Бойсун - это небольшой городок в горах. Пока автобус осторожно сползал с перевала, мы вдоволь успели налюбоваться на глиняные домики, разбросанные по пыльным склонам. Отсюда нам предстояло совершить последний решающий рывок к вершине Чуль-Баира - громадной каменной "столешнице", скрывающей лабиринты пещеры Бой Булок.
Ближе к полудню Вишневский совсем утонул в объятиях восточного гостеприимства и почти договорился насчет ночлега, а мы, разгрузив "Икарус", отправились на базар. Появление на бойсунских улицах десятка бритоголовых парней с рюкзаками вызвало несомненный фурор. Люди останавливались и провожали нас взглядом. Несколько женщин отвернулись, прикрыв лица концами платков. Продавец в книжном магазине, узнав, что мы из России, с акцентом и видимым удовольствием покрыл матом свой скудный товарооборот. Выговорился и немедленно предложил купить у него "Книгу о познании женских прелестей" (перевод персидского трактата 15 века, розничная цена 15 рублей старыми). Его предложение имело успех и две брошюрки с откровенными миниатюрами на обложке перекочевали в карманы участников экспедиции. Узнав, что познание женских прелестей не грозит нам в ближайший месяц, старый книготорговец расчувствовался и раздал перевод с персидского каждому в подарок...
Наконец мы оказались на базарной площади, взятой в окружение чайханщиками. Чайхана в Азии - это место встречи, которого миновать все равно не удастся. Темнокожие мужчины лежат, уперевшись локтем в замасленные одеяла, и пьют зеленый "чой". Час, два... Кажется, приди сюда через неделю, они все так же будут пить свой чой, ведя неторопливую беседу. Мы тоже решили последовать их примеру, но для этого выбрали чайхану более-менее европейскую - с пластмассовыми стульями и вентилятором на потолке. После первого чайника стало ясно: чем-то эта чайхана отличается от сотен других. Во-первых, сам чай стоил в два раза дешевле, чем принято, а во-вторых, внезапно мысли обрели странную плавность. Сам собой утих в ушах базарный шум, и время потекло совершенно незаметно. Я отнес эти явления на счет дорожной усталости, но когда взглянул на соседей за столом, понял, что они тоже пребывают в недоумении по поводу своего состояния.
Начали рассматривать заварку, в которой и обнаружили зубчатые листья конопли. Чайханщик только хитро щурился, когда у него допытывались, чего же он добавил в свою фирменную заварку. За распространение наркотиков узбекское законодательство предусматривает смертную казнь, поэтому скрытность хозяина харчевни вполне понятна. Выбравшись из чайханы, мы произвели еще одну маленькую сенсацию, скупив на корню всю картошку и помидоры на базаре.
А когда-то Бойсун славился своим богатством. В 1918 году, спасаясь от карающей руки Красной армии, из него бежал в Афганистан последний узбекский хан. Предусмотрительность хана не знала границ, поэтому в эмиграцию он прихватил весь свой гарем и отару тонкорунных овец, популяцию которых восстановить не могут до сих пор. Задолго до хана с Бойсунского хребта скатился молодой, но горячий Александр Македонский. Его триумфальная армия просто не выдержала бесконечного преодоления снежных перевалов, где за каждым камнем скрывались мобильные отряды отчаянных горцев.
...Ночевали у Зара - бывшего обкомовского работника и большого друга Вишневского. После четырех ночевок в скрюченном виде на креслах автобуса представилась возможность в буквальном смысле протянуть ноги. От чайных возлияний и сытного плова спали, как убитые. Еще с вечера на начинавшую набухать Луну время от времени наползали клочковатые облака. Тогда им никто не придал значения...
Пуд селя
...В 6 утра вещи и продукты были погружены на трехосный "ЗиЛ". По странной иронии, водителя грузовика звали Урал. Он отлично говорил по-русски, а вот его напарник Вовчик - блондин с типично волжской внешностью - на языке Толстого и Тургенева не вымолвил ни слова. Потом я узнал, что Вовчик всю свою жизнь прожил в Бойсуне: сначала детдом, потом школа-интернат, потом работа водителем. В Сурхандарьинской области, где мы находились, во время эпохи развитого социализма национальности смешались самым причудливым образом. Здесь, на территории Узбекистана, живут в основном таджики. Совсем нет русских, зато встречаются беженцы из Афганистана.
Но социализм кончился, и кончились дороги. Урал оказался замечательным водителем, но даже он не смог заставить потрепанный "ЗиЛ" забраться на кручу хребта Сурхантау. Через 6 часов езды по разбитой колее, то тут, то там сползающей в пропасть, грузовик встал основательно и надолго в кишлаке Алачапан... Дождь, накрапывавший весь день, усилился и пошел стеной. Стены домов из глины, смешанной с соломой, побурели, и одна за одной с них посыпались ишачьи "лепешки", используемые здесь в качестве топлива. А нам, в общем-то, такая погода пришлась по нраву - не жарко будет подниматься на Чуль-Баир, к пещере, до которой, по заверениям Вишневского, оставалось 6 часов ходу. После обеда мы набили рюкзаки вещами. Оборудование и провизию погрузили на десяток ишаков. Погонщики резво поспешили за животными в гору, а мы разбились на две группы и потащились следом.
...Следующие 8 часов прошли для меня, как бесконечный страшный сон. Легкие хрипели, как дырявые винные мехи (да простит мне Даль такое убогое сравнение). В голове похмельно шумело от недостатка кислорода в разреженном горном воздухе. Плюс незаконченная акклиматизация и полное отсутствие психологической подготовки к дальнему переходу - Урал-то брался доставить экспедицию непосредственно к месту. Через час после выхода из Алачапана мы пришли в Чиндан - "летние дачи" вокруг полей с картошкой. В Чиндане царило странное оживление. Вдоль берегов вялой речушки, крича, бегали мужчины и дети. В воздухе издалека приближался шум подъезжающей электрички... Стоп! Откуда здесь электричка? Такой шум может производить только поток грязной воды, швыряющий многотонные камни, - сель.
За секунды река вспухла и, размывая берега, отрезала нас от группы, уведенной жилистым Вишневским далеко вперед. Пришлось обратиться за помощью к местным. Недолго думая, несколько мужиков «связали» два берега тонким сосновым стволом. "Ну, давай, русский!" Идти с рюкзаком над ревущим потоком не решился никто из нас. Тогда, посмеиваясь, двое таджиков за десять минут перетаскали все рюкзаки, ловко обхватывая босыми ступнями импровизированный мост. Перебрались на другой берег и мы - налегке. И снова вдох-выдох, левой-правой к отметке 2600 метров над уровнем моря...
Когда я увидел впереди мелькающие фонарики и понял, что где-то там, в трехстах метрах, конец пешего перехода, ноги уже отказывались служить. Внезапно упавшая на горы ночь заледенила тело под промокшей майкой. Пришлось бросить рюкзак и на четвереньках доползти до куска полиэтилена на краю громадного каньона, под которым отогревались экспедиционеры. В сполохах молний видно было, как по дну каменного разлома впервые за 60 лет течет река... Только потом мы поняли, как нам повезло. Если бы не пришлось много часов идти сюда пешком, если бы Урал со своим "ЗиЛом" забросил нас прямо на горы, на дне каньона давно стояли бы палатки со спящими людьми. Сель в Чиндане - лишь отголосок бушующего под нами - унес жизни пятерых детей. От нашего лагеря не осталось бы и воспоминаний.
Для охраны вещей поставили палатку, в которой остался я и еще трое человек (наша четверка так и не распалась до конца экспедиции: вместе рубили дрова, вместе готовили еду). Остальные глубокой ночью двинулись обратно в Алачапан, чтобы на следующий день доставить в лагерь остальную поклажу.
...Выйдя из палатки утром, я едва удержался на деревянных ногах - вокруг простирались сразу три горизонта, наклоненных под разными углами. Мозжечок отказывался воспринимать действительность, и первую половину дня наша четверка провела сидя на камнях. Потом понемногу стали перетаскивать рюкзаки к стоянке, где уже 15 лет ставили палатки исследователи пещеры Бой Булок. После прошедшего селя стоянка была разрушена полностью. Вход в пещеру завален камнями. Смыло даже 10-тонную каменную плиту - экспедиционный "стол" с бывшими на нем солнечными часами. Пока мы грустно оглядывали картину разрушения, за невысоким перевалом раздались гортанные «хрррь» погонщиков ишаков. Скоро на склоне закачались в такт шагам рюкзаки.
...Первые несколько дней лагерной жизни были посвящены установке стола и палаток. Новый "стол" - плоский каменюга тонн на 12 - просто уронили на дно каньона. Потом набросали правильной формы камней - "стулья". Памятуя неоспоримое убеждение, что в Средней Азии дождей не бывает, часть палаток поставили на старые места. Между тем, дожди не прекращались. Шли они точно по расписанию - после обеда. Ясным утром вставало солнце и нагревало влажные склоны. Немедленно под нами начинали клубиться облака. Поднимаясь, они собирались вместе, и к обеду над хребтами уже закручивалась спираль грозового фронта. Начинался дождь, перераставший в град, а ночь снова была тихой и спокойной. В один из дождливых дней двое гонцов, посланные проверить, не намечается ли с вершины Чуль-Баира сток воды в наш каньон, сообщили, что сток намечается. И еще какой...
Через полчаса послышался знакомый гул прибывающей электрички. Палатки, стоявшие в каньоне, пришлось совместными усилиями немедленно вырвать вместе с колышками. Пошла вода. Медленно, нехотя тонкий ручеек пробивал себе путь через камни. Через минуту вал воды уже катал пудовые булыжники, а через час всем пришлось забраться на окружающий каньон скалы - чтобы не задело камнями, звонко цокающими по каменным стенам. Сель шел до вечера. Признаться, мы даже несколько утомились бездейственным созерцанием буйства природы. Кто-то уже дремал у костра, кто-то проверял оборудование для спуска в пещеру, а дежурные деловито приступили к приготовлению обеда-ужина.
Безжалостным потоком с гор были сметены все растения, насекомые и грызуны. Теперь Чуль-Баир вполне оправдывал свое название "Каменная пустыня". И посреди этой пустыни мирно горел костер русской экспедиции. Горел, обогревая тех, кому предстояло на бесконечно долгие дни уйти в вечную тьму Бой Булока...