Эми повернулась и посмотрела назад, затем еще раз — на этот раз через эти дурацкие очки. На заднем сиденье прыгала и плясала Молли — возможно, ей казалось, что идти пешком будет безопаснее.
— Смотри, смотри! — завизжала Эми.
Я взглянул в зеркало заднего вида, увидел огни фар — наверное, грузовик, который везет продукцию завода. Потом я сделал то, чему не учат на курсах вождения: схватил руль одной рукой, высунул голову в окно и посмотрел наверх.
В небе летали черные тени — крылатые твари и длинные, извивающиеся существа, похожие на змей. Они кружили, останавливались, разворачивались, словно мусор, попавший в торнадо.
Тени собирались над заводом.
Но не все — некоторые оторвались от группы и погнались за нами, исчезая за темными деревьями и домами. Я втащил голову обратно и сосредоточил свое внимание на дороге.
Эми села прямо и пристегнулась.
— Что будем делать? — крикнула она.
— То, что уже делаем.
Еще один взгляд в зеркало; фары приближались. Водила наматывал мили, развозил жидкость для прочистки труб. Над капотом мелькнула тень.
Я ударил по тормозам; «бронко» закрутился, вылетел на обочину и воткнулся задом в сугроб. На секунду воцарилась тишина, затем раздался апокалиптический звук, который издают восемнадцать колес, скользящих по льду.
Грузовик сложился вдвое; передняя часть его уже остановилась, но тяжелый зад все еще мчался, мчался в нашу сторону. В ветровом стекле появилось все увеличивающееся изображение смешного водопроводчика, перечеркнутое красным крестом.
Прицеп остановился примерно в шести футах от нашего бампера, угрожающе закачался, раздумывая о том, не перевернуться ли ему. При каждом движении с его крыши падали комки снега.
Воцарилась тишина — если не считать урчания двигателя и свиста ветра.
— Ты не ранен? — наконец спросила Эми.
Я вглядывался в небо, пытаясь увидеть тени. Внутри красной кабины грузовика что-то шевельнулось. Я увидел чей-то локоть.
— Там. Вон там, — прошептала Эми, сжав мою руку.
Эми, благослови ее Господь, указывала искалеченной рукой на черную тень, которая росла на борту грузовика — несколько фигур сливалось вместе, образуя что-то, похожее на паука. Тварь сидела на белом борту, словно граффити уличной банды.
Маленькая рука еще крепче сжала мое предплечье — сильно, словно манжета тонометра. Молли зарычала басом, попятилась, вжалась в заднюю стенку «бронко», словно надеялась просочиться наружу.
— Давай, Дэвид. Давай, — отрывисто, хрипло шептала Эми. — ДАВАЙ, ДАВАЙ, ДАВАЙ, ДАВАЙ, ДАВАЙ…
Я нажал на газ. Закрутились шины. Они крутились, крутились и крутились. Полный привод. Два колеса глубоко в снегу, два скользят по льду.
Паук-тень сдвинулся с места, расплылся, мигом проскочил вдоль борта грузовика и оказался у кабины, всего в нескольких футах от водителя. Я включил задний ход, затем передачу, молясь о том, чтобы колеса выбрались из колеи, которую выкопали, и «схватили» дорогу.
— Дэвид!
Я поднял взгляд. Паук исчез.
Раздались вопли, яростные ругательства, из кабины выскочил водитель — высокий толстяк с бородкой. Он махал кулаками, кричал, брызгал слюной, пытался запугать нас. Его лицо побагровело от напряжения. Бешеный пес.
— Так вас и разэтак, гребаные ублюдки…
Может, он думает, что мы — водопроводчики…
Толстяк потопал в нашу сторону. Тени летали вокруг него, обвивались лентой, дрожа на ветру. Глаза водителя стали абсолютно черными, угольно-черными дырами, в которых исчезли зрачки и белки.
Водитель, ковыляющий, словно робот, был уже в нескольких футах от нас. Я еще раз ударил по педали газа, дал задний ход, почувствовал, как задняя часть машины сдвинулась, а потом снова села на прежнее место. Шины жалобно застонали, крутясь по снегу. Рядом с грудью пролетела худая рука: Эми, наклонившись, ударила по кнопке замка, заперев дверь за миллисекунду до того, как водитель схватился за ручку.
Безумные ругательства, приглушенные дверью, его дыхание, затуманивающее стекло. Шины, шуршащие по снегу.
— СУЧЬИ ВЫРОДКИ, В РОТ ВАМ…
Проклятия сменились долгим воплем. Водитель отшатнулся, словно подстреленный; вскинул руку ко лбу, оступился, затем упал на колено и заскрежетал, словно циркулярная пила, режущая листовой металл.
И взорвался.
Конечности полетели во все стороны; кровь залила ветровое стекло. Эми закричала. Голова пролетела по воздуху, упала на дорогу и укатилась с глаз долой. Шины смолкли. Я понял, что снял ногу с педали газа и теперь смотрю на внутренности водителя, от которых поднимается пар.
Тени снова задвигались, поползли по грузовику; твари, напоминающие куски черного войлока, отчетливо выделялись на снегу, залитом лунным светом. Перед нами выросла огромная тень, почти похожая на человека — но без головы и с огромным числом рук. Молли сошла с ума; она лаяла и лаяла, а затем, задыхаясь, стала тонко поскуливать.
Я снова нажал на газ; колеса закрутились, от бамперов отскакивали кусочки льда и земли. Тень двинулась на нас, сливаясь с капотом, проходя сквозь двигатель. Она заходила в машину так, как человек заходит в пруд, чтобы искупаться. Тень протянула руку — руку длиной с человека, затем нырнула под капот. В ту же секунду двигатель умер, фары погасли.
Теперь тени шастали повсюду. Они двигались, то появляясь в лунном свете, то исчезая. Я слышал нервное, прерывистое дыхание Эми. Довольно долго ничего не происходило. Затем девушка что-то пробормотала — но так тихо, что я ничего не разобрал. Я посмотрел на нее.
— Кажется, они нас не видят, — прошептала Эми, наклонившись ко мне.
Сначала я не понял, что она имеет в виду, но потом это показалось почти логичным: у теней нет роговиц, зрачков и зрительных нервов. Эти существа ощущали, чувствовали нас, искали, не видя. Я посмотрел вверх: одна из теней сорвалась с места и исчезла в небе. Другая проплыла мимо грузовика, скользнула по логотипу с водопроводчиком и растворилась в темноте.
Я медленно кивнул.
— Здесь, в этом мире, им нет места, — зашептал я. — Они летят вслепую, у них нет глаз, чтобы…
Что-то мягко ударилось в стекло. Эми завизжала.
За окном, в нескольких дюймах от моего лица в воздухе парила оторванная голова водителя на куске позвоночника. Глаза широко раскрыты, век не видно: два шара дергались, разглядывали нас. Эми все еще визжала. Ничего себе легкие у девочки!
— Эми!
Голова уперлась носом в окно, прижала глаз к стеклу, попыталась заглянуть внутрь, раззявив рот. Зубы скрежетали по стеклу.
— Эми, заткни уши!
Она посмотрела на меня и, увидев, что я достаю пистолет, прижала руки к голове. Я начал опускать стекло.
Когда зазор увеличился примерно до шести дюймов, голова, щелкая зубами, решила ворваться в салон. Я впихнул ствол ей в рот и нажал на спусковой крючок.
Гром. Голова исчезла, превратилась в красную дымку, в дождь из осколков костей. Я с уважением посмотрел на пистолет и задумался о том, какие же боеприпасы прислал мне незнакомец. Потом я высунулся из окна и завопил:
— Раньше нужно было выходить из игры…
— Дэвид!
Я обернулся. Тьма окружала нас, сгущалась; за этой живой тенью исчезали облака. Внезапно все стало темно — как в пещере, как в гробу. Я открыл рот, хотел сказать, чтобы Эми бежала, бежала отсюда, чтобы бросила меня — ведь тени пришли не за ней, а за мной, — но не смог издать ни звука.
Я повернул ключ в замке зажигания. Двигатель сделал один оборот, потом заглох. Я попробовал еще раз: двигатель ожил. Я втопил газ в пол: ничего не произошло. Внезапно машина подпрыгнула, пересекла невидимую дорогу и врезалась в сугроб на противоположной стороне улицы. Я дал задний ход, снова нажал на газ. Машина закрутилась, поползла вперед…
Мы помчались по улице — из тьмы в ночь. Руки, сжимавшие руль, дрожали. Стрелка спидометра ползла вправо, колеса плыли — в этот момент машина походила на корабль на воздушной подушке. Эми снова взяла меня за руку; она тяжело дышала, мотала головой из стороны в сторону, пытаясь увидеть все вокруг через эти нелепые картонные очки.
Ночь за окном становилась все темнее; вокруг летали тени, тьма приближалась, распространялась, словно лесной пожар.
И вдруг Эми исчезла. Сиденье опустело.
Я почувствовал себя полным идиотом.
Разумеется, на сиденье никого не было — ведь я приехал один, Эми мы так и не нашли. Дом был пуст, и все знали, что на самом деле она, завернутая в брезент, лежит в моем…
Тьма проглотила меня. Вид, проплывавший за окном, исчез — никаких домов, травы или сугробов. Я будто ехал по дальнему космосу.
Тьма паводком хлынула в машину. Ледяной клинок пронзил мою грудь; холод ядом растекся по телу. Сердце остановилось. Я чувствовал себя так, словно кто-то засунул сильные, холодные пальцы мне под ребра и сжал мои внутренности.
А потом я исчез — из машины, из мира, отовсюду. В голове взорвались тысячи образов — безумные картины, слов. Но при лихорадке:
…черный мелок в руке; я рисую трех человечков. Один побольше, другой поменьше, с красным облачком на голове…
…я под машиной, под своей старой «хёндэ». Радом со мной какой-то парень с длинными светлыми волосами. Я держу глушитель, а парень затягивает болты; и я говорю Тодду, что один болт куда-то задевался; Тодд отвечает, что домкрат покосился и ВЫЛЕЗАЙ ВЫЛЕЗАЙ МАШИНА ПАДАЕТ…
…я, тяжело дыша, бегу по залу в казино в Лас-Вегасе. Хаос. Потом вижу Джима и понимаю, что нужно сделать. Навожу ствол, стреляю, вижу, как Джим падает, хватаясь за шею…
…синий брезент, по колено в снегу, я качу тело, заворачиваю его в брезент, потому что сюда могут зайти в любую секунду, и это та-а-ак тяжело — двигать мертвое тело…
Я вернулся. Я снова в машине; пальцы сжимают руль. Мы ползем по глубокому снегу, навстречу летит почтовый ящик.
— Дэвид!
Мы заехали в чей-то двор. Я повернул руль; машина пробралась сквозь сугроб, снова выехала на улицу. Эми, бледная, как фарфоровая куколка, сжалась на пассажирском сиденье. Я схватил ее за руку, притянул ее к себе — словно я могу удержать Эми здесь, в этом мире, если буду крепко, очень крепко цепляться за реальность.