— Надо-то надо, — согласился Григорий, — но где его взять? Паролей нет, Анну предупредить невозможно…
— Но почему вы не думали, что таким человеком могу быть я? — воскликнула Грета. — Я помню Анну по Берлину, знаю давно, с тех пор, когда она работала прислугой у фон Мека. Даже раньше — когда была ткачихой на фабрике в Трептове. Надеюсь, фрау Мюллер тоже меня не забыла.
Мужчины молча уставились на Грету. Одинаковые мысли встревожили того и другого.
— У тебя дети, — возразил Курт. — А это не загородная прогулка.
— Тебе нельзя, Грета, — тихо произнес Григорий. — В Германии тебя может знать не только Анна Мюллер. С гестапо не шутят.
Но Грета настаивала. Вероятно, она давно думала над тем, что высказала сейчас вслух.
— В гестапо обо мне давно забыли, прошло десять лет, — спокойно возразила Грета. Только порозовевшие щеки выдавали ее волнение.
— Нет, нет, тебе нельзя, — повторил Григорий.
— Потому, что я твоя жена? Потому, что это касается твоих детей? — вскипела Грета. — Тогда почему же ты писал рапорт, просился на фронт? Разве тогда у нас не было детей? Где логика — почему тебе можно, а мне нельзя… Ведь идет война!.. Война!
Грета порывисто вышла из комнаты и вскоре вернулась с кипящим чайником.
— Давайте пить чай, — спокойно сказала она. — Для себя я решила. Дело за вами!
Григорий долго молча курил.
— Ты молодец, Грета, — вдруг сказал он. — И, вероятно, права. Но как трудно с этим согласиться. Легче сто раз самому…
Ох, как трудно было Григорию докладывать о том, что кандидатура для заброски в тыл подобрана…
В начале августа, как раз в ту ночь, когда в Москве прозвучал первый артиллерийский салют в честь победителей на Курской дуге, освободивших Белгород и Орел, Грета вылетела на задание. От нее долго не было вестей. Только месяца через полтора прислала радисту письмо, в котором между строк симпатическими чернилами был написан ее отчет. Грете удалось выяснить: Анну Мюллер заманили в Германию, будто по вызову брата, и там арестовали. Арестована в Мюнхене Микки, почти одновременно с Ингой. Грета просила сообщить ей дальнейшие указания Центра.
Распоряжение пришло за подписью Директора — Грете покинуть Германию. Но выполнить это было уже невозможно. Только через полгода Грете удалось прилететь в Москву.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯНОВЫЕ ПРОВОКАЦИИ
Личный врач, массажист и душеприказчик Генриха Гиммлера доктор Керстен продолжал вести тайный дневник… Через своего шефа он был посвящен в планы Гитлера и его окружения. Через много лет записки Керстена стали канвой, по которой можно было восстановить многие события. В голове Гитлера и его советчиков годами зрели хитроумные планы провокаций, заговоров, которые должны были привести к главной цели — покорению мира, утверждению господства над большими и малыми народами, населявшими планету Земля. А исполнение политических акций, тайных и фантастических, осуществляли подчас не дипломаты, не государственные политики, а разведчики-диверсанты, авантюристы. Именно они на лету подхватывали самые вероломные, подчас бредовые идеи главарей фашистского рейха, стремясь превратить их в конкретные дела.
После сталинградской катастрофы, постигшей нацистскую армию на Восточном фронте, в ставке Гитлера, в дебрях Мазурских болот, произошел разговор фюрера с руководителем имперского управления безопасности Гиммлером. В минуту откровенности Гиммлер рассказал своему массажисту доктору Керстену о встрече с Гитлером. В тот же вечер Керстен записал высказывания фюрера:
«Фюрер сказал Гиммлеру: Германия — это только передовой отряд Запада в борьбе против большевизма. Америка и Англия должны в ней принять участие, если не захотят погибнуть сами… Америка и Англия не хотят этого сейчас понять, но придет время, они поймут…»
«Когда я сегодня зашел к Гиммлеру, он ходил взад и вперед, явно чем-то подавленный. Я терпеливо ждал. Наконец он сказал, что фюрер вел с ним серьезный разговор и при этом уверял, что война с Россией не кончится за год или два, она продлится по крайней мере лет десять, а может быть, и все тридцать…»
Гиммлер спросил Гитлера, почему же он объявил, что война скоро кончится. Гитлер ответил, что нервы немецкого народа недостаточно крепки, чтобы выдержать такое известие. Поэтому он обращается с ним, как врач, который говорит пациенту, что ему скоро будет лучше, хотя сам знает, что для спасения потребуется длительное время.
Гитлер добавил:
«Теперь надо искать дополнительные пути, чтобы вырвать победу».
Вот в эти-то самые дни Вальтер фон Шелленберг и предложил Гиммлеру свой план диверсионно-политической борьбы с противником. Он будто чуял, что нужно Гитлеру.
Разговаривали с глазу на глаз, и Шелленберг осторожно, как всегда глядя на собеседника исподлобья, сказал:
— Нам необходим компромиссный сепаратный мир с западными державами… Такой мир создаст реальную основу, с помощью которой мы сможем противостоять Востоку…
К тому времени команде Гиринга удалось захватить группу опасных подпольщиков, и Вальтер фон Шелленберг на свой страх и риск предпринял некоторые шаги, чтобы использовать успехи криминального советника Гиринга для более крупной игры. Неудачи на Восточном фронте заставляли искать новые пути для выхода из угрожающего военного положения. Шелленберг тоже слышал слова Гитлера, которые записал в своем дневнике доктор Керстен.
«Гитлер сказал: в мировой истории никогда не существовало таких позиций, как у наших противников, состоящих из столь разнородных элементов — ультракапиталистических и ультрамарксистских. Мы воспользуемся этим обстоятельством. Сейчас я подобен терпеливому пауку, который следит за раскрытой им паутиной и ждет, когда его жертвы запутаются в подготовленных тенетах. Я терпеливо наблюдаю за развитием событий, жду обострения противоречий между нашими врагами».
Но в военных кругах уже зрела генеральская оппозиция, которая тоже стремилась к сепаратному миру… «С Гитлером или без него», как сказал об этом в Париже генерал Штумп.
Рейхсфюрер Гиммлер после долгих терзаний согласился наконец стать преемником Гитлера на посту главы государства, если обстоятельства сложатся так, что Адольф Гитлер должен будет уйти. Тщеславие Гиммлера победило безраздельную преданность Адольфу Гитлеру. Об этом и позаботился Вальтер фон Шелленберг. Берлинской гадалки Анны Краус теперь не было, ее арестовали и приговорили к смерти, и фон Шелленберг послал доверенного человека в Гамбург к астрологам, которые составили новый гороскоп для «неизвестного лица». Гороскоп еще раз подтвердил, что данному лицу предначертано свыше повторить деяния его великого предка…
Архивные материалы, свидетельства очевидцев раскрывают подробности минувших событий… Стали известны и обстоятельства ареста подпольщиков. Питера Грамма арестовали так.
У него все было подготовлено к отъезду — паспорт, деньги, явки на случай нелегального перехода границы, но он по пути решил заехать в клинику, чтобы повидать новорожденную дочь, попрощаться с женой, которая вскоре должна была уехать следом за ним. Питера арестовали на вокзале, когда он выходил из вагона. Кто-то окликнул его сзади:
— Мосье Грамм? — Он оглянулся и в этот момент ощутил на запястьях защелкивающиеся наручники. Его посадили в черный гестаповский «ситроен» и повезли обратно в Амстердам, в тюрьму.
Криминальный советник все же ухватился за тонкую нить, которая привела его команду в Сен-Дье. Несколько раньше удалось захватить Грина. Его арестовали вместе с Инессой. Первый разговор был коротким. Дюжий эсэсовец сбил его с ног ударом в солнечное сплетение. Грину приказали подняться, и новый удар в лицо свалил его снова. Окровавленный, он стоял перед Гирингом, и в это время ввели Инессу. Допрос еще не начинался, но Гиринг свирепо закричал:
— Если ваш муж не будет говорить, мы его расстреляем!.. Можете попрощаться… И с вами будет то же!..
У Инессы началась истерика… Женщину увели.
— Имейте в виду, — спокойным голосом сказал Гиринг, — если вы станете молчать и откажетесь нам помочь, произойдет то, о чем я предупреждал, — мы уничтожим вас и вашу жену… Решайте!
Эсэсовец снова ударил. Грин устоял, но был уже сломлен.
— Но я же не возражаю… Чего вы от меня хотите? — жалобно спросил он.
— Вот так-то лучше… Снимите с него наручники, пусть вытрет лицо.
Спрашивали о людях, их именах, псевдонимах… Грин выкладывал все, что знал. Но знал-то он не так уж много. Зашел разговор о неизвестном Майстере. Грин ответил — настоящего имени его не знает, никогда с ним не встречался. А по поводу Грамма так, между прочим, сказал, что жена его Лота сейчас лежит в женской клинике, кажется в Сен-Дье. То ли родила, то ли ждет ребенка — точно не знает.
Для Гиринга этого было достаточно. Роженицу нашли, арестовали и увезли с ребенком в Амстердам.
Питер Грамм не послушал Дюрера, попал в западню, и теперь Гиринг пытался применить к нему тот же метод, с помощью которого заставил говорить Грина.
— Будешь молчать, — угрожал ему Гиринг, — я сам застрелю жену и ребенка… Они в наших руках. Не веришь?!
Грамм молчал. Он и в самом деле не верил словам гестаповца. Этого не может быть! Лота в безопасности…
Гиринг дал сигнал, и в комнату ввели Лоту с ребенком на руках! Грамм впервые и, может, в последний раз увидел дочь, которую так ждал, о которой мечтал. Увидел в гестапо во время допроса…
Но Грамм нашел силы даже не повернуть головы.
— Стреляйте!.. Я больше ничего не знаю. Шифрами я не занимался, вел только коммерческие дела. Меня не допускали к шифрам…
— А кто такой Майстер? — спросил Гиринг.
— Майстер?.. Такого не знаю. Иногда Майстером называли меня. В природе его, вероятно, не существует. Это мифическое лицо… Другого ничего не могу сказать.
Гиринг ликовал. Победа!.. Полная победа! Наконец-то судьба улыбнулась криминальному советнику.