Наконец-то мне удалось появиться в их городе… Твоя маленькая мама открыла мне дверь. Несколько секунд изумления, и она бросилась обнимать меня… Чуточку постарела, стала такой тихой, и взгляд ее стал глубоким-глубоким. Сидели в столовой, которая тебе хорошо знакома, и говорили о тебе. Она призналась, что бесконечно тоскует — ведь сколько лет о тебе не было никаких вестей. Думала, тебя уже нет в живых. Рассказывала про свою тоску и считает ее главной причиной недомоганий.
Да, мой дорогой, ничто не забывается, не забываются и те, кто далеко, далеко. Твоя мать повторила мои собственные мысли.
К вечеру с работы пришел твой отец. Дверь в столовую была открыта, и он не сразу понял, кто это посторонний сидит у них. Даже приподнял шляпу, вежливо здороваясь из прихожей. Узнал меня по смеху, удивленно приподнял брови. Тоже было много радости от встречи… Есть и печальные новости, милый, дядя твой, брат отца, погиб в концлагере…
Родители твои живут одни. Эрнст и Лиди имеют свою квартиру. Они остаются такими же твердыми, непоколебимыми, как ты… Видно, у вас это в роду…»
Альта, смелая до дерзости разведчица, писала любимому человеку так, как пишет каждая женщина, переполненная большим чувством. О своей болезни Альта упоминала вскользь, не придавая ей серьезного значения, но это был первый сигнал о ее недуге, который вскоре начал ее жестоко одолевать.
Ответ пришел вскоре, не было только письма от Курта…
Ильза получила ответ по другому каналу связи. Она организовала явку совсем рядом, в нескольких кварталах от своего дома.
Если идти от станции метро или автобусной остановки к Виляндштрассе, где жила теперь Ильза Штёбе, никак нельзя было миновать патриархально тихую улочку, где на углу стояла продовольственная лавка, которую содержали супруги Рипитш, заботливые, предупредительные старики. Торговля съестными припасами служила для них единственным источником существования. Если в лавочке собирались одновременно больше пяти покупателей, здесь становилось тесно. Тем не менее старики Рипитш, по немецкому обычаю, дали своему скромному гешефту броское название «Марга». Никто не знал, что это означало — «Марга». Просто название лавки, чтобы покупатели могли отличать ее от других магазинчиков. Дают же названия отелям, фирмам, кораблям, берлинским аптекам…
Малоприметную продовольственную лавочку «Марга» Ильза и выбрала для неотложных связей с Центром и своими людьми. Обычно по дороге со службы она заходила сюда делать хозяйственные покупки и подружилась с общительными хозяевами.
Старик удивительно напоминал ей смешного ежика из папье-маше, каких продают на рынке у Александерплац, — толстенький, с трубкой во рту, в суконном колпаке неопределенного цвета. Однажды она попросила Рипитша:
— Скажите, герр Рипитш, не затруднит ли вас, если подруга будет иногда заносить вам для меня книги или письма? Меня так трудно застать дома. А ей это по дороге.
— Какой может быть разговор! — воскликнул Рипитш, посасывая свою неизменную трубку. — С большим удовольствием, рад услужить…
С тех пор Ильза почти ежедневно бывала в лавочке «Марга» и в продолжение долгого времени пользовалась услугами Рипитшей, своевременно получая наиболее срочные указания, запросы, распоряжения…
При встрече с Рудольфом фон Шелиа Ильза сказала ему, что «Директор», на которого оба они работают, настоятельно просит его любым путем, хотя бы временно, задержаться в Берлине. Фон Шелиа так и не знал, кто руководит его действиями, направленными против Гитлера, но предложение принял и отказался от дипломатического поста в Будапеште.
Теперь по незримым каналам к Альте стекалась значительная информация. Источником ее сделались даже гитлеровцы, фанатично преданные нацистскому режиму. Они добровольно вызвались сообщать «агентам гестапо» обо всем, что они знали и слышали в кругу правительственных чиновников. Но под видом таких «агентов гестапо» работали единомышленники Ильзы Штёбе, посвятившие себя борьбе с фашизмом…
Гитлер готовил новые удары. Это с каждым днем становилось яснее. Он, конечно, не собирался ограничиться Польшей, так же как не ограничился Австрией, Чехословакией. Но куда теперь ринется Гитлер? Об этом надо было знать, чтобы предотвратить угрозу, встретить опасность во всеоружии.
Опасность угрожала и Востоку и Западу. Угрожала и самой Германии, ее народу, ее культуре. И это объединяло силы, противостоящие гитлеризму, объединяло разумных и честных людей различного происхождения и воспитания — от потомственного аристократа Шульце-Бойзена и дипломата фон Шелиа до Ильзы Штёбе и ее товарищей, вступивших в борьбу с гитлеризмом еще много лет назад.
Пятого апреля сорокового года Альта сообщила в Москву:
«Сегодня я встретилась с офицером Даубом, которого знала по газете «Франкфуртер генераланцайгер». Теперь он работает в роте пропаганды вооруженных сил. Его группа прибыла в Потсдам, откуда направляется в Штральзунд. Им предстоит плавание на военном корабле. Уходят в море в один из ближайших дней. В группе много знающих скандинавские языки. Лейтенант Дауб высказал предположение, что действия могут быть направлены только против одного из скандинавских государств. Их крейсер будет находиться в Северном море».
Так Альта сообщила о предстоящем нападении Германии на Норвегию. Девятого апреля немецкие войска оккупировали Данию, высадились на берегах Норвегии…
Близились майские дни сорокового года. Рудольф фон Шелиа только что вернулся из Италии, куда выезжал с группой дипломатических советников при военной делегации генерала Кессельринга. Альта с нетерпением ждала его возвращения. Фон Шелиа был возбужден и расстроен. Поездка в Рим убедила его в том, что содружество Гитлера и Муссолини неуклонно укрепляется.
— Мы, несомненно, стоим перед большими событиями, — говорил фон Шелиа, расхаживая по кабинету. Он пригласил Ильзу к себе домой и теперь говорил вслух, не опасаясь, что его кто-то подслушает. — Ни Польша, ни Дания, ни Норвегия, оккупированные две недели назад, не утолят аппетита обезумевшего ефрейтора. Заверения Гитлера — ложь! Вспомните, что говорил Гитлер после оккупации Польши: «У Германии нет и не было противоречивых интересов или споров с северными государствами. Наши отношения развиваются нормально…» А ровно через полгода он оккупировал и Данию и Норвегию! Позор!.. Мы попираем международное право. Я говорю — мы, потому что я сотрудник министерства иностранных дел и нахожусь в курсе всей внешней политики Гитлера.
Ильза сидела в кресле у письменного стола и молча следила взглядом за метавшимся по комнате Рудольфом фон Шелиа. Иногда она склонялась над листком бумаги, то ли машинально чертила что-то, то ли делала какие-то заметки для памяти.
— Но в чем вы усматриваете смысл оккупации Дании и Норвегии? — спросила она.
— Смысл?.. Любой смысл все равно обернется бессмыслицей! Сейчас это делается для германского брюха… Извините меня за вульгарность. Нам нужно продовольствие, чтобы кормить население, нужно сырье для промышленности… Ефрейтору много нужно, и он будет брать. Но это только одна сторона дела. Норвегия может послужить базой для воздушного нападения на Англию… Впрочем, это просто предположение — война не моя специальность… А вот то, что я скажу сейчас, запишите и передайте: в ближайшее время может произойти вторжение германских войск в Бельгию и Голландию… Вы слышите — в Бельгию и Голландию.
— Чем вы можете подтвердить это? — Ильза резким движением подняла голову от стола — сообщение было первостепенной важности.
— Чем подтвердить? — фон Шелиа, засунув руки в карманы, остановился перед Ильзой. — Собственно, ничем! И тем не менее я совершенно в этом уверен. Потерпите минуту, и я расскажу, откуда у меня такие сведения. На предстоящие военные действия в Нидерландах мне намекнул в разговоре фон Риббентроп, когда я докладывал ему о поездке в Рим… Имейте в виду, что получать нужную информацию становится все труднее. Послушайте, что говорит Риббентроп в секретном приказе по министерству.
Фон Шелиа прочитал:
— «Если кто-либо из моих подчиненных позволит себе хотя бы малейшее пораженческое высказывание, то я вызову его к себе в кабинет и собственноручно застрелю. Докладывая об этом в имперской канцелярии, скажу только: «Мой фюрер, я казнил изменника».
Да, работать становится все труднее, — повторил фон Шелиа. — Впрочем, вы это сами знаете… Передайте еще, что руководящим сотрудникам министерства иностранных дел дано такое распоряжение: указания военного характера доводить до сведения только тех лиц, которые связаны с выполнением поступивших приказов. Так было в Скандинавии. Наш посол в Осло вручил норвежскому правительству соответствующую ноту за час до того, как началось вторжение. Точно так же может получиться с Нидерландами… Работать стало очень сложно… Вы можете сами убедиться в этом по числу гестаповцев, наводнивших министерство иностранных дел. Следующим этапом, конечно, будет Россия. Я сужу об этом по секретному письму, разосланному во все посольства, с требованием опровергать малейшие слухи о военных приготовлениях против Советской России. В письме такие слухи называют «британской провокацией». Но все дело в том, что пока никаких таких слухов не существует. Риббентроп просто предупреждает события…
Рудольф фон Шелиа то и дело заглядывал в бумажку, которую держал в руке. Сейчас он порвал ее на мелкие клочки и бросил в пепельницу. Потом вернулся к столу, поднес горящую спичку и стоя ждал, пока бумага не превратится в пепел.
Альта немедленно отправила в Центр донесение о разговоре с Рудольфом фон Шелиа.
«Ариец предполагает, — сообщала она, — что в ближайшее время надо ожидать продвижения немецких войск в Голландию. Подтверждением этого служит то, что железнодорожная линия Франкфурт — Крефельд закрыта для пассажирского сообщения. Дирекция военных заводов получила указания перебросить продукцию на Западный фронт».
Еще через неделю Альта писала: