Честно говоря, после кресла Барани есть совершенно не хотелось, но еду за такие деньги попробовать было просто необходимо. Вкусно. Сублимированный суп-харчо после приготовления был почти как домашний, судак в соусе «Балтика» из банки – просто замечательный.
Космонавт – профессия хорошо оплачиваемая. Может, и не так хорошо, как у американцев (хотя точные размеры их «полетных» - секрет), но все же $100 000 за полгода на станции – неплохой заработок для России. Но завидовать им не надо – многие десятилетиями ждут своего полета в дублирующих экипажах. И это ожидание – тоже испытание, которое проходят не все.
***
Но летать всегда хотелось по-настоящему. И эту мечту тоже удалось осуществить.
Вы наверняка слышали, что такое параплан. По большому счету это кусок ткани, сшитый особым образом, парашютные стропы и подвеска-сиденье, в котором, как паяц на веревочке, болтается пилот. “Тупиковый путь авиастроения”, - скажут некоторые. “Мечта летать, воплощенная в реальность”, - возразят другие. Для меня вопроса о сути парапланеризма давно не существует. Есть параплан, купленный по дешевке в Екатеринбурге, есть желание летать, не было только времени и места, откуда можно взлететь по-настоящему. В Челябинской области, где полно гор и холмов, теоретически можно стартовать хоть с вершин Таганая. Приземлиться только негде – повсюду деревья, мачты ЛЭП и прочие факторы, неблагоприятные как для тонкой ткани параплана, так и для хрупкого, в сущности, тела пилота. Выход один – искать свою Гору, которая примет тебя и станет ступенькой в небо…
Каждый год на майские праздники башкирская деревня Аскарово в часе езды от Магнитогорска становится местом паломничества летунов со всего Уральского округа. На берегу небольшой речушки вырастает палаточный лагерь, загораются костры, и местные жители делают свой немудреный бизнес, принося утром бутылки со свежим молоком. О весенних сборищах у Аскарово я знал давно, неоднократно туда приезжал, но Гора, древняя Биягода, не спешила принять. Причиной была непогода и, конечно, банальный человеческий страх. Глядя, как над Биягодой парят парапланы и дельтапланы, я дико завидовал, но взмывать на полукилометровую высоту без опыта, тем более без запасного парашюта, было опасно. Приходилось довольствоваться десятисекундными “полетами” с холмика у подножия Биягоды - нудная, но необходимая отработка последовательности движений.
Прошел еще один год, и нынешней зимой небо стало сниться. Сны были стандартными: вот я заученным движением поднимаю параплан с земли, делаю два шага и лечу над пропастью. На этом обычно все и заканчивалось, ведь мне неизвестно было, что же происходит там, где сходятся облака и вершины. Несмотря на то, что запасной парашют так и не был найден, в начале мая я все-таки поехал в Аскарово. Черт с ней, с “запаской”, самоутверждение дороже пустопорожних страхов, да и опыта за пару сезонов беготни с крылом по холмам вроде как поднабрался…
… Из Челябинска выехали втроем. Я и двое “сочувствующих” приятелей. Ехали всю ночь. И всю ночь по лобовому стеклу “девятки” скребли “дворники”. Небо обложили тучи, настроение – соответствующее. Дорога так достала, что в леске, километрах в десяти от Аскарово мы разложили палатку, выпили водки и, не раздеваясь, легли спать. Наутро та же канитель – порывистый ветер, мелкий дождь и ни малейшего намека на просвет в свинцовой хмари. В лагере летунов, куда мы приехали через полчаса, царила примерно та же атмосфера: дельтапланы, словно выброшенные на берег дельфины, лежали на земле в чехлах, а парапланы даже никто из машин и не вытаскивал, чтобы не мочить лишний раз. Делать нечего, раз пилоты и их аппараты целиком и полностью зависят от погоды и направления ветра, займемся земными проблемами. Поставили палатку, пообедали, взяли с собой пол-литра русской национальной “валюты” и пошли по кострам – знакомиться. В этот раз под Биягодой собрались челябинцы, свердловчане и магнитогорцы. Несмотря на то, что взлететь до сих пор не удалось никому, уныния не наблюдалось. Костер, гитара, сто граммов за улучшение погоды – и вот уже кто-то режется в волейбол, кто-то вспомнил старую добрую песню, а мы… Нам, можно сказать, повезло. Какой-то продвинутый парень привез с собой маунтинборд. Я до сих пор такую штуку не видел, напоминает сноуборд, только на небольших колесах и с амортизаторами. Предназначен этот экстремальный гаджет для спуска с холмов, чем мы немедленно и занялись. К ночи, когда практически вся водка ушла на обеззараживание глубоких царапин и ссадин, ветер утих. Утих и лагерь в ожидании завтрашнего утра, только у дальнего костра чей-то голос старательно выводил: “Под крылом самолета о чем-то поет…”
Ночью мне опять приснился тот же сон: рывок, два шага над пропастью и неизвестность. Так недолго и с ума сойти… Отбросив полог палатки, я увидел голубое небо, по которому резво бежали рваные облака. За ночь ветер изменил направление и стал существенно “мягче” - пора, не то упустим погоду. Выслушав от спящих приятелей массу пожеланий, я приготовил им кофе и даже ни разу не матюгнулся. Наконец мы сели в машину и медленно покатили в гору. Биягода, как большинство уральских гор, довольно полога, на машине можно добраться до седловины, соединяющей две вершины. Дальше начинается круча, одолеть которую можно только на своих двоих. Для меня этот путь был чем-то вроде ритуального восхождения на Фудзияму, этакое путешествие духа. Обстановка, надо признаться, располагала. Под ногами – подснежники четырех цветов, от ярко-желтого до глубокого фиолетового, перед глазами - нагромождения камней, сочащихся влагой, за спиной - рюкзак с парапланом. А еще за спиной четырехсотметровая глубина, и палатку нашу можно увидеть только в бинокль. Отсюда мне предстоит сделать свои два шага и уничтожить, наконец, неизвестность мучительных сновидений…
На вершине Биягоды мы основательно отдохнули, точнее, я тянул время перед главным событием сегодняшнего дня, пока на стартовую площадку не подошли двое мужиков. Познакомились, оказалось, свердловчане, летают давно и профессионально. Это, собственно, было видно невооруженным взглядом: дорогие аппараты, “запаски”, рации, приборные панели, укрепленные на бедрах.
Друг за другом свердловчане взмыли со склона Биягоды. Один резко набрал высоту и улетел так далеко, что его белое крыло стало практически неразличимо на фоне стального неба. Другой – начал ходить из стороны в сторону вдоль склона, подолгу зависая практически перед нами. Вдруг его крыло сложилось, как подброшенный платок, и аппарат начал падать. Мой лоб покрылся испариной: если в этом месте есть воздушная яма, и меня угораздит туда попасть, шансов на спасение не останется. Однако через пару секунд “пикирующий” параплан свердловчанина снова наполнился воздухом, пилот лихо поднялся до уровня старта и прокричал: “Все нормально, воздух – “ровный”, это я “сложение” отрабатывал, прикалывался!” Шутник, блин…
Ладно, действуем по инструкции. Разложил крыло на склоне и взялся за управляющие стропы, поднял параплан против ветра, сделал два шага… Вы читали это гораздо дольше, чем все произошло на самом деле, а два шага в пропасть запомнятся мне надолго. Вдох-выдох, а следующий вдох уже там, над Биягодой. Лечу, лечу, черт возьми, вопреки всему, кроме законов физики. Через секунды друзья-приятели, стоящие на горе, уже не видны, а блестки и темные пятна на равнине под тобой никак не похожи на озера и рощицы. Сравнить это ощущение не с чем. Как передать словами фугу Баха? В небе ощущается разве что беспредельное одиночество. Есть только ты, повисший на тонких стропах, и ветер, чей монотонный голос врывается в уши и леденит сердце. Ты можешь покориться ему, подставить спину и, теряя высоту, устремиться к земле. А можешь упорно разворачивать крыло против ветра, бороться с порывами, замирать, когда стихия играет тобой, как пушинкой, но подниматься выше. Кажется, я начинаю понимать Икара, который, несмотря на отцовские предупреждения, поднимался до тех пор, пока солнце не сожгло его крылья. Мне тоже было уже все равно, что будет дальше, занесет ли ветром на скалу или закрутит в смертельном штопоре. Главное – продержаться подольше на высоте, чтобы дышать воздухом, который никогда не пах землей.
Сколько это продолжалось, я не помню. Помню только, что вдруг невидимая рука стихии ослабла, параплан начал снижаться, а свойство планирующих полетов таково, что полететь по-настоящему можно только забравшись повыше, увы. После пары бесполезных попыток попасть в воздушный поток я развернулся и пошел на посадку. Земля встретила радушно - теплом и комарами. Стоя в блаженном одурении, я смотрел на Гору, позволившую, наконец, сделать мне два очень больших в жизни шага…
***
Примерно такие же чувства я испытывал и в Гималаях, и на родном Таганае, и где-нибудь в степи под звездным небом. Совершеннейший космос я обнаружил в глубинах Индийского океана, куда приехал в дайв-сафари в качестве инструктора подводного плавания. Да, у меня есть несколько специфических профессий, не связанных с журналистикой, но разговор не об этом. Начнем с того, что Мальдивы встретили нас… проливным дождем. Впрочем, при температуре воздуха + 30 это было даже приятно. Здесь всегда так. Экватор рядом, и + 30 – «рабочая» температура за бортом.
Уже в Мале выяснилось, что ужасы о строгом отношении мальдивцев к алкоголю – не шутка. На таможне у нас отобрали все бутылки со спиртным. Свинина и наркотики тоже запрещены к провозу, но у нас и не было ни того, ни другого. Мальдивы – единственная в мире страна, где ислам исповедует 100% населения. Хотя есть у меня мысль, что таможенные запреты введены с одной лишь целью – заставить туристов покупать огненную воду в отеле или на судне. А что делать? Туризм – основной и единственный источник доходов в стране, где все, кроме рыбы и кокосов, завозится извне.
Вот и наш дом – яхта «Amba». В переводе с мальдивского значит «на здоровье!». Не совсем понятное имя для корабля, но приходится верить на слово Франко. Франко – мужик с совсем непростой судьбой. Сын итальянского мафиози, «державшего» несколько казино под Мюнхеном. По его словам, уголовные рожи папашкиных дружков и жизнь по понятиям конкретно достали. Франко уехал на Мальдивы, где вот уже пять лет фрахтует «Амбу» вместе со своей женой Николь. Однако папины гены чувствовались. На «Амбе» использовалась забавная система расчета. Каждому при посадке были выданы мешочки с 50 ракушками. 1 ракушка = 1 евро. Закончился мешочек – подходишь к Николь, служившей на корабле бухгалтером, и произносишь заветное слово «shells», расписываешься в ведомости, а в конце пути конвертируешь количество росписей в наличные. Представляете, какие счета ждали некоторых путешественников? То-то и оно. Казиношное прошлое папы Франко чувствовалось на каждом шагу. Полуторалитровая бутылка минералки (а пить солоноватую опресненную воду – удовольствие ниже среднего) стоила 2 ракушки. Банка пива 0,33 л. – 3 «шелса». С другой стороны, люди на «Амбе» собрались совсем не бедные.