– Я думаю… я думаю, что влюбляюсь в тебя. И я отдаю себе отчет в том, что должен привести свою жизнь в порядок. Должен разобраться со всем этим безобразием. Я не сплю ночами, потому что ломаю голову, как это сделать, и я знаю, что ты ничего не понимаешь, а я не помогаю тебе понять, но я должен разобраться со всем этим самостоятельно. Но я собираюсь заняться этим. Сегодня же. И я отдаю себе отчет в том, что ты имеешь право на меня злиться. Я просто хотел тебе это сказать. Это все.
Кровь бросается мне в лицо, в ноги и повсюду вообще, с бешеной скоростью разбегаясь по венам в попытке найти способ покинуть мое тело. Именно сейчас? Он говорит это все мне именно сейчас? У меня и так уже в голове полная каша, а он подкидывает мне еще и это. Он в меня влюбляется? О господи. Не знаю, что и думать. Но Адель уже ждет меня, и мне необходимо узнать хотя бы какую-то часть правды, прежде чем даже начать обдумывать все это. Мне нужно понимать, что он за человек, что он за человек на самом деле, под намертво приросшей маской. В своей голове.
Киваю, сглатываю застрявший в горле тугой комок и оставляю его стоять столбом у себя в кабинете. Хватаю из-под стола свою сумочку и выскакиваю на свежий воздух, не сказав даже Сью, что ухожу.
30
Я сижу на солнышке с запотевшим бокалом запретного «Сансер», к которому время от времени прикладываюсь, и жду Луизу. Луиза. Поразительно, как эта восхитительная женщина способна влиять на мое настроение. Вчера вечером, когда Дэвид прямо с работы отправился в ее грязную маленькую квартирку, мне было так больно, что хотелось просто ее убить, хотя она изо всех своих жалких сил старалась защитить меня и отправить его домой. Как-то поздновато она спохватилась, если честно, но хуже всего то, что Дэвид предпочел отправиться прямо к ней, а не ко мне, и это после всех моих стараний выгородить его в телефонном разговоре с доктором Сайксом. У меня были все возможности уничтожить его, а он словно этого и не заметил. Никакой благодарности. Потом явился домой, в очередной раз налакался бренди у себя в кабинете и рухнул спать. Даже спасибо не сказал.
Я люблю Дэвида. Люблю безумно, глубоко и искренне, как бы пошло это ни звучало, но я сильнее его. Да, нам нужно что-то менять, но это мне придется запачкать руки, чтобы сделать это. Вчера вечером мне пришлось проглотить свою обиду. Затолкать ее глубоко внутрь, туда, откуда она не может причинить мне боли, потому что мы не можем сейчас позволить себе еще одну ссору. Пока не можем. А потом, как по волшебству, пришло сообщение от Луизы. Вторая дверь. Я улыбаюсь, потягивая свое вино, хотя, наверное, со стороны при этом выгляжу слегка безумно – женщина, одиноко сидящая за столиком с бокалом вина и улыбающаяся своим мыслям. Она нашла вторую дверь. Так быстро. Это многое меняет. Все должно быть готово до того, как она ее откроет. До того, как она узнает.
Вот она показывается из-за угла и идет по улице. Внутри у меня все вибрирует от радостного предвкушения. Выглядит она отлично, просто отлично, и я испытываю прилив гордости за нее. Похудев и став подтянутей, она даже стала казаться как-то выше ростом, а ее скулы – хотя им никогда не стать такими по-кошачьи резко очерченными, как мои, – мягко выдаются на хорошеньком личике. Мои собственные мышцы болят без тренировок, а спина одеревенела от напряжения. В то время как она расцветает, я увядаю. Ничего удивительного, что Дэвид в нее влюбляется. Эта мысль причиняет мне боль. Она никогда не перестанет причинять боль.
– Вино? – с улыбкой говорит она.
Вид у нее взволнованный, и сумочка, которую она пытается повесить на спинку стула, падает на пол.
– Почему нет? Сегодня прекрасный день, а у тебя отличные новости.
Я ловлю ее взгляд на своем лице, там, где еще темнеет не до конца сошедший синяк. Он теперь бледнеет буквально не по дням, а по часам, как будто откуда-то знает, что больше не нужен. Делаю официанту знак принести еще один бокал.
– Как тебе удалось сбежать с работы?
– А, у меня бойлер полетел, – небрежно отмахивается она. – Сантехник зайдет ближе к вечеру, но я решила отпроситься на всю вторую половину дня. Гулять так гулять.
Врать она совершенно не умеет. На самом деле это ужасно мило, учитывая, что она спит с моим мужем с самого начала нашей дружбы. Официант проворно возникает у стола с бокалом вина для нее и двумя меню, и мы обе делаем вид, что изучаем выбор блюд, в то время как она делает несколько жадных глотков.
– Значит, ты видела вторую дверь? – спрашиваю я, заговорщицки склоняясь к ней, хотя мы единственные из посетителей, кто расположился на свежем воздухе. Мне хочется, чтобы она почувствовала себя ближе ко мне. – Где? Как это случилось?
– В пруду рядом с моим бывшим домом. Я была там, – тут она слегка краснеет, – с Адамом, мы играли, а потом я развернулась, чтобы идти в дом, и тут она появилась под поверхностью воды. Она светилась.
Она явно не говорит мне всей правды о своем сне – в нем наверняка присутствовал Дэвид, судя по тому, как она вспыхнула, – но мне плевать. Даже если она навоображала себе трех Дэвидов, трахающих ее во все дыры, меня это не волнует. Главное – это дверь. Только она имеет значение.
– Она мерцала, как серебро, – добавляет Луиза. – А потом исчезла. У тебя такое было?
Я озадаченно качаю головой:
– Нет. Как странно. Интересно, зачем она?
Луиза пожимает плечами:
– Может, у меня в мозгу просто что-то перемкнуло.
– Может быть.
Однако сердце у меня колотится как сумасшедшее. Я уже продумываю перечень всего того, что мне необходимо проделать, прежде чем она откроет эту дверь.
Официант возвращается, чтобы принять у нас заказ, и я устраиваю настоящее шоу, старательно изображая, что у меня совершенно нет аппетита, и вообще, мне просто хотелось вырваться из дома, а потом вижу ее лицо, полное тревоги за меня, и понимаю, до какого места в тетради она добралась. И ради чего на самом деле затеян этот ланч. Мне приходится изо всех сил сдерживаться, чтобы не расплыться в улыбке и не рассмеяться от радости от того, какой сегодня изумительный день и как безупречно сработал мой план.
– Адель, ты должна что-то съесть. От тебя и так уже одни глаза остались. И вообще, – заявляет она чересчур небрежным тоном, – я угощаю.
– Ох, спасибо тебе, – рассыпаюсь в благодарностях я. – Мне ужасно стыдно в этом признаться, но я только сейчас сообразила, что выскочила из дома без кошелька. Надо же быть такой рассеянной!
Она заказывает нам обеим равиоли с грибами – взяв на себя инициативу, как никогда не поступила бы, когда мы только познакомились, – и дожидается ухода официанта, прежде чем заговорить:
– Ты в самом деле вышла из дома без денег, или Дэвид контролирует твои траты?
А она прямолинейная особа, наша Луиза, этого у нее не отнимешь. Я принимаюсь мяться, словно пытаюсь что-то скрыть, бормочу что-то насчет того, с чего она взяла такую глупость, и тут она протягивает ко мне руки и берет мою ладонь в свои. Это жест солидарности, дружбы, любви. Я действительно верю, что она любит меня. Не настолько сильно, как хочет моего мужа, но все-таки любит.
– Я прочитала в тетради кое-что такое, что слегка меня встревожило, – продолжает она. – И я ничуть не обижусь, если ты скажешь, что это совершенно не мое дело и чтобы я отвязалась, но ты действительно переписала на него все свое наследство? После того пожара? И если это действительно так, пожалуйста, ради всего святого, скажи мне, что это было только на время.
– О, не переживай так из-за этого, – говорю я, прекрасно отдавая себе отчет в том, что выгляжу как раненый олененок, смотрящий в перекрестье прицела охотника. Классическая жертва, защищающая своего мучителя. – Дэвид управляется с деньгами куда лучше, чем я, к тому же там была такая куча всего… О господи, мне так стыдно…
Она сжимает мою руку:
– Не говори глупостей. Тут нечего стыдиться. Я беспокоюсь за тебя. Он же переписал все обратно на тебя? После того, как ты вернулась из Вестландз и пришла в себя?
Ладонь у нее липкая и холодная. У нее в этом деле свой шкурный интерес, и я об этом знаю.
– Он собирался, – мямлю я. – Правда, собирался. Но потом, через несколько месяцев, у меня снова случился небольшой срыв, и он решил – мы решили, – что лучше будет, если он и дальше будет всем заниматься. А потом мы поженились, и это все равно стали наши общие деньги.
– Ничего себе.
Она откидывается на спинку стула и делает большой глоток вина, пытаясь переварить эту информацию, которая подтвердила ее подозрения.
– На самом деле все совсем не так ужасно, как может показаться, – принимаюсь оправдываться я. – Он выдает мне деньги на еду и на мои личные расходы, и вообще, меня деньги никогда особенно не интересовали.
– Деньги на еду? – Она смотрит на меня во все глаза. – И на личные расходы? У нас что, на дворе по-прежнему тысяча девятьсот пятидесятый год? – Она некоторое время молчит. – Теперь мне ясно, почему у тебя такой допотопный телефон.
– Телефоны меня тоже не интересуют. Честное слово, Луиза, все это не имеет никакого значения. Я счастлива. И хочу, чтобы Дэвид тоже был счастлив.
Кажется, я перебарщиваю с патетикой, но в правду легко верится, к тому же мне и нужно выглядеть патетически в моем стремлении сделать Дэвида счастливым.
– У вас даже нет совместного счета или чего-нибудь в этом роде?
– Честное слово, Луиза. Это не имеет никакого значения. Все нормально. Если я чего-то хочу, он мне это покупает. Так уж в нашем браке сложилось. Не волнуйся. Он всегда заботился обо мне.
Убираю с лица прядь волос и на мгновение задерживаюсь на синяке. Еле заметный жест, но он не ускользает от ее внимания, и она мгновенно увязывает синяк и деньги в единое целое.
– Можно подумать, ты ребенок, а не взрослая женщина, – говорит она.
И я знаю, что в голове у нее сейчас роятся мысли о нашей тайной дружбе, телефонных звонках, таблетках, моей разбитой скуле, а теперь еще и о деньгах, которые связывают все предыдущее в одну стройную картину. В эту минуту она любит меня куда больше, нежели Дэвида. Думаю, в эту минуту она Дэвида ненавидит. Для меня это нечто невозможное. Наверное, в этом и заключается самое серьезное различие между нами.