Уорден удивленно моргает.
Затем его глаза сужаются.
(На одно мгновение Дон замирает: вдруг он умеет читать мысли и уже понял: она все знает.)
Но он просто пожимает плечами.
— Как хочешь.
Этой ночью Дон остается в палатке Кайлы. Ей не до сна.
Вновь поднимается ветер. Дон лежит с открытыми глазами и слушает его порывы и звуки первых капель дождя по тонкой ткани палатки.
Она боится, что если уснет, то тот, кто убил Алекса, прокрадется к ней.
Дон боится ночи, она боится того, что может произойти утром.
Она боится того, что может значить нож в палатке Уордена. Выходит, Алекса убил именно он, а не Брендон или Эван?
Ей страшно, потому что Уорден может быть совсем не тем, за кого она его принимала.
Она боится, что, если расскажет кому-нибудь, ей не поверят.
Она боится, что даже если Уорден не убийца, он не сможет их вывести, что снова разразится буря, что память Уордена подведет его, или окажется, что он неправильно запомнил карту, и все они здесь погибнут.
Она боится, что Эмбер еще жива, а они оставили ее умирать.
Но больше всего Дон пугает то, как легко она обо всем этом готова забыть. Что она способна просто так взять и уйти.
Ведь ей этого совсем не хочется. Она понимает, что Алекс погиб несправедливо. Что Эмбер, возможно, тоже умирает. Или уже умерла.
Что Кристиан один на вершине Вороньего Когтя.
(Если вообще жив.)
Дон понимает, что человек сильный и добрый обязательно нашел бы способ постоять за правду, справедливость и другие понятия, которые кажутся монументальными и нерушимыми, словно горы, — если ты лежишь в собственной кровати. А если ночуешь в пургу посреди леса в компании головорезов — все это полная чушь.
Дон понимает, что должна бороться — за Алекса, за Эмбер и даже за Кристиана.
Но еще она понимает, что утром, скорее всего, соберет вместе с остальными членами Стаи вещи и пойдет дальше по тропе вслед за Уорденом, ни слова об этом не сказав.
Она устала, она голодна, ей страшно, и она знает, что другого выхода просто нет.
Если будет держать язык за зубами, ей нечего бояться.
72
Однако отец ее разубеждает.
Дон не верит в привидения. Так что призрак отца не наведывался к ней в палатку. Она не чувствовала его присутствия рядом. Но лежа без сна и слушая капли дождя, она все равно думает о своем папе.
Он был хорошим человеком, добрым, веселым и щедрым. Работал бухгалтером, работал много, но всегда находил время побыть со своими детьми.
Помогал Дон с уроками.
Жаркими летними вечерами водил их с Брайсом есть мороженое.
Смотрел с ними фильмы.
Гулял.
Он был отличным отцом и любил своих детей. И всегда учил их только Правильным Поступкам. Для него было важно поступать именно так. Хотя это была та еще задачка.
Нашел на улице кошелек? Верни его.
Совершил ошибку? Признай ее.
— Даже если это не самый простой путь, — говорил он Дон и Брайсу, — все равно. Когда-нибудь вам воздастся.
Папа Дон всегда совершал только Правильные Поступки.
(Конечно, в конце концов именно из-за этого он и погиб, но давайте на время забудем об этом.)
Дон знает, что оставить Эмбер и Кристиана умирать в горах — далеко не Правильный Поступок. Дон знает, что спустить одному из членов Стаи убийство Алекса — тоже не Правильный Поступок.
Как бы ни было больно признавать, она знает, что идти вслед за Стаей к шоссе и уехать в Чикаго к бабушке тоже не Правильный Поступок. Ведь Эмбер еще там и, возможно, жива.
Ведь кто-то из Стаи зарезал Алекса.
(В глубине души Дон сознает: Кэм и Венди считали, что, отправляя ее сюда, они совершают Правильный Поступок. Она сознает, что сбежать из дома и жить с наркодилером уж точно было плохой идеей. Сознает, что давно не совершала Правильных Поступков, наверное, со смерти отца.)
(Но это не значит, что начинать уже поздно.)
Дон быстро и тихо собирает свои вещи по палатке Кайлы.
Теплая одежда.
Примус.
Водяной насос.
(Только важное.)
Книги оставляет. Слишком тяжелые. Свой спальный мешок и брезент она тоже почему-то не берет.
(Хочет действовать быстро.)
Подсчитывает, что до базы ей идти два дня. Без группы, одна, налегке, она будет двигаться гораздо быстрее.
Однако может помешать непогода. Ей будет сложно ориентироваться. Сложно идти. Но разве у нее есть выбор? От нее зависит жизнь Эмбер. И Алекс заслуживает правосудия.
Пойти за помощью — это Правильный Поступок.
Когда вещи собраны, Дон медленно и осторожно расстегивает молнию на клапане палатки. Плотно запахивает куртку, шнурует ботинки и выходит навстречу буре.
(За ее спиной Кайла начинает ворочаться, но так и не просыпается.)
На улице кромешная тьма, накрапывает дождь.
Дует ветер, погода промозглая.
Любой нормальный человек наглухо застегнул бы молнию на палатке и забрался обратно в спальный мешок. Дон тоже готова соблазниться этой идеей. Но она продолжает думать о папе и о том, что, по его мнению, надо сделать.
Она знает, что никаких сомнений и быть не может.
Дон наведывается к съестным запасам Стаи. Спускает сумку с дерева, на котором она висит, и поворачивает налобный фонарик, чтобы рассмотреть содержимое.
Еды осталось немного. Дон удается откопать пару фляг и котелок. Походные спички. Несколько энергетических батончиков, пакетик с орешками и сухофруктами, пачку жевательного мармелада для восстановления водного баланса. Две пачки походной еды — «Цыпленок Санта-Фе» и «Бомбейские прелести» — и три пачки овсянки быстрого приготовления. Чечевицу она оставляет.
Для напряженного двухдневного похода еды маловато. До базы она доберется, еле волоча ноги от голода. Ну и пусть. Тамошние зануды накроют для нее целый стол.
Дон застегивает молнию на рюкзаке. Крепит все застежки. Надевает рюкзак на спину и фиксирует ремни. Без брезента, книг и спального мешка он значительно легче.
Осталось только сделать первый шаг, а за ним второй.
Осталось только совершить Правильный Поступок.
Но это, разумеется, не так просто.
73
Дон видит его, когда крадется мимо палаток: рядом с тем местом, где накануне вечером был костер, а сейчас одни лишь тлеющие и мерцающие в темноте угли, сидит Уорден.
Дымок и холодный дождь.
Уорден сидит на бревне, натянув капюшон толстовки. Замер, как статуя, — и наблюдает за ней.
— Что ты делаешь? — спрашивает он.
Уорден недвижен, его лицо наполовину скрыто в тени, голос убийственно спокойный. Рядом с ним на бревне лежат нож Кристиана и спрей от медведей Эмбер. Дон старается не смотреть на оружие, а заглянуть в глаза Уордена.
Она молчит, он берется за нож. Встает и подходит к ней.
— Дон? Я задал тебе вопрос.
Дон в ужасе.
Еще бы.
Все ее тело бьет дрожь; она молится, чтобы Уорден этого не заметил. Когда он отходит от костра, черты его лица растворяются в темноте: он превращается просто в тень — тень, которая держит нож.
Дон сглатывает и старается скрыть страх.
— Где ты взял этот нож? — спрашивает она.
Уорден смотрит на лезвие в своих руках.
— Этот? — Кладет лезвие на ладонь, наблюдая, как оно отражает свет. — Это нож Кристиана.
— Я знаю. Как ты?..
Уорден резко вскидывает голову. Дон чувствует, как его глаза впиваются в нее, читая все, что у нее на душе.
— Забрал. На вершине Когтя.
И в этот момент Дон понимает: Кристиан мертв.
Потому что она знает Кристиана: он ни за что бы не отдал свой нож. Ни одному из членов Стаи, тем более Уордену. Если нож Кристиана оказался у Уорден, то точно без его согласия. Значит, они за него боролись. И Уорден вышел из схватки победителем.
Значит, Кристиан эту схватку не пережил. Точка.
Должно быть, Уорден заметил, что Дон все поняла.
— К черту Кристиана, — говорит он, и Дон делает шаг назад, пораженная злобой в его голосе. — Он был нашим тюремщиком, как и Эмбер. Поделом ему.
Дон молчит. Может, она и разделяет эту точку зрения. Наставник и правда был ничтожеством. Он месяцами мучил Кайлу. Если кто и должен был умереть, так пусть это будет Кристиан.
Однако мертв не только Кристиан.
— А Алекс? — спрашивает Дон. — Что плохого сделал он?
Увидеть лицо Уордена и понять его реакцию невозможно. Но Дон не сомневается, что на его лице не дрогнул ни один мускул.
Он долго молчит. А потом смеется.
— Видимо, ты увидела больше, чем я ожидал. Ты не должна была догадаться.
Дон не отвечает. В груди тяжело бухает сердце.
— Все должно было выглядеть как несчастный случай, — продолжает Уорден. — К тому времени, когда его обнаружат, над ним поработает природа. Никто никогда не узнал бы, как он погиб.
Дон хочет что-то сказать, но во рту слишком сухо. Она облизывает губы.
— За что?
Уорден пожимает плечами.
— Он стал для нас помехой. Мог поднять тревогу на базе, и у нас было бы меньше времени. К тому же он знал, куда мы идем. А еще мне не нравилось, что он строил из себя героя.
74
— Ты же понимаешь, почему мы не можем тебя отпустить, — говорит Уорден.
Дон смотрит на него не мигая.
— Ты часть команды, Дон. Мы должны держаться вместе. Я не могу отпустить тебя на базу, раз ты теперь все знаешь.
Уорден делает шаг ей навстречу, искры догорающего костра отблескивают на лезвии.
— Ты либо с нами, либо против нас, — продолжает он. — На чьей ты стороне, Дон? На стороне заключенных или тюремщиков? Подумай серьезно. Верный ответ только один.
Разумеется, это совсем не та ситуация, которую имел в виду отец Дон, рассказывая ей о Правильных Поступках.
А может, как раз та.
Дон смотрит на тень, в которую превратился Уорден, и поблескивающий в его руке нож. Она понимает, что теперь перед ней настоящий Уорден, а тот, в которого она влюбилась раньше, был совсем не Уорден. А еще она понимает, что сглупила, раз зашла с ним так далеко.