Джон выкинул сигарету в окно.
И пристегнулся.
– Чувак, – сказал Оуэн, – скорее всего, ты ни черта не поймешь. Но мне нужно это сказать. Потому что, Вонг, мы собираемся умереть. Не думай, что я этого не понимаю. Я знаю, что федералы не собираются выпускать нас отсюда. Так что разреши мне немного поговорить. Я поддерживал порядок в карантине с того дня, как федералы свалили отсюда. Я бы сказал, в конечном счете, – это самое лучшее, что я сделал в своей жизни. Может быть, единственное хорошее дело, которое я когда-нибудь сделал. И все было в порядке. Сбросят ли на нас бомбу, или нас разорвет толпа, я предстану перед Создателем и скажу, что охранял карантин до тех пор, пока мог. И вот мое последнее действие: я объявляю тебя виновным в смерти тридцати мужчин и женщин, и в вероятной смерти еще двухсот семидесяти душ. Я признаю тебя виновным в единственном настоящем грехе, который Иисус просил никогда не совершать: тебе наплевать на всех, кроме самого себя. Док, отойдите в сторону.
Из-за спины Оуэна кто-то сказал:
– Там, снаружи, какая-то вечеринка. Послушайте.
– Что?
– Музыка. Они поставили «Криденс».
И они добавили звука. «Восходит несчастливая луна» гремела вдали, становясь все громче и громче. И к песне примешался другой звук, ужасный шум, словно механический Чубакка упал в камнедробилку.
И в это мгновение «кадиллак» Джона, ревя, взмыл в воздух.
Он пролетел над первой изгородью и почти перелетел вторую – задние шины зацепились за колючую проволоку и начали сматывать ее с верхушки изгороди, так что за падающим Кэдди волочился хвост, как ленточки за воздушным шаром.
Все бросились врассыпную. Радиаторная решетка Кэдди нырнула прямо в середину костра, в воздух взлетели дым, языки пламени и кости. «Кадиллак» запрыгал и наконец остановился посреди дождя из горящих человеческих черепов.
Голос Джона Фогерти смешался и умолк. Дверь водителя открылась, и Джон вывалился наружу, держа в руке обрез.
– КТО-НИБУДЬ ЗАКАЗЫВАЛ ЧЕРТОВ ПОБЕГ ИЗ ТЮРЬМЫ С ОБРЕЗОМ? – проорал он.
СТЕНОГРАММА РАЗГОВОРА МЕЖДУ
ОПЕРАТОРОМ БЕСПИЛОТНИКА
КАПИТАНОМ ШЕЙНОМ МАККИНИСОМ
(ПОЗЫВНОЙ «СТРАЖ»)
И ПОДПОЛКОВНИКОМ ЛОРЕНСОМ
ИГЛСОНОМ («ЯНКИ СЕМЬ-ДЕВЯТЬ»).
15 НОЯБРЯ, 9:55 УТРА
Страж: Сообщаю. Транспортное средство прорвало изгородь карантина с западной стороны. Повторяю. Транспортное средство, по виду гражданский автомобиль, прорвало ограждение.
Янки Семь-Девять: Страж, вы видите нарушение герметичности?
Страж: Отрицательно, э, Янки. На вид ограда не тронута.
Янки Семь-Девять: Страж, мне нужно уточнение. Мне кажется, вы сказали, будто средство транспорта прорвало…
Страж: Утвердительно. Внутри ограды появился автомобиль, водитель вышел.
Янки Семь-Девять: Тогда почему изгородь невредима?
Страж: Э… похоже, он перелетел через нее.
Янки Семь-Девять: Он что?
Страж: Янки, мне кажется, он перелетел через нее. Ну… какой-то грузовик с наклонной платформой. Я думаю, он использовал ее для прыжка.
Янки Семь-Девять: Хорошо. Вы сказали, что ясно разглядели водителя?
Джон схватил меня за плечи и заорал мне в лицо:
– ДЭЙВ! ЭТО ТЫ ТАМ, ВНУТРИ? ЭТО Я. ДЖОН. Я ТВОЙ ДРУГ. ТЫ ПОНИМАЕШЬ МЕНЯ?
– Почему ты так говоришь?
Я посмотрел внутрь Кэдди. Джон пришел один.
– Где Эми?
– Не знаю! Я думаю, что за городом.
– О. Слава Богу.
– Или нет. На самом деле я не знаю.
Оуэн шагнул вперед и отбросил в сторону дымящийся череп. Он поднял пистолет.
Джон поднял дробовик. Они внимательно поглядели друг на друга.
– Оуэн? – спросил Джон. – Что ты, черт побери, здесь делаешь?
– Да это же ты, Джон, свихнувшийся сукин сын.
– Он инфицированный? – спросил Джон, обращаясь ко мне.
– Не думаю.
– Никто из нас не инфицирован, – сказал Оуэн.
– Мы… этого не знаем, – сказал я.
– Ладно, не важно, – сказал Джон. – Вам всем надо валить отсюда ко всем чертям. В полдень здесь останется только кратер от бомбы. Оуэн, ты разве не слышал объявление?
– Погоди, – сказал я. – Вы, что, знаете друг друга?
– Ага. Помнишь, я говорил тебе, что подбираю инструменты для него? Это диджей О-Фанк. – Обратившись к Оуэну, он сказал: – Черт побери, я думал, ты не здесь, а на ферме Дэрила, уехал отсюда.
– Я и был. Но поехал в город за пивом и попал в лапы федералам. Я ударил одного из этих парней в скафандрах и, наверно, они восприняли это как признак инфекции.
Я обратил внимание, что все остальные заключенные пялились на нас, видимо потрясенные тем, что мы треплемся рядом с разбитым Кэдди и среди разбросанной кучи дымящихся человеческих останков. Наконец мне пришло в голову посмотреть на кружащих над нами дронов, и я спросил себя, не нацелились ли они на наши бошки прямо сейчас. У меня возникла туманная мысль, что надо бы бежать в укрытие, но до входа в больницу было не меньше ста футов. Два простых неторопливых выстрела для парня, сидящего за консолью в пустыне. Мы могли бы нырнуть в машину, но ракеты дрона без труда превратили бы ее в две тонны горящего стального конфетти.
И, кстати, почему он уже нас не застрелил?
Доктор Маркони подошел к Джону и посмотрел на него.
– Док? Так вы были здесь все время?
– Джон. Я бы спросил, что ты здесь делаешь, но, боюсь, ты мне уже сказал.
– Я пришел за Дэвидом. А теперь давайте залезем в мой «кадиллак», и я проделаю в этой изгороди дыру размером с Кэдди. Все остальные смогут выйти за нами. Как только окажетесь снаружи, вы должны будете поставить мне ящик пива. Каждый из вас.
– Ты что, – спросил Оуэн, – не видел больших гребаных винтовок снаружи? Да они превратят тебя в решето за пару секунд.
– Я не видел никаких больших гребаных винтовок. Там находятся маленькие гребаные автоматы. И не думаю, что они предвидели зомби-водителя «кадиллака». Но в любом случае отсюда надо валить, прежде чем они сбросят сюда бомбу.
Джон нырнул в Кэдди и сказал:
– Да, кстати, Оуэн, ты перечислил мне на счет зарплату в последнюю неделю перед тем, как все это произошло?
Оуэн посмотрел на меня, потом на Джона, и сказал:
– Как, мать твою, получается, что вы оба всегда находите друг друга?
Джон, не отвечая, спросил у меня:
– Ты идешь?
Я сел на пассажирское место. Кэдди, похоже, слегка наклонился, из-под капота сочился пар. Но мотор все еще работал – уже хорошо.
– Маркони! – сказал Джон. – Есть место сзади.
Маркони наклонился вперед и сказал:
– Полагаю, Джон, ваш план не шел дальше этого мгновения?
– Я пытаюсь делать один шаг за раз.
Маркони перевел взгляд на меня и сказал:
– Помнишь, что я сказал?
– Ага, Вавилонский протокол.
Он начал было поправлять меня, но передумал и сказал:
– Есть способ побить их. Но Бог свидетель, я не знаю, сколько из нас получат эту возможность.
– Просто скажите мне, что нам надо сделать.
– Подумай. Подумай о символах, которые объединяют нас. Подумай о том, что соединяет людей.
– Черт побери! Просто скажите мне…
– Мне кажется, ты уже знаешь. Дэвид, нам нужно жертвоприношение.
– Жертвоприношение? Почему?
– Подумай.
– Что, вроде как кто-то должен умереть? Один из нас?
Маркони попятился и сказал:
– Давай, прежде, чем оператор дрона наконец не сообразит, что он видит, и не откроет огонь.
Мы оба пристегнулись. Джон дал задний ход. Кэдди попятился и переехал через костер, отбросив в сторону качалку. Джон вывернул руль и направил Кэдди за здание, недалеко от той полосы леса, через которую мы с Джоном удрали в первую ночь, до того, как появилась эта нехилая изгородь.
Толпа заключенных перед нами расступилась, как Красное море.
Джон поддал газу. Задние шины зарылись глубоко в грязь. Мы бросились вперед, прямо к секции изгороди со словами: «В ПЯТНИЦУ ЖАРИМ МЯСО НА ГРИЛЕ, НА ДЕРЕВЕНСКОЙ ПЕЗДЕ». Я вцепился руками в приборную панель и услышал собственный крик.
У изгороди не было ни единого шанса. Капот проломил первый слой, бросив на землю шрапнель из пластиковых панелей. Изгородь, видимая через заднее стекло, еще клонилась вниз, когда мы ударили во вторую, расколотив деревянный столб напополам, и прорвались через проволочную сетку. Граница между карантином и внешним миром была проколота раз и навсегда. И тогда…
КРАК!
…с катастрофическим звуком металла и пластика, раскалывающихся о бетон, мы ударились о барьер, о котором оба забыли.
Кулак Кинг Конга по имени инерция врезал по мне сзади. Последнее воспоминание перед тем, как я отключился – грязное ветровое стекло в одном дюйме от лица и ремень безопасности, который резко дергает меня назад. Когда я пришел в себя, перед глазами находился смятый капот, а Джон тряс меня, крича: «ЛОЖИСЬ!»
Поскольку я временно забыл, где мы были, то также забыл, от чего в точности должен прятаться. Я с трудом повернулся, чтобы посмотреть наружу из окна водителя, и увидел здоровенный автомобиль без водителя, выкрашенный в защитный цвет. Я мгновенно понял, что это такое, потому что заметил турель на его крыше, блики на объективе камеры и по каждую сторону от объектива два массивных ствола.
Механизм зажужжал, и стволы повернулись ко мне. Совершенно не механическое движение – быстрое, плавное и целенаправленное. Я застыл, словно загипнотизированный, глядя в черные дыры-близнецы, и почему-то выбрал именно этот момент, чтобы спросить себя, что имел в виду Маркони, когда говорил о жертвоприношении.
Бом…
Бом…
Бом…
Звон открытой двери фургона несся через замерзшую ночь.