Кебалин терпеливо ждал.
Наконец из дворца вышел Филота. Кебалин тотчас поспешил к нему:
– Ты видел царя, Филота?
– Конечно. Мы долго разговаривали с ним. О разных делах.
– Ты сказал обо мне царю, Филота?
– Да как-то не было подходящей минуты.
Филота прошел было несколько шагов, но остановился, обернулся через плечо:
– Завтра я буду разговаривать с царем наедине. Вот тогда и скажу о твоем деле.
И он ушел, сверкая расшитым плащом, тяжелыми золотыми браслетами и драгоценными ножнами короткого меча. Свита последовала за ним, такая же надменная. Еще бы, они служат одному из самых сильных и влиятельных военачальников во всем македонском войске.
Солнце зашло. Тьма накрыла город.
– Нехорошее дело, – в раздумье сказал Кебалин, вернувшись домой.
– Я не виноват, Кебалин! – жалобно отозвался Никомах.
– Я не о тебе. Нехорошо, что Филота ничего не сказал царю.
– Он скажет завтра, Кебалин!
– А что, если те… твои друзья придут к царю раньше нас и признаются? Или их поймают и заставят сказать… Как на нас посмотрит царь?
– Кебалин, мы ни в чем не виноваты!
– В таких случаях оправдаться трудно, меч сечет и виноватых, и невиновных…
На другой день первой заботой было узнать, был ли во дворце Филота и сказал ли о нем царю. Кебалин почти весь день слонялся около дворца, лишь вечером он увидел Филоту.
– Я совсем забыл о тебе, – небрежно ответил Филота. – Скажу царю в следующий раз.
Кебалин, угрюмый, расстроенный, понял, что надо искать к царю других путей. Время проходит, опасность, быть может, совсем близка… Вот уже целых два дня он носит в себе тайну, которая сжигает его. Он набрался решимости и вошел во дворец, стража преградила ему дорогу. На счастье, Кебалина увидел молодой Метрон, хранитель царского оружия. Метрон знал Кебалина и впустил его.
– Проведи меня к царю, Метрон! У меня к нему очень важное дело.
– Что мне сказать царю, Кебалин?
– Скажи… что его хотят убить.
Метрон побледнел:
– Пройди сюда. Жди здесь.
Метрон втолкнул Кебалина в комнату, где хранилось царское оружие, и захлопнул дверь.
Кебалин слышал, как удалялись его торопливые шаги, затихая в глубине дворцовых покоев.
Александр мылся в ванне. Это была та самая светящаяся зеленым лунным светом ванна из оникса, взятая в лагере Дария после битвы при Иссе. Золотые флаконы с благовониями, сосуды с душистыми маслами и притираниями мягко мерцали в нишах, под колеблющимся светом золотых светильников.
Александр с наслаждением дышал запахом розовой эссенции, которую только что влили в прозрачную воду ванны. Легкая дремота, приятные грезы обволакивали его. Сам того не замечая, македонский царь, столько раз ночевавший у костра в походной хламиде, все больше привыкал к роскоши.
Внезапно в эту сладкую тишину ворвался чей-то тревожный голос:
– Пустите меня к царю, пустите, дело не ждет! Царю угрожает опасность!
Сразу исчезло все – покой, дремота, волшебное забытье. Александр накинул льняную простыню.
– Пусть войдет.
Метрон дрожал от волнения.
– Царь, тебя хотят убить. Это сказал Кебалин. Он в оружейной, я задержал его.
Глаза Александра стали холодными и жестокими. Он потребовал одежду и стремительным шагом направился в оружейную. Увидев его, Кебалин всплеснул руками от радости:
– Царь! Слава богам, я вижу тебя живым и невредимым!
Александр тут же, в оружейной, допросил его. Кебалин рассказал все, что узнал от брата.
– Но ты, зная это, два дня молчал?
Кебалину пришлось рассказать про Филоту.
– Я два раза просил его предупредить тебя, царь!
– Два раза?
– Да. Два раза. Он обещал, но не нашел времени. Потому я здесь.
– Два раза… И он два раза промолчал?!
Царь сел на скамью. Плечи его поникли, словно на них навалилась тяжесть. Крепко сжав губы, он глядел в пол, покрытый изразцами, будто смертельно раненный человек.
Расследовать заговор собрались ближайшие друзья царя, его этеры. Велели схватить и привести Димна. Послали за Филотой.
Филота вошел, как всегда, с высоко поднятой головой. Он встретил холодный, вопрошающий взгляд царя и спокойно выдержал его. Он еще не знал, в чем его обвиняют.
Димна принесли на руках. В ту минуту, когда царская стража пришла за ним, он ударил себя мечом. Его принесли и положили на пол. И тотчас на плитах возникло темное пятно крови.
Александр подошел к нему.
– Что вынудило тебя, Димн, на такое преступление? – с глубокой горечью сказал он. – Видно, тебе Филота показался достойнее македонского трона, чем я?
Димн поднял на царя угасающие глаза. Хотел что-то ответить, но потерял сознание. Через минуту он умер.
Этеры в смущении переглянулись. Умер единственный человек, который мог до конца раскрыть заговор. Александр отошел от него и опустился в кресло.
– Кебалин заслуживает крайнего наказания, если он скрывал заговор против моей жизни, – сказал он, устремив на Филоту потемневшие глаза, – но он утверждает, что в этом виноват ты, Филота. Чем теснее наша с тобой дружба, тем преступнее твое укрывательство. Смотри, Филота, сейчас у тебя благосклонный судья. Если ты еще можешь опровергнуть то, в чем обвиняют тебя, – опровергни!
Филота не смутился:
– Да, царь. Кебалин действительно передал мне слова Никомаха. Но я не придал им никакого значения. Друзья поссорились, и все. Я просто боялся, что здесь меня поднимут на смех, если я буду тебе рассказывать об этом!
Царь указал ему на окровавленное тело Димна. Филота нахмурился.
– Да, – сказал он, – если Димн покончил с собой, значит мне действительно не следовало молчать.
Кругом сгустилась враждебная тишина. Филота оглянулся. И, увидев холодные, замкнутые лица этеров, их глаза, полные ненависти, вдруг бросился к царю и обнял его колени:
– Александр, умоляю тебя, суди обо мне не по этой моей ошибке, а по нашей прошлой дружбе. Ведь я молчал не умышленно, я просто не придал этому доносу значения. Я ничего не знаю о Димне, я ничего не знаю о заговоре!
Александр пристально глядел на него, стараясь понять не то, о чем он говорит, а то, о чем он умалчивает.
Наконец Александр протянул Филоте правую руку в знак примирения. И, тяжело вздохнув, ушел.
Эту ночь было трудно пережить. Александр ходил взад и вперед в гнетущей тоске. Гефестион, который молча сидел в кресле, поднялся, чтобы уйти. Но Александр остановил его:
– Не уходи, Гефестион, не уходи! Не оставляй меня, Гефестион!
Он так умолял, словно боялся, что Гефестион исчезнет навсегда, если уйдет сейчас из его спальни, и он, Александр, останется один, совсем один… Потому что он уже не знает теперь, кому можно доверять, если Филота все-таки изменил? Был ли он царю истинным другом? Или затаил свое коварство до того благоприятного для его замыслов дня, когда он убьет Александра и сам станет царем?
Изменял ли Филота Александру на его военном пути? Всегда отважный в бою, решительный, уверенный в себе, Филота был большим военачальником… Несмотря на доносы рыжей Антигоны, Александр всю конницу отдал в его руки, а конница стала в македонских войсках решающей силой… С этой силой Филота сможет захватить царскую власть…
А зачем ему эта власть?
Александр знал зачем. Затем, чтобы повернуть все течение государственных дел по-своему, так, как хочет он, Филота, как хочет Парменион, как хотят и еще некоторые полководцы и о чем даже в палатках воинов идут строптивые разговоры…
Об этих разговорах уже не раз сообщал преданный ему человек Евмен-Кардианец, его личный секретарь. Через его руки проходят не только военные дела, приказы и письма, но и доносы царю.
Чего же хотят эти люди, противопоставляющие свою волю воле царя?
Они хотят домой, в Македонию. Они считают, что достаточно взяли земли у персов, чтобы насытить и Македонию, и Элладу хлебом и плодами.
Они считают, что идти еще дальше, в чужие, опасные земли, нет никакого смысла, что эти вздорные замыслы царя не стоят тех лишений, которые приходится им терпеть, и той крови, которую приходится проливать.
Ни разу Александр не дрогнул в самых опасных и тяжких битвах. А сейчас ему казалось, что земля уходит у него из-под ног. Нет. Пора положить этому предел. Он положит этому предел любой ценой. Он устранит все преграды и добьется того, что стало целью всей его жизни!
Гефестион подошел к нему, положил ему на плечо ласковую руку:
– Александр, успокойся. Завтра мы все соберемся и обсудим это дело. А сейчас ложись и усни. Надо, чтобы завтра у тебя была ясная голова.
Александр посмотрел на него снизу вверх, как младший брат на старшего. Ему, как никогда, нужна была сейчас верная опора.
– А ты не уйдешь, Гефестион?
– Нет, не уйду, Александр.
– Не уходи. Я усну спокойно, только если ты будешь рядом со мной.
– Я буду рядом с тобой, Александр.
Суд войска
На другой день у царя собрались все его ближайшие друзья, его этеры. Филоту не позвали. Велели прийти Никомаху. Юноша повторил все, что сказал брат. Его выслушали и отпустили.
Первым заговорил Кратер. Один из близкие друзей и лучших военачальников, энергичный, честолюбивый, Кратер не выносил высокомерия Филоты. Он возмущался, когда Филота самовлюбленно хвастался своими подвигами, своей доблестью и, не стесняясь, напоминал царю о своих заслугах. Кратера оскорбляло, что он постоянно старался показать свое превосходство над всеми друзьями царя. Первый военачальник во всем войске и первый человек после царя!
Сейчас был тот случай, когда Кратер мог высказать все, что накипело на сердце:
– О если бы ты, царь, в самом начале этого дела посоветовался с нами! Мы убедили бы тебя, если бы ты хотел простить Филоту, что лучше не напоминать ему, сколь он тебе обязан, иначе ты заставишь его в смертельном страхе думать больше о своей опасности, чем о твоей доброте. Но ты не имеешь основания думать, что человек, зашедший так далеко, переменится, получив твое прощение. И даже если он сам, побежденный твоей добротой, захочет успокоиться, я знаю, что его отец Парменион, стоящий во главе столь большой армии, не останется равнодушным к тому, что жизнью своего сына он будет обязан тебе!..