сказала?
– Проверь снова.
– Я могу, если ты хочешь, но…
– Неделю назад у меня был проколотый язык, с штангой. – Она сжала глаза и всхлипнула, пытаясь вздохнуть полной грудью, чтобы слова вышли наружу. – А сейчас я его не чувствую.
– Что? Я не пони…
Но я уже все понял.
Однажды утром она проснулась и поняла, что рот уже ей не принадлежит.
О, Боже, нет, нет, нет.
На этот раз она открыла рот пошире. Я не хотел смотреть. Но ничего не мог поделать. И, конечно, увидел их. Две черные мандибулы, между нижними передними зубами и нижней губой.
Я с ужасом отпрянул, и все вокруг отшатнулись вместе со мной.
Но Оуэн уже бросился к ней сзади, собираясь что-то сделать. Она, плача, упала на колени.
ТиДжей схватил меня и оттащил от нее.
– Я в порядке, – сказал я. – Но ты, э, сказал, что вы как-то лечите это, верно? У нас есть какое-то средство?
– Закрой уши, парень, – посоветовал ТиДжей. Он запихнул себе в уши какие-то штуки, похожие на ватные шарики. Народ вокруг закрыл уши руками.
– Но почему мы…
Оуэн встал вплотную сзади девушки, выхватил из-за пояса автоматический пистолет… и ее мозги забрызгали траву перед ней.
Тело шлепнулось на землю. Остальные три новичка запаниковали.
Я думал, что перед выстрелом все закрыли уши, но потом раздался пронзительный визг, визг паукообразной твари. Я изо всех сил зажал пальцами барабанные перепонки. И все еще чувствовал, как трясутся кости.
Они работали быстро. Оуэн – как я заметил, он заткнул себе уши окурками – перевернул девушку лицом вверх. Паук пытался отцепиться и выползти из черепа, вырастая из ее рта как огромный гротескный язык, совершенно черный. ТиДжей отвинтил крышки на обеих бутылках и аккуратно перелил содержимое одной в другую. Смешал какой-то коктейль. Через мгновение из отверстия канистры вырвался пар или дым. Оуэн отступил назад, и ТиДжей вылил весь коктейль в рот девушки.
Визг поднялся до такого уровня, что все мои внутренности затряслись. Паук бился в судорогах. Щеки и губы девушки уже растворились в кислоте, жидкость полилась из неровных дыр на ее кожу. Паук тоже плавился, растворяющиеся ноги дрыгались в воздухе.
Наконец ужасные крики прекратились, и все стало тихо.
Оуэн сунул пистолет за пояс и схватил девушку за ноги.
– Давай, – сказал он, – пока за ней не пришел Карлос.
Парень, которого я окрестил Каталкой, отодвинул меня плечом, подошел и схватил девушку за запястья. Они подтащили ее к ревущему костру и на счет три закинули труп прямо в пламя; в небо взлетел фонтан искр. Пламя ворвалась в ее тело, и я почувствовал запах, который несколько минут назад ошибочно посчитал запахом жареных ребрышек.
И вот тут в конце концов я увидел.
Кости.
В костре. Кости, кости и кости. Там было полно костей. Закопченные черепа, ребра и кости таза, кости рук и ног – все они торчали, как палки. Сотни и сотни костей.
Вспыхнули волосы девушки. Комбинезон слез с нее черными полосами, как шкурка хот-дога, зажаренного на лагерном костре. Я только что говорил с ней.
Этот запах я буду помнить всю жизнь. Я больше никогда не буду есть мясо.
– Братан, приди в себя, – сказал мне Оуэн. – Остался еще один.
– Нет. Нет. Должен быть… другой способ.
– Гребаная чушь, – проворчал Оуэн. – Раньше ты посылал к Сэлу без всяких проблем. А сейчас… у тебя, что, сука, нервы сдали?
– Чувак, я ничего не помню… хорошо, это было раньше. Ну… осталось в прошлом, и сейчас не имеет значения. Я больше так не могу. Извини.
За моей спиной послышалась какая-то суматоха, и ТиДжей крикнул:
– Эй! Стой! Не надо!
Он орал Кевину, парню-баскетболисту. Но тот уже рванул к ограждению. Кевин прыгнул, приземлился на середине изгороди и уцепился пальцами за крюки в звеньях. Он быстро взобрался к колючей проволоке и…
И упал. Ударился о землю, как манекен для краш-тестов. Безвольный мертвый груз. Под лицом – лужа крови. Части черепа как не бывало.
Я не слышал никакого выстрела. Покрутил головой в поисках стрелка. И не увидел ни одного. Какие-то птицы, оседлав теплые восходящие потоки воздуха, скользили на распростертых крыльях, лениво кружась над нашими головами. Может быть, грифы, для которых звуки смерти как обеденный колокольчик.
– Придурочный долбоеб, – сказал ТиДжей. – Он, чо, думал, мы все здесь только потому, что не умеем лазать по заборам? Черт побери, знал бы я, что он такой умный, взял бы в подсобке стремянку и дал ему.
Подростка, выглядевшего как Джона Хилл, просто парализовало от страха. Руки все еще связаны за спиной, глаза широко открыты, губы побелели, а рот так крепко сжат, словно он пытается остановить идущую из него кровь. Оуэн подошел к нему и приставил к затылку пистолет.
– Проверь его, иначе мы сами займемся им. Им и всеми остальными, кто пройдет через ворота. Уже достаточно плохо, что здесь рыщет гребаный Карлос. А теперь умножим его на три, на шесть или на двенадцать. Федералы придут сюда через месяц и не найдут ничего, кроме огрызков мяса, костей и ползающих ночных кошмаров. Ну, жена ждет меня дома, и я собираюсь к ней вернуться. И к нашему пацану. Федералы оставили нас здесь. Чтобы нас разорвали на куски. Чтобы мы все получили по полной. Но когда в конце концов ворота откроются и они признают всех чистыми, я отсюда выйду на своих ногах. Как человек. Помогай мне или нет. Решать тебе.
– Открой рот, дебил, – сказал я парнишке, – иначе он прострелит тебе голову.
Парень подчинился. Я оттянул его нижнюю губу, потом верхнюю. У него были брекеты. И больше я ничего не увидел.
– Он в порядке.
– Ты уверен? – с сомнением спросил Оуэн.
– Ага.
Оуэн спрятал пистолет и обычным перочинным ножом освободил подростку руки.
– Как тебя зовут, пацан?
– Кори. Мне кажется, я сейчас отключусь.
Оуэн взял перевернутое кресло-каталку, поставил его прямо и сказал:
– Лучше посиди, иначе упадешь.
Кори сел и обхватил голову руками, пытаясь проснуться от того, что он, безусловно, посчитал кошмарным сном. Оуэн, ТиДжей и Брюс Каталка уволокли тело баскетболиста от забора, вероятно собираясь бросить его в огонь. Еще кости для кучи.
– Это неправильно, – горячо сказал кто-то за моей спиной. – Почему они разрешают это? Где правительство? Где армия? Где полиция?
Это был тот самый парень, которого я проверил первым, Тим, ботаник.
– Мне кажется, что мы сами по себе, чувак, – ответил я ему, не поворачивая головы.
Мужики точно волокли тело баскетболиста к огню. Я не мог на это смотреть и повернулся к Тиму, сидевшему на траве, скрестив ноги.
– Эй, я не думаю, что можно сидеть на траве. Они взбесятся.
– Почему?
– Вероятно… это огорчает Карлоса.
– Кто такой Карлос?
– Понятия не имею. Садовник? Я сам вроде как только что здесь нарисовался.
И тут я что-то услышал, какой-то гул у моих ног. Слабый, как будто кто-то недалеко пользовался отбойным молотком или врубил по-настоящему басовый музон. Нет, это не звук, просто земля затряслась. И тут все забегали и закричали. ТиДжей бросился к нам, размахивая руками.
– Встань! Встань с земли!
Это наконец-то убедило Тима, который подобрал ноги, чтобы встать…
Внезапно его лицо застыло, на нем появились удивление и потрясение, челюсть отвисла, рот безуспешно пытался произнести какие-то слова. Его глаза встретились с моими, и я подумал, что именно так смотрят люди, когда в них внезапно вонзают нож в темном переулке.
– Эй, ты…
Он завыл от боли и попытался поднять себя с земли, но выглядел так, будто его зад приклеился к траве. Он опять закричал, искаженный, прерывистый звук, словно прошедший через микрофон, обрезающий почти все частоты.
Призвав на помощь неистовую животную силу лисы, отгрызающей себе лапу, чтобы вырваться из ловушки, Тим поставил ноги под собой и изо всех своих сил толкнул тело вверх, с земли. На мгновение он сумел подняться с травы, и я увидел то, что держало его. Как будто он высрал из себя спагетти. Пучок тонких извивающихся щупалец, поворачивающихся, изгибающихся и крутящихся. Прокладывающих снизу дорогу в кишки, как веревочки кукловода.
Тим тяжело сел на траву. Он в последний раз закричал, потом забился в судорогах, превративших крик в спазматическую УК-УК-УК песню. Глаза закатились, изо рта брызнула кровь. Мне показалось, что я вижу, как тонкое желтое спагетти из щупалец мелькнуло между зубами. Тело содрогнулась, потом еще и еще. Раздался страшный мокрый и чавкающий звук, и оно упало на бок, оставив за собой связку кишок размером с мешок картошки. Желтые щупальца вытянулись и утащили розовую кучу под землю, оставив за собой только сусличью дыру, пропитанную кровью.