Но в середине зимы у Анри произошла встреча, которая чуть не раскрыла его инкогнито. Штаб отряда помещался в бывшей сыроварне. В ней было тепло и не так сыро, как в землянках, вырытых на скорую руку под обрывом у берега обмелевшей за зиму речки. В сыроварню собирались, как в клуб. А Дюрер приходил сюда, чтобы записать вести с фронта — сводки Совинформбюро. Это было одной из обязанностей рядового партизана Сергея Некрасова…
Приладившись у оконца, где посветлее, он торопливо записывал сводку. Вести были добрые, Красная Армия продолжала наступление, громила фашистов.
«Южнее озера Ильмень наши войска, перейдя в наступление, с боями овладели городом Старая Русса, а также освободили более сорока населенных пунктов…»
Дюрер оторвался от работы, поднял голову и встретился взглядом с мужчиной, глядевшим на него с пристальным вниманием. Что-то знакомое мелькнуло в этом взгляде… Но человек тут же исчез, оттесненный другими партизанами. Все ждали, сгрудившись вокруг приемника, когда Дюрер закончил принимать сводку.
— Наступление Красной Армии продолжается! — крикнул он. — Освобождена Старая Русса, много населенных пунктов…
Здесь мало кто знал или хотя бы слышал о Старой Руссе, тем более о селениях, занятых под этим городом. Но сообщение Сергея Некрасова вызвало взрыв радостного оживления. Продолжается наступление!.. К Дюреру протиснулся Изотов.
— Старая Русса?! Ура!.. Скажи ребятам, что это мой родной город…
Анри перевел. Теперь все повернулись к Изотову. Его поздравляли, обнимали, кричали «Ура!».
Человек, пристально разглядывавший Дюрера, придвинулся к нему совсем близко. Анри узнал его.
— Хозе!.. Фернанд!.. — одновременно прошептали они, обнимаясь.
— Какими судьбами?
— А ты откуда?!
— Помнишь Гвадалахару?
— Еще бы!..
На них никто не обращал внимания… Оба они когда-то были в Интернациональной бригаде, дружили, потеряли друг друга и вот снова встретились через столько лет. Да где!
Вышли вместе из сыроварни и пошли к землянкам, у реки.
— Ну, рассказывай… Вот радость! — воскликнул Фернанд.
— Прошу тебя, — предупредил Анри, — никому не говори здесь, что я был в Испании.
— Ты тоже… Гестаповцы чуть меня не накрыли. Теперь меня зовут Терни.
— Смотри-ка, а меня называй Сергеем Некрасовым, — шутливо представился Анри. Оба рассмеялись.
Друг друга они называли испанскими именами. Фернанд жил уже второй месяц в соседнем отряде и приехал сегодня по каким-то делам в штаб. Ходили и вспоминали, условились, что обязательно встретятся еще раз. Как только представится возможность.
…И вот наконец появился Этьен… Ушли с ним на берег реки, выбирая укромное место, где можно было бы поговорить без свидетелей.
Снег был плотный, липкий, напитанный влагой. На пригорках появились проталины, а на реке — темные пятна талой воды. И воздух был такой прозрачно-чистый, что горные вершины словно приблизились сюда, к долине, приблизились каждой складкой, склонами, поросшими лесом.
— Прежде всего, для тебя сообщение, — Этьен на мгновение умолк, напрягая память, чтобы слово в слово передать текст радиограммы. — Противник стремится проникнуть к руководству Сопротивлением. Возвращайтесь обратно, примите участие в обеспечении безопасности. Известному вам лицу сообщено о вашей гибели. Категорически избегайте с ним встреч… Так вот, — продолжал Этьен, — приехал за тобой. Завтра можем тронуться, Захватим еще одного товарища.
— Терни? — спросил Дюрер.
— Откуда ты его знаешь?
— Так вот, встретились…
Ехали одним поездом, но в разных вагонах. Добрались благополучно, и Этьен привел товарищей на какую-то глухую улочку. Через подвал они проникли в угольный склад, оттуда по тесной лестнице спустились вниз, в катакомбы. Потом еще долго шагали по лабиринту, похожему на каменоломни. Этьен великолепно ориентировался в подземелье, освещенном тусклыми электрическими лампами. Да и Хозе не был новичком в катакомбах, только иногда пользовался карманным фонарем. Остановились перед массивной железной дверью. Этьен нажал кнопку звонка, дверь открылась, и они очутились в помещении, похожем на заводскую контору. Низкий потолок, несколько столов, стулья да постели-нары в соседней комнате.
— Вот здесь пока мы и поселимся, — сказал Этьен. — Я должен покинуть вас. Чай в термосе… Располагайтесь!
Терни расстелил на столе газету, поставил термос, фаянсовые кружки. Нашлась и еда.
— Ну вот, теперь, кажется, мы сможем поговорить… Не хватает только хорошей бутылки вина для встречи… — сказал Хозе. — Здесь самое спокойное место в мире. Да, да! Земной шар напоминает мне рулетку — вращается с такой же скоростью. И все играют, ставят на разные номера. Ты со мной не согласен?.. Помнишь, как мы ворвались в казино в тылу Франко, когда попали в засаду. Едва унесли ноги… А мы разве не играем, не стараемся обыграть противника?.. Такова жизнь!
Да! Играли… Играл и Уинстон Черчилль, игрок расчетливый и жестокий. Он не скупился на любую ставку, если это сулило выигрыш. Многое стало известно после войны. Однажды, когда нацистская Германия была повержена, в кругу друзей у британского премьера спросили — как будущие историки расценят его военную и политическую деятельность во время мировой войны. С усмешкой Черчилль ответил:
«Не уверен, что они сочтут мои действия заслуживающими высокой оценки…»
Да, здесь можно вспомнить хотя бы налет британской авиации на Нюрнберг весной 1944 года. Английские военно-воздушные силы потеряли тогда сто шестьдесят самолетов. Погибло 129 английских летчиков — больше, чем за все предыдущие месяцы в воздушных боях за Англию. Налет этот провели за шестьдесят шесть дней до высадки англо-американских войск на севере Франции — перед открытием второго фронта. Потери немецкой авиации составили пять самолетов.
В старой лондонской крепости сидел тогда немецкий агент Гарбо, приговоренный к смерти за шпионаж. Гарбо купил себе жизнь согласием работать на англичан. Налет проходил по личному указанию Черчилля. За шесть часов до вылета завербованный агент Гарбо передал по радио в Берлин обо всех деталях подготавливаемого налета на Нюрнберг — маршруты, точное время, число самолетов.
Это была ставка в игре британского премьера. В Берлине должны были увериться в достоверности дальнейшей информации перевербованного нацистского агента.
Всю войну в распоряжении Черчилля находился сверхсекретный код и шифровальная машина, именуемая «Загадка». С помощью такой же машины шифровали личные приказы Гитлера. В продолжение всех шести лет мировой войны британское командование постоянно было осведомлено о самых секретных планах вермахта. Но советскому командованию Черчилль об этом так и не сообщил. История вероломной «Загадки» Черчилля, или «операции Ультра», стала известна только через тридцать лет после войны, уже после смерти британского премьера.
Долгие годы все хранилось в глубочайшей тайне — сначала в тени большой войны, потом три десятилетия история этой «Загадки» лежала в сейфах самых секретных архивов.
Зловещие ночные птицы так и не смогли положить свои яйца в чужие гнезда…
Близился конец второй мировой войны. Советские войска вышли к границам нацистской Германии. Во Франции англо-американские войска высадились на континент. Италия, Финляндия, Венгрия, Румыния, Болгария вышли из войны. Нацистская Германия осталась без сателлитов. Был на исходе 1944 год.
Однако, напрягая последние силы, противник продолжал сопротивление. Враг еще способен был наносить внезапные удары. В Арденнах, на Западном фронте, германские войска даже перешли в контрнаступление, которое вызвало тревогу в Лондоне, Париже и Вашингтоне.
Черчилль отправил Сталину тревожное послание. Он взывал о помощи — немецкое наступление грозило разгромом англо-американских дивизий, высадившихся во Франции. Советские войска, выполняя союзнические обязательства, перешли в наступление по всему Восточному фронту.
Антигитлеровская коалиция продолжала существовать вопреки усилиям ее противников, вопреки возникавшим противоречиям, реальным и мнимым. Ведь антигитлеровская коалиция объединяла не только правительства стран, воевавших с гитлеровской Германией, но и народы государств, которые защищали свое национальное существование.
Это было широкое общедемократическое движение, в котором коммунисты сплачивали антифашистские, патриотические силы страны, играли ведущую роль. В самой Германии лучшие сыны немецкого народа под руководством коммунистов в условиях подполья и жестокого террора вели упорную борьбу против гитлеровцев.
А Гитлер все еще не терял надежды взорвать лагерь своих противников, стремясь вероломными хитросплетениями посеять среди них раздор. Он все разложил по полочкам и, перебирая в памяти минувшие события, пришел к выводу, что противоречия среди противников — объединившихся против него стран — можно обернуть в свою пользу. Теперь это было его решающим оружием. Вот уже сколько лет использует он угрозы, шантаж, давнюю вражду правителей западных государств к большевистской России, пугая их «угрозой коммунизма» для того, чтобы осуществить собственные цели…
Анри Дюрер с помощью своего друга Терни переселился на конспиративную квартиру. Он отпустил усы, изменил походку — ходил, опираясь на трость с резиновым наконечником, словно человек, пораженный недугом. Анри выдавал себя за беженца, семья которого погибла во время бомбардировки. Жил у одного холостяка, который был уверен, что его постоялец — один из многих обездоленных тяжелыми военными годами.
Большую часть времени Анри проводил в своей комнате, редко выбирался из дома, подышать воздухом или, в темноте, проскользнуть на обусловленную явку. Встречался иногда с Терни. Человек недюжинной храбрости, Хозе в годы испанской войны был подрывником-диверсантом, бродил со своей группой по тылам франкистской Испании, взрывал поезда и мосты, нападал на штабы мятежников, уничтожал немецкую военную технику.