– «Они», – сказал Джон. – Что за куча придурков.
Анна подошла к Эми.
– Можно мне немного твоего попкорна?
– Можешь взять весь пакет, дорогая. Извини, что он вроде как раздавлен.
– Ничего.
Черт побери, что за жуткий ребенок.
– У тебя здесь есть работающая электронная почта? – спросил Джон у Эми. – Можешь послать сообщение в «Нью-Йорк таймс» или еще куда? Рассказать им, что здесь происходит?
– О, я могу. И еще я обнаружила, что каналы новостей и все большие газеты получают сотни тысяч сообщений в день от помешанных на зомби и апокалипсисе мудаков. Мое будет еще одним в этой груде. Быть может, какой-нибудь стажер обнаружит его где-то через полгода. И, может быть, оно что-нибудь будет значить для города, который построят на пепле от нашего.
– Черт побери, детка, – сказал я. – За последнюю пару недель ты стала циником. – Она не улыбнулась. Я прочитал что-то в ее лице и сказал: – Погоди. Как ты приехала сюда? В этом фургоне?
Она кивнула:
– Я приехала с несколькими парнями. Хипстерами, которые думали, что заявятся сюда, перестреляют всех зомби и будущие средние школы назовут их именами.
– Они, э, не выжили, верно?
Она кивнула.
– Боже мой, Эми. И никто не выжил?
Она опять кивнула.
Я подошел к ней и опять обнял ее.
– Как тебе удалось сбежать, черт побери?
Она не ответила. Вместе этого высвободилась из моих объятий и сказала:
– Они организовали все совершенно идеальным образом. Они вытащили наружу из ниоткуда самые худшие страхи, и каждая маленькая подробность, которую они рассказали правительству, делала ситуацию еще немного хуже. Они везде, Дэвид. Под поверхностью. Они просто идут и протыкают все воздушные шарики подряд.
– Ну, это ничего не меняет, – сказал я. – Наша задача – убраться отсюда ко всем чертям. Тогда, если – ну, понимаешь – они сбросят бомбы, это будет отстой, но мы можем только одно – рассказать миру то, что знаем.
Эми встала и смахнула с коленей на пол дюжину кусочков попкорна.
– Чего мы ждем? – спросила она.
Я указал на Анну и сказал:
– А что мы будем делать с ней? У нас нет времени искать ее…
– Куда она делась? – спросил Джон, оглядывая комнату.
– Она только что была зд… – сказал я.
Свет погас.
– Черт побери! Я знал, что она монстр. Джон! Эми! Послушайте! Берегите свои задницы!
Я услышал, как Джон стучит предметами на ближайшем столе, вслепую пытаясь нащупать дробовик.
– Успокойся, скорее всего, это генератор, – сказала Эми из кромешной тьмы. – Кончилось горючее. Анна? – крикнула она. – Дорогая? Как ты?
Я услышал, как звякнул замок на двери.
Молли залаяла.
– Кто-то вышел! Кто вышел? Я слышал дверь!
– Я добыл дробовик, – сказал Джон. – Кто-то должен найти фонарик.
– Анна? Ты здесь? Все хорошо, дорогая, не бойся.
– Все в порядке, малышка, – сказал я. – Все замечательно. Выходи… и лучше всего прямо на дробовик Джона.
Что-то длинное, узкое и теплое скользнуло мне в ладонь. На нем были неровные кольца, как у земляного червя. Оно протянулось вдоль моей руки, обвилось вокруг запястья и предплечья.
Я заорал и изо всех сил дернул рукой, но эта штука – Анна в своем настоящем виде – держала крепко. Она обвилась вокруг моего локтя и устроилась под мышкой. Второе щупальце обхватило колено. Я запаниковал, заорал, извергая проклятья, и попятился назад.
– ДЭЙВ! ЭЙ! ТЫ ГДЕ?
Я бросился на пол. В темноте послышался треск – вероятно Джон запнулся о стул, пока слепо размахивал дробовиком, пытаясь меня спасти.
– ДЭВИД! – закричала Эми.
– ЭТО СХВАТИЛО МЕНЯ. ОНА СХВАТИЛА МЕНЯ!
Я брыкался и катался по клубку гибких щупалец, скользивших по животу. А потом вокруг шеи.
Я вскочил на ноги и попытался найти стену, чтобы удариться об нее и раздавить клубок. И обнаружил, что лечу через воздух, споткнувшись о ящик.
Монстр что-то заверещал мне в ухо. Я схватился за щупальце, обвившееся вокруг шеи, но оно было слишком сильным, пугающе сильным.
Все уже кричали, но я не слышал ничего из-за визга, который врезался в ухо, как ледоруб. Но я все-таки услышал грохот в комнате, рядом с нами, как будто кто-то уронил что-то большое и тяжелое из металла и стекла. Эми кричала. Молли лаяла.
Я опять поднялся на ноги, неся на себе Анну-монстра, как извивающийся рюкзак. Я нашел стену и ударился об нее спиной.
Анна не пошевелилась. Кто-то прокричал мое имя.
Я услышал, как дверь распахнулась.
– АННА!
Новый голос, мужской, с акцентом.
Комнату затопила вспышка света. Все застыли.
В дверном проеме стоял латинос, выглядевший как Марк Энтони. Я знал, что видел его раньше, но, охваченный паникой, не мог вспомнить где. Он держал огромный фонарь и хлестнул им по комнате, первым делом найдя Эми, которая все еще сидела у мертвого компьютера и прищурилась от внезапного света. Потом осветил Джона, чей дробовик глядел мне прямо в лицо.
Потом свет нашел меня, и я почувствовал, как щупальца освободили мою шею. Анна-монстр соскользнула на пол, и в неровных тенях от фонаря я увидел грязную ночную рубашку, запутавшуюся среди массы щупалец, настоящего ночного кошмара, которые выглядели так, словно были сделаны из узловатых прядей черных волос. Где-то посреди них находилась пара глаз, по обе стороны от скошенного набок рта и щелкающей нижней челюсти.
– Анна, – сказал мужчина с фонарем. – С тобой все хорошо?
Щупальца начали извиваться и соединяться вместе, плавиться и преобразовываться. И через несколько секунд опять стали маленькой девочкой. Она одернула ночную рубашку, засопела и начала плакать.
– С тобой все хорошо? – опять спросил мужчина.
Анна покачала головой.
– Нет, с тобой все хорошо.
В тенях я увидел Джона, который обалдело вертел головой взад и вперед, переводя взгляд то на меня, то на мужика, то на Анну. Наконец он сообразил, что все еще целится в меня из дробовика, и наставил его на пол.
Мужик посмотрел на меня и спросил:
– Ты Дэвид, верно? С тобой все хорошо?
– Она… превратилась в… чудовище…
– Я знаю. Она тебе что-то сделала?
– Свет погас, и она обвилась вокруг моей шеи…
– Она тебе что-то сделала?
– Нет.
Анна всхлипнула и сказала:
– Он ударил меня!
– Ну, Анна, ты испугала его, – сказал мужчина. – Ты превратилась и испугала его.
– Я не хотела! Но свет погас, и я н-ничего не м-могла поделать…
– Анна, скажи Дэвиду, что просишь у него прощения.
Анна не хотела.
– Анна…
– Извини, – вызывающе сказала она.
Повернувшись ко мне, он спросил:
– Ты принимаешь ее извинение от всего сердца, пусть она и говорит неискренне?
У меня не было слов.
– Я… она превратилась в… чудовище…
Анна опять начала плакать, на этот раз серьезнее.
– Эй, Дэвид, – сказала Эми. Я повернулся, и из темноты вылетел предмет и помчался ко мне. Я вздрогнул, раскинул руки и завизжал. Грязный плюшевый медвежонок отлетел от моего живота.
Я нашел его на полу. Чувствуя себя так, словно передаю кусок мяса в тигриную клетку, я встал на колени и протянул медведя Анне.
Она бросилась ко мне со своей сверхъестественной скоростью, скоростью маленькой девочки. У меня не было времени отреагировать. Влетев в меня, обхватила руками мою шею, прижала мокрое лицо к моему, сжала меня и сказала:
– Извини, что испугала тебя, Волт.
– Э, все в порядке. – Я тоже обхватил ее рукой и в десятый раз за неделю почувствовал себя так, словно остолбенел до немоты.
Анна оторвалась от меня, вырвала мистера Медведя из моих рук и через всю разгромленную комнату подошла к мужчине с фонарем. Тот встал на колени, обнял ее и поцеловал в лоб.
– Я… я не понимаю, – сказал я. – Неужели она…
– Это моя дочь, Анна. Ей восемь лет.
– И ты…
– Я – Карлос.
– Вы, двое, знаете друг друга? – спросил Джон, прочитав выражение на моем лице.
– Мы вместе были в карантине, – ответил за меня Карлос.
– И ты… как она? Верно? – спросил я.
– Нет. Не как она. Я имею в виду, что она не как я. Она ничего тебе не сделала. Она не сделала плохого никому. В отличие от меня.
– То есть ты тот самый, который…
– Не перед ней. Но да.
– И ты хочешь, чтобы мы поверили, будто находимся в безопасности. От тебя, я имею в виду.
– В этой ситуации есть много такого, чего ты не понимаешь. В карантине тебя использовали, чтобы вроде как отделить инфицированных от здоровых, верно? Но на самом деле ты этого не умеешь. В отличие от меня. Лично я могу отличать их так же легко, как ты отличаешь мужчину от женщины. Я отличаю их с первого взгляда.
– Допустим. Но я не пони…
– У нас нет времени. Скажем так… я могу рассказать тебе все, что знаю, но тебе не захочется этого знать. Я имею в виду, кто инфицирован, а кто нет. И когда я говорю, что тебе не захочется, я не нагнетаю напряжение. Я говорю только то, что ты не захочешь об этом знать. От моих слов тебе не будет проще сделать то, что нужно. И жить тебе легче не станет.
Я уже хотел задать вопрос, но осекся, постарался осознать его слова.
– Доктор Маркони, – в конце концов сказал я, – он, хм, намекнул, что есть намного больше инфицированных, чем все думают.
– Давай скажем, что он прав. Давай скажем, что он на самом деле прав. А теперь нам надо спросить себя, что означает слово «инфицированный». Инфицированный, как я? Или как Анна?
У меня не было ответа. Я попытался взвесить последствия всего этого и не знал даже, с чего начать. Молли подошла к Анне, и малышка принялась чесать ей за ушами.
– Или инфицированный, как доктор Боб Теннет?
– Ты хочешь сказать, что он…
– Он – что-то совсем другое. Знаешь, что я вижу, когда гляжу на него? Черное облако. Я вообще не вижу человека. Ты понимаешь, что я говорю? Он не человек. Ну, может быть, я тоже не человек, и мое мнение больше ничего не значит. Но я хочу сказать тебе, Дэвид, и твоим друзьям: Теннет более опасен, чем миллион нас. Он и те люди, на которых он работает, придумали, как использовать сигнал – неслышные звуковые волны, – чтобы воздействовать на таких, как я. Из-за него мы превращаемся, из-за него теряем над собой контроль. В обычных условиях я держу себя в руках. Паразит, он шепчет мне в ухо, но я могу победить его. Надо просто проявить волю и поставить этого таракана на место.