В следующем походе Шуйский дважды выходил в атаку. В результате один транспорт был поврежден, а второй, получив три торпеды в борт, затонул. Лодку преследовали, сбросили на нее сто восемнадцать глубинных бомб, но командир и тут оказался на высоте. Уклонялся он очень расчетливо, и «щука» оторвалась от преследователей, получив лишь небольшие повреждения. Третий поход оказался невезучим. За две недели поиска не произошло ни одной встречи с конвоем. Снова «Щ-403» подверглась атаке вражеской подводной лодки. И снова бдительность и мастерство вахтенного командира — на этот раз старпома Шипина — спасли корабль от гибели.
Четвертый и пятый походы принесли экипажу победы, после которых враг недосчитался тральщика и крупного транспорта.
В самом конце года лодка стала в ремонт и докование. Она подрасстроила свое «здоровье» в походах и боях. На ней надо было установить новую гидроакустику, сменить аккумуляторные батареи, основательно починить дизеля, подлечить испытавший бомбежки корпус.
Многие ветераны «Щ-403» пошли на повышение. Старпом Шипин получил назначение командиром на новую «малютку» — «М-122». Заняли более высокие должности инженер-механик Салтыков и штурман Беляев. На место Шипина пришел капитан-лейтенант Бутов, плававший штурманом, а потом помощником у Фисановича. Командирами электромеханической и штурманской боевых частей стали инженер-капитан-лейтенант Волков и старший лейтенант Лампусов. Константин Матвеевич Шуйский получил звание капитана 3 ранга.
«Щ-403» готовилась к новым боям.
[171]
НАРАЩИВАЕМ УДАРЫ
Пять строк
Вечером 8 июля 1942 года Совинформбюро сообщило: «В Баренцевом море одна из наших подводных лодок атаковала новейший немецкий линкор «Тирпиц», попала в него двумя торпедами и нанесла линкору серьезные повреждения».
Всего пять скупых газетных строк. Но нам, североморцам, они говорили очень о многом.
В ту пору центр тяжести войны переместился на юг. 3 июля по приказу Верховного Главнокомандования наши войска и флот оставили Севастополь, подведя черту беспримерной восьмимесячной обороне. Гремели тяжелые бои у волжских берегов и в предгорьях Кавказа. Но было ясно: гитлеровцы уже не те, что год назад, не хватает у них пороху наступать по всему фронту от Балтики до Черного.
У нас, на Севере, после весенних боев на сухопутье вновь наступило затишье. Зато на море фашисты заметно активизировались. В северных портах Норвегии скапливались крупные корабельные силы: эскадра в составе линейного корабля «Тирпиц», «карманных» линкоров «Адмирал Шеер» и «Лютцов», тяжелого крейсера «Адмирал Хиппер», легких крейсеров «Кёльн» и «Нюрнберг» и свыше десятка эсминцев, флотилия миноносцев, до тридцати сторожевых кораблей и тральщиков. Количество подводных лодок возросло до сорока, а морских бомбардировщиков и торпедоносцев — до трехсот. И вся эта армада была нацелена на наши внешние коммуникации. Усилилась и противолодочная оборона гитлеровцев — это мы уже почувствовали на себе.
[172]
К трем нашим потерям прибавилось еще две. В конце июня вышли в море и не вернулись «М-176» и «Д-3». Совсем недавно все мы восхищались героической «малюткой» Бондаревича, одержавшей замечательную победу в подводном поединке. И вот приходится привыкать к мысли, что отважного экипажа нет в живых. Приходится примириться и с мыслью о том, что больше никогда не увидим мы славную команду североморской «старушки» — первого на флоте гвардейского и Краснознаменного корабля. А ведь это был, без преувеличения, лучший экипаж бригады: все до единого — коммунисты, все до единого — великолепные мастера своего дела…
Но, понятно, наибольшая доля потерь выпадает на союзные конвои. И не всегда только потому, что противник стал сильнее и энергичнее…
Особенно показательна в этом отношении история конвоя PQ-17. И хотя она достаточно широко освещена в нашей военно-морской литературе, не остановиться на ней нельзя.
Конвой под этим условным наименованием вышел из Исландии 27 июня. Он состоял из тридцати шести транспортов под флагами Советского Союза, США, Великобритании и Панамы и двадцати одного корабля эскорта. Кроме того, проводка конвоя обеспечивалась двумя мощными группами прикрытия из состава американского и английского флотов. В группу ближнего прикрытия входили крейсера «Лондон», «Норфолк», «Вичита» и «Тускалуза», в группу дальнего прикрытия — авианосец «Викториес», линкоры «Дюк оф Йорк» и «Вашингтон», крейсера «Кумберленд» и «Нигерия» и девять эсминцев. Этого прикрытия было вполне достаточно, чтобы вести победный бой с северной эскадрой немцев.
В таком сопровождении конвою предстояло следовать до меридиана острова Медвежьего. Дальше начиналась наша операционная зона, и в охранение вступали корабли Северного флота.
Флот деятельно готовился к выполнению этой задачи. Как всегда, на дальних рубежах были развернуты подводные лодки для действий против надводных кораблей противника, которые могли напасть на конвой. Но еще до того, как караван достиг нашей зоны, начались события, о которых нашим бывшим союзникам до сих пор неприятно вспоминать.
[173]
4 июля, около трех часов ночи, первая волна немецких самолетов-торпедоносцев обрушилась на конвой. В результате массированных, но не очень искусных атак торпедирован был всего лишь один транспорт. Его, видимо, не составляло большого труда спасти. Но это было связано с риском, а команда судна вовсе не хотела испытывать свою судьбу. Кроме того, британское адмиралтейство вообще считало за благо добивать поврежденные суда, чтобы не снижать скорости конвоя и не подвергать его тем самым лишней опасности от самолетов и подводных лодок. Союзников не слишком обременяла забота о том, чтобы все отправленные в Советский Союз грузы дошли по назначению.
Итак, команда с торпедированного транспорта была снята, а само судно уничтожено кораблями охранения.
Около 18 часов 30 минут воздушный налет на конвой повторился. Было отмечено двадцать четыре атакующих торпедоносца. Снова результат атаки оказался довольно скромным. Повреждения получили два союзных транспорта и советский теплоход «Азербайджан». Как и в предыдущем случае, первые два судна были добиты эскортирующими кораблями. Моряки же «Азербайджана» заделали пробоины, погасили пожар и ведомый ими теплоход снова занял свое место в походном ордере.
Тем временем на перехват конвоя уже опешила немецкая эскадра: «Тирпиц», «Адмирал Шеер» и сопровождавшие их эсминцы. Разведка англичан установила, что крупные корабли противника покинули свои норвежские базы. Эти данные поступили в адмиралтейство. Там, оценив полученную информацию, приняли решение, продиктованное отнюдь не заботой о безопасности конвоя и не соображениями воинской чести. В 23 часа командир конвоя получил из адмиралтейства приказ: эсминцам из состава эскорта отправиться на усиление прикрытия авианосной группы, а транспортам рассредоточиться и самостоятельно, по способностям следовать в советские порты.
Так, не достигнув нашей операционной зоны, конвой распался. Причем командование Северного флота даже не было поставлено в известность об этом более чем странном решении и поэтому не смогло принять своевременных мер для охраны беззащитного каравана.
[174]
Две группы транспортов двинулись к Новой Земле. Другие суда в одиночку пытались достичь Кольского залива и горла Белого моря. Но это была попытка со слабыми средствами. Фашистские подводные лодки и самолеты начали легкую охоту за беспомощными судами. И очень многие из них так и не закончили этого трагического рейса.
Какой военной целесообразностью было вызвано решение английского морского командования? Откровенной боязнью понести потери в корабельном составе от фашистской эскадры? Или стремлением создать наибольшее превосходство в силах любой ценой, в том числе и ценой конвоя, судьба которого, по-видимому, была глубоко безразлична лордам адмиралтейства? Или, наконец, конвой во всей этой истории был заранее обреченной приманкой для немецкой эскадры, которую англичане намеревались завлечь подальше в море и атаковать превосходящими силами?
Гадать на этот счет бесполезно, не зная истинных тайных пружин, приводивших в движение британскую штабную мысль. Пролить свет на это могли бы действия англичан, случись боевое соприкосновение фашистской эскадры с беззащитным караваном. Но этого соприкосновения не произошло. И отнюдь не из-за какой-нибудь случайности.
Вице-адмирал из ФРГ Фридрих Руге, бывший контр-адмирал гитлеровского флота, в своей обстоятельной, но крайне тенденциозной работе «Война на море. 1939–1945» как бы мимоходом сообщает: «Примечательно, насколько сильным оказалось действие одной лишь вести о появлении этих немецких кораблей («Тирпиц», «Адмирал Шеер» и восемь эсминцев. И. К.). В действительности же они очень быстро вернулись на свою базу, ибо местонахождение британского авианосца не было точно установлено, и вследствие этого собственная авиация не имела возможностей для атаки. По приказу Гитлера надводным кораблям разрешалось вступать в бой только после того, как авианосец будет выведен из строя».
Но Фридрих Руге вовсе не желает точно следовать фактам, которые ему по понятным причинам не доставляет удовольствия вспоминать. А в действительности факты таковы.
[175]
5 июля, находясь в районе острова Ингё, подводная лодка «К-21» получила радиограмму командующего флотом, в которой сообщалось о том, что фашистская эскадра находится в море. Лодкам приказывалось найти ее и решительно атаковать.
Лунин уже давненько покинул базу — «К-21» вышла из Полярного 18 июня. Плавание было трудным: немеркнущий полярный день, штилевое море и самолеты, то и дело выныривающие из-за облаков. На второй день похода один из таких самолетов доставил лодке немало неприятностей. Вахтенный командир лейтенант Мартынов замешкался со срочным погружением, и две бомбы легли метрах в тридцати от борта «К-21», а пулеметная очередь хлестнула по легкому корпусу.