– Они всегда так. Радуются, что кончилось утомительное, изнуряющее путешествие, которое представлялось легкой прогулкой.
– Они… – повторил я и сел за стол напротив нее. – А вы разве не из беспокойного племени туристов?
– Для них это долгожданный отдых, для меня – всего-навсего работа.
Она встала, подошла к зеркалу, висевшему на стене.
– Последняя группа в этом сезоне, да и то запоздали из-за погоды.
– Маршрут-то хоть интересный? – спросил я и стал украдкой наблюдать, как она поправляет светлые, коротко остриженные волосы.
– Сначала по Байкалу на теплоходе, потом через перевал к истоку Лены, дальше – вниз на байдарках, а отсюда до города – автобусом, обычным, рейсовым.
– И много желающих?
– Хоть отбавляй.
Она повернулась ко мне.
– У нас в Риге этот маршрут пользуется какой-то дикой популярностью.
– Да, все правильно: одним – работа, другим – отдых, – сказал я. – Мотаешься по тайге, мотаешься…
– А я думала, вы все время на кровати проводите!
Она вновь рассмеялась, на этот раз нисколько не сдерживая себя.
– А я думал, инструктору полагается быть серьезнее.
– Не надо обижаться.
Она подошла ближе.
– Это ваша машина в ограде стоит?
– Не повезло, – сказал я. – Если бы Виктор был в форме, прокатились бы с ветерком.
Вблизи она выглядела гораздо старше.
Особенно меня поразили ее руки – загорелые, крепкие, с шершавой кожей.
И нос у нее был совсем не острый, так только казалось из-за глубоко посаженных серых глаз.
Теперь я заметил, что улыбка ей дается с трудом и усталость чувствуется в каждом жесте.
– Давайте помолчим, – сказала она, и лицо ее стало серьезным и строгим. – Пожалуйста, помолчим…
Она стояла рядом со мной.
От ее толстого свитера пахло дымом костра.
Сколько прошло времени, не знаю, но она вдруг вздрогнула, как бы о чем-то вспомнив, важном и срочном.
– Мы же даже с вами еще не познакомились, – сказал я почему-то шепотом. – Как вас зовут?
И тут в коридоре послышался топот множества ног.
Он нарастал, как лавина, – неумолимо и страшно.
Я увидел, как напряглось ее лицо, но тут же на губах появилась дежурная улыбка.
Ее обступили туристы – все прокопченные, обветренные, в штормовках, стоящих коробом, вязаных шапочках…
3
Вместе со мной в номере ночевала мужская половина группы.
Я пробовал затевать с бородачами беседы, но ничего, кроме дюжины пошлых анекдотов, не получил.
А утром, когда я еще спал, они уехали.
Мне снилось, что я брожу с инструктором по нашему городу.
Была весна, по набережной, густо облепленной цветом черемухи, шли мы, сцепив руки.
Лепестки осыпались и трепетали у наших ног…
4
И только через три дня, совершенно случайно я обнаружил у себя в кармане, записку на блокнотном листе:
«Прости меня. Когда я забежала сказать тебе одно только словечко, ты так крепко спал. Моим скитаниям приходит конец. В ноябре у меня свадьба. Будь счастлив и, прошу, избегай туристских маршрутов».
Я поднялся со ступеньки крыльца, отшвырнул давно погасшую сигарету и вернулся в номер.
Протрезвевший Виктором резался в дурака с командировочным по заготовке леса…
Пудель Кеша
1
Артисты приехали поздно ночью.
И до утра продолжалась беготня по коридору.
Кое-кто, не успев устроиться, пробовал голос, кто-то пиликал на аккордеоне.
Мне даже сквозь сон показалось, что под нашей дверью тонко и жалобно тявкнула собака.
В столовой за завтраком Виктор сообщал последние новости, уплетая омлет и обжигаясь какао:
– Тетя Маша сказала, что приехали артисты из Ленинграда. Две бабы и четыре мужика. С ними собака ученая. Вся в завитушках, а на хвосте кисточка. Будут концерты давать в Доме культуры. Один мужик, представляешь, в комнате тети Маши полчаса шесть ложек враз подкидывал… Ну прямо как в телевизоре!
2
Весь день мы болтались по полям соседнего совхоза.
Мерили валы, пересчитывали пни и валежники.
В общем, успешно добирали до плана недостающие гектары, а когда вернулись в гостиницу, артисты уехали давать концерт…
3
Вернулись они поздно ночью.
Опять кто-то пробовал голос, как будто не напелся на концерте.
Аккордеон не пиликал, а выдавал связные мелодии.
Радостно лаяла собака…
4
На следующее утро мы с Виктором поднялись пораньше и, чтобы не терять времени на столовую, перекусили в номере вчерашними холодными котлетами.
Судя по тишине, артисты спали основательно и наверняка до обеда.
Стараясь не шуметь, мы вышли во двор к машине.
Светало.
Иней ровно лежал на крыше кладовки, на двух треснутых досках возле крыльца.
Виктор отомкнул будку и протянул мне канистру.
Даже сквозь перчатки чувствовался холод металла.
Я вышел на берег и хотел было спрыгнуть на гальку, как услышал слабое повизгивание.
На мостках, возле самой воды, сидел мужчина спиной ко мне.
Рядом с ним, виляя хвостом, стоял белый пудель с бантом на шее.
Мужчина не отрываясь смотрел на воду.
Одной рукой он поддерживал меховую куртку на плечах, а другой поглаживал морду собаки.
Пудель все пытался лизнуть руку хозяина.
Ветер с реки обжигал мне лицо.
Канистра холодила пальцы.
А я стоял вдалеке от воды, не в силах потревожить задумавшегося человека и разыгравшуюся собаченцию.
– Вот, Кеша, – сказал мужчина и повернул морду пуделя к воде. – Великая сибирская река Лена!
Тут мое терпение лопнуло, и я со всего размаху приземлился на сизую гальку и, стянув перчатку, сунул канистру боком в воду, и она сразу забулькала.
– Доброе утро, – сказал мужчина, подымаясь.
Пудель вильнул хвостом.
Я не ответил.
Канистра наполнялась медленно, пальцы задубели.
– Кеша, пошли отдыхать.
Мужчина подсадил на берег пуделя, взобрался сам и, не торопясь, пошел к гостинице…
5
И вот теперь, в утро, похожее на то, я стоял на том же месте и смотрел на пустые мостки, на широкую быструю реку, на противоположный берег, где по взгорку лезли домишки с белыми шиферными крышами, в небо тянулись дымки.
За моей спиной зашуршала трава.
Как будто невесть откуда взялся пудель Кеша и помчался ко мне, как к старому знакомому, высунув язык.
Я обернулся.
Черная дворняга шарахнулась в сторону.
И вдруг я понял, почему тот человек разговаривал с пуделем, сидя у воды…
И почему инструктор написала мне, чужому, записку…
И почему шабашник не спал всю ночь, пытаясь закончить свой монолог…
Собачонка спряталась между бревен.
Я посмотрел на гостиницу.
Длинный забор с выломанными досками, а дальше – широкие одинаковые окна с узкими открытыми форточками.
В крайнем окне дрогнула штора.
Может быть, в этот момент кто-то пристально смотрел на меня и догадывался, почему я торчу на берегу с пустой канистрой…