Мы с Джоном мало что знали о Них, но и это делало меня экспертом по сравнению со всем остальным населением, которое вообще не знало, что Они существуют. Они – люди, или, по меньшей мере, приняли форму людей. И Они обладают богатством, или имеют доступ к богатству, или, может быть, имеют возможности, которые делают дискуссионным наше понимание богатства. Маленький азиат, исчезавший в ларьке буррито, безусловно, был одним из Них, как и тот, кто поджидал тот конвой из черных фургонов, который мы видели прошлым летом, кем бы он ни был.
Но и я знал только слухи – истории, которые Джон нарыл в Интернете; и, скорее всего, те, кто написал их, знали еще меньше нас. Некоторые говорили, что это клика богачей, которые столетия назад вложили Их деньги в эксперименты с оккультными знаниями. В какой-то момент, утверждали истории, Они прикоснулись к темной силе, в которой увидели один из ресурсов для эксплуатации, примерно так же, как спустя много лет человечество научилось разлагать атом и использовать его силу для телевидения и фенов. Однако, утверждала легенда, темные энергии проникли в Них, развратив этих людей, которые слишком поздно узнали, что это за сила, которую Они приобрели, Им пришлось заплатить последними остатками своей души. Во всяком случае, так утверждала история. Блин, насколько я понимаю, Они сами написали эту версию истории, и правда лежит тремя слоями ниже. Именно так Они и действуют.
Теперь, если бы ты попросил Джона суммировать все, что он о Них знал, он дал бы тебе только один ответ: «Ну, они точно не чертовы вампиры. Вот и все, что я могу сказать». А потом он бы смотрел на тебя тяжелым взглядом не меньше минуты, пока бы ты не ушел.
Маркони дотронулся до одного из сосудов, в котором содержались образцы пауков. Паразит не пошевелился, но я по-прежнему хотел, чтобы Маркони этого не делал.
– Это всегда шахматы, а не шашки, – сказал он. – Я не уверен, что полностью все понимаю.
– Теннет, – сказал я. – Вы знаете это имя? Он утверждает, что является психотерапевтом, но внезапно оказывается консультантом агентства, о котором никто никогда не слышал. БИЭПИ?
– О, он действительно психотерапевт. Поищите в его прошлом и найдете двадцать пять выдающихся лет в этой профессии, эксперт по заразительной природе страха. Но, если бы так получилось, что ему нужно было стать водопроводчиком, чтобы занять выгодное положение для наблюдения и влияния на ситуацию, то у него нашлось бы двадцать пять лет стажа работы водопроводчиком. И так далее. Он будет тем, кто потребуется.
– А он не может попасть под следствие? Если его лицензия и все, что он использует, подделки, тогда…
– Я не сказал, что он использует поддельные документы. Я сказал, что у него действительно есть двадцать пять лет работы по специальности. Любой специальности. Ты понимаешь? Шахматы, опять. С очень изощренным игроком, который может видеть на много ходов вперед. И Они поставили свои фигуры на нужные места.
Разговаривая, Маркони проверял жизненные показатели спящего пациента, все время попыхивая трубкой. И я снова спросил себя, в какой степени доктор на самом деле знает медицину.
– Доктор Теннет, – продолжал Маркони, – с 80-х специализируется на лечении буйных и параноидальных пациентов, к тому же написал несколько выдающихся книг на эту тему и десятки журнальных статей. И, что еще более соответствует ситуации, он написал обстоятельное исследование о групповой паранойе и поведении толпы в критических ситуациях. Ему не надо было проникать в правительство. Когда началась «эпидемия», правительство само пришло к нему. Ты понимаешь? Фигуры всегда расположены там, где Им надо.
– Правильно, и Они подонки.
– Несомненно, но на этом нельзя останавливаться. Нам нужно задать главный вопрос: что Они хотят?
– Э… убить нас всех?
– Ха! Мы бы благословили соперника с такими незатейливыми амбициями. Нет, война ведется не для того, чтобы убить врага. Война ведется для того, чтобы перестроить мир согласно капризам одной могущественной группы, несмотря на капризы другой могущественной группы. А мертвые – искры, которые вылетают из металла, когда обе группы сталкиваются друг с другом.
Джон не доехал трех блоков до карантина. Люди были везде. Словно настал полдень Четвертого июля, когда все небольшими группами, не торопясь, идут в парк, чтобы найти место, откуда можно посмотреть на фейерверк. Только сейчас никто не нес одеял и шезлонгов – вместо этого каждый вооружился до зубов. С места водителя Джон узнал знакомую ковбойскую шляпу и обтянутый джинсами зад, идущие неподалеку.
Джон подъехал туда, где Ковбой-Обтягивающие-джинсы шел по тротуару, выкрикивая кому-то приказы, и опустил окно.
– Тебя сюда послал Хэнк? – спросил Ковбой. – Нам все еще не хватает четверых.
– О, нет, – сказал Джон. – Фальконер поблизости?
– Детектив? Он куда-то ушел. Сказал, что должен идти по следу.
– Вот дерьмо. А что происходит?
– Конец света. Где ты был всю неделю?
– Что?
– Как, ты сказал, тебя зовут?
– Джон. А тебя?
– Джимми Дюпре. Рад видеть тебя. Мы будем держать весь карантин до тех пор, пока ВВС не разнесут все это дерьмо где-то через…
– Я уже упоминал свою книгу, – сказал Мар-кони. – «Вавилонский рубеж».
– Ага. А я сказал, что не читал ее. Обычно я жду, когда выйдет фильм.
– Пожалуйста, попробуй сосредоточиться. Ты понимаешь смысл названия? Ведь ты знаешь о Вавилонской башне, верно? Ты же ходил в воскресную школу?
– Ага, знаю. В древности все люди говорили на одном и том же языке, но потом они решили построить башню до небес. Тогда Бог проклял все место работы, каждый заговорил на разном языке и все смешалось.
– Совершенно верно. «И сошел Господь посмотреть город и башню, которые строили сыны человеческие. И сказал Господь: вот, один народ, и один у всех язык; и вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать; сойдем же и смешаем там язык их так, чтобы один не понимал речи другого»[6]. Вот так прямо в тексте и сказано, мистер Вонг – Бог испугался. И он ограничил нашу способность общаться, боялся, что, действуя заодно, мы бросим вызов Его власти.
– Надеюсь, вы не говорите мне, что вся эта дрянь является Божьим проклятием, наложенным из-за того, что мы построили наши здания слишком высокими. Вроде как урок, чтобы навязать плоский город. Лучше бы он взялся за Дубай.
– Нет. Но это параллель. Ты знаком с числом Данбара?
– Нет.
– Но ты должен, ведь оно правит каждым мгновением твоей сознательной жизни. Это и есть наша Вавилонская башня. Человеческие амбиции ограничивает вовсе не отсутствие единого языка. А число Данбара. Оно названо по имени британского антрополога Робина Данбара. Он изучал мозги приматов и их общественное поведение. И обнаружил кое-что, что должно изменить твое восприятие мира. Он заметил, что чем больше неокортекс, кора головного мозга, тем большую общину могут создать приматы. Видишь ли, взаимоотношения в сложном обществе требуют от головного мозга много работы. И когда оказывается, что группа приматов больше, чем могут обработать мозги, вся система рушится. Образуются трещины. Начинаются войны. А теперь, обрати внимание – это критически важно, ты можешь поглядеть на мозг примата и предсказать, насколько велико его племя, даже не зная, к какому виду он принадлежит.
– У Оуэна есть часы? Вы сказали ему про пятнадцать минут, но я не знаю, воспринял он это буквально или…
– Мы уладим с ним дело через мгновение, но я тебя понял. Самое важное – каждый примат имеет свое число. – Маркони показал на толпу, собравшуюся за оградой. – Включая и этих приматов там, снаружи. Включая тебя и меня. Если опираться на размер неокортекса человека, получится примерно сто пятьдесят. Именно столько людей мы в состоянии распознать, прежде чем достигнем максимума наших связей. Конечно, в зависимости от конкретного человека, число может быть слегка другим. Это и есть максимальная способность человека к состраданию.
Я посмотрел на него во все глаза.
– Погодите, – сказал я. – Неужели есть такая часть нашего мозга, которая диктует нам, сколько людей мы в состоянии вытерпеть, прежде чем начнем действовать как задницы?
– Поздравляю, теперь ты знаешь единственную причину того, почему мир устроен так, а не иначе. И теперь ты понял главную проблему – нам требуется наладить сотрудничество в группах больше ста пятидесяти человек. В правительствах. В корпорациях. В обществе в целом. Но мы физически неспособны это сделать. Так что в любое мгновение каждого дня мы изо всех сил пытаемся разделить все население земли на две группы – те, кто внутри нашей сферы сочувствия, и те, кто снаружи. Черные против белых, либералы против консерваторов, мусульмане против христиан, фаны «Лейкерс» против фанов «Селтика». С нами или против нас. Инфицированные против чистых.
Мы упрощаем десятки миллионов личностей до стереотипа, и тогда они могут занять место только одной личности в нашей ограниченной доступной памяти. Это и есть ключ: те, кто находятся вне круга – вообще не люди. У нас нет способности распознавать их, как людей. Вот почему ты страдаешь, оттого что твоя девушка потеряла палец, и тебе наплевать на сотни тысяч погибших от землетрясения в Афганистане. Именно это делает возможным геноцид. Именно это дает возможность генеральному директору ставить подпись на документе, благодаря которому компания отравит какую-нибудь реку в Малайзии и десять тысяч детей родятся уродами. Из-за ограничения в ментальной аппаратуре для него эти малайцы все равно что муравьи.
Я посмотрел на толпу снаружи и потер лоб.
– Или монстры.
– Теперь ты начал понимать. Точно так же толпа снаружи не видит в нас людей. И точно так же все остальные граждане нашей страны не видят людей внутри города. И очень скоро остальной мир не будет считать людьми всех в этой стране. И паранойя будет распространяться, пока не охватит всю планету. Эта инфекция, этот в высшей степени неопределимый паразит, который обесчеловечивает своего хозяина, умеет великолепно использовать этот фундаментальный недостаток, ограничение нашего оборудования. И вот тогда будет настоящая инфекция.