— Изучать, исследовать…
— А как же эволюционная теория Дарвина? Как же история человечества? Ведь это фундамент, на котором базируется буквально все!
— Налей мне еще кофе…
Когда интеллект Ангелины Львовны заходил в тупик, она прибегала к старому, не раз испытанному способу — выпить чашечку крепкого кофе и съесть парочку конфет.
Восстановив при помощи шоколада душевное равновесие, она вернулась к разговору.
— Хорошо. Допустим, виновник моих галлюцинаций — твой шар…
— Это не глюки, — перебил ее Самойленко. — Это информация, которая передавалась от кристалла в твое сознание.
— Но такие ясные, реальные картины… как будто смотришь цветной кинофильм…
— Информация — не набор слов и не некий закодированный текст, как многие считают. Она может существовать, храниться и передаваться в виде образов. Думаю, такой способ гораздо совершеннее.
— Ладно, пусть так. Выходит, у кристалла, неодушевленной, неживой материи, тоже есть сознание? Как это возможно?
Самойленко уже задавал себе тот же вопрос.
— Не знаю, — ответил он. — Кристаллы — загадочны и мало изучены. Почему бы им не оказаться одной из форм жизни? Они служат проводниками информации, но только для тех, кто способен ее воспринимать. Механизм передачи пока непонятен.
— Получается, они выбирают себе «собеседников»? По какому принципу?
Самойленко притворно вздохнул и закатил глаза.
— Нашла кого спрашивать! Знал бы ответ, был бы Нобелевским лауреатом. К сожалению, я не оправдал твоих надежд, дорогая Ангелина. Посему вынужден сдаться.
Он, дурачась, поднял руки вверх.
— Не паясничай.
— Узнаю интонации моей первой школьной учительницы. Хлебнула она со мной. Наверное, плясала от радости, когда я окончил начальную школу.
— Чем же ты ее так допек? — улыбнулась Закревская.
— Вопросами, вестимо. Неуместным любопытством.
— Я ее понимаю.
— Ах, так? — притворно рассердился Олег Иванович. — Вот она, женская благодарность! Я, можно сказать, спас твой рассудок, вернул к жизни. И что взамен? Неприкрытый сарказм, пренебрежение и насмешки. Что ж! Такова плата за мою доброту.
Он принял позу несправедливо обиженного и отвернулся.
— Тебе в театре играть надо. А ты в медицину подался, — засмеялась Ангелина Львовна. — Сделай одолжение, скажи мне еще раз, что ты думаешь по поводу шара.
— Ну… ладно. Хотя ты и оскорбила мои лучшие чувства, я пойду тебе навстречу. Так и быть. Э-э-эх! — с чувством вздохнул Самойленко. — Моя беда в том, что я отходчивый. И падкий на женщин. Они из меня веревки вьют. Ты первая!
— Давай, говори.
— Шар, по-видимому, содержит информацию особого рода: связанную с Солнцем и золотом. Почему? Не имею понятия. Пока он стоял у меня в кабинете, видения одолевали меня. То есть я невольно перенимал их у кристалла. Потом шар взяла ты. Тогда видения обрушились на тебя. Видимо, играет роль расстояние. Чем кристалл ближе, тем больше вероятность подсоединиться к нему. Чем он дальше…
— Понятно, — перебила его Закревская. — Допустим, ты рассуждаешь правильно. А на пациентов шар может влиять?
Олег Иванович задумался, нервно ерзая и потирая подбородок.
— Я не замечал… — выдавил он. Вопрос привел его в замешательство. — Во всяком случае, мои не жаловались. А твои?
Ангелина Львовна думала о Ревине. Что, если его странности начались после «общения» с шаром? Впрочем, Машенька, кажется, позвонила гораздо раньше, чем у Самойленко появился злополучный кристалл. Зато можно смело утверждать, что неадекватное поведение Даниила Петровича заметно усилилось за время посещения сеансов.
«Выходит… я чуть ли не способствовала „помешательству“ господина Ревина, — ужаснулась она. — Какой конфуз!»
— Этого не может быть! — вмешался в ход ее рассуждений Самойленко. — Совершенно исключено. Не знаю, как у тебя, а мою клиентуру в основном составляют нервные дамы. Уж они-то первые забили бы тревогу. Будь уверена. Если бы хоть у одной началось нечто подобное, — я имею в виду галлюцинации, — кипеж бы подняли такой, что…
— Ага! Значит, все-таки галлюцинации? — воскликнула Закревская.
— Я просто воспользовался твоей терминологией, — скромно опустил глаза Самойленко.
— Нуда, разумеется.
— Можешь иронизировать сколько угодно, но на наших пациентов шар никакого воздействия не оказал. Я уверен.
— Поразительная разборчивость, ты не находишь? Олег Иванович в задумчивости покусывал палец.
— Ты высказала очень ценную мысль, которая мне не приходила в голову. Действительно, почему шар никак не повлиял на наших пациентов? Тут что-то есть…
Самойленко погрузился в размышления. Он обожал всему находить объяснения.
— Я понял! — завопил он, вскакивая с кресла и потирая руки. — Понял! Все дело во времени. Кристалл может как впитывать, так и передавать накопленную информацию, но для этого надо долго находиться рядом. Возможно, процесс ускоряется, если сконцентрироваться на кристалле или… обладать определенными способностями.
— Какими?
— Ну… не знаю. Сильным энергетическим полем, например.
Закревская устало вздохнула. У нее разболелась голова.
— Все, хватит! — решительно сказала она, поднимаясь. — Мне пора домой. Пойду высплюсь как следует…
Самойленко, поглощенный своими мыслями, даже не заметил ее ухода.
Ангелине Львовне не хватало Марата. Она привязалась к нему сильнее, чем хотела. Придя домой, она проверила автоответчик. Калитин не звонил. Если там, где он находится, нет сотовой связи, то обычная должна бы быть.
— Значит, он просто забыл обо мне… — вслух произнесла она, подавляя разочарование.
На тумбочке, рядом с настольной лампой, лежали исписанные Маратом листки. Ангелина Львовна решила перечитать его «опусы». Кажется, там тоже шла речь о каких-то кристаллах. Рожденная его воображением действительность захватила ее. Она переживала происходящее вместе с ним, проникаясь его чувствами и стремлением к некой неосознаваемой тайне…
— Что он искал? И нашел ли? — прошептала она, как будто речь шла о реальных событиях.
Так, с мыслями о Марате, она наконец уснула. Тревожная, беспокойная ночь пролетела быстро.
На Москву опустился предрассветный туман. Город тонул в розовой дымке…
Глава 13
Касса охватило лихорадочное желание спастись, во что бы то ни стало. Хетт должен помочь ему.
Секретарь Вальганиуса, казалось, ничего вокруг не замечал. Он уже считал себя мертвым, а мертвому все равно.
— Хетт, дружище, очнись! — Касс потряс приятеля за плечи. — Ну, что с тобой? Разве ты не хочешь жить?
Тот никак не реагировал.
— Ладно! Тогда скажи мне, где Магистр держит свой корабль? Ты ведь знаешь! Не можешь не знать…
Хетт наклонился к самому его уху и что — то прошептал.
Касс решился.
— Спасибо, Хетт! — искренне поблагодарил он и обнял приятеля. — Наверное, я еще не до конца понял, что ты сделал для меня. Прости, если что не так.
Он увлек Хетта к приткнувшемуся у тропинки сетлею. Грохот водопада провожал их, как прощальный салют.
— Поехали. Тебе куда? — спросил Касс.
— В усадьбу Вальганиуса…
— Тогда я высажу тебя на центральной улице, а оттуда ты сам доберешься. Тебе ведь некуда спешить?
Хетт ничего не ответил. Он удивлялся тому спокойствию, с которым воспринимал происходящее.
Расставшись с Кассом на главной улице Жада, Хетт почувствовал облегчение. Панический страх начальника колонии раздражал его. Вряд ли он отдавал себе отчет, зачем рассказал Кассу о надвигающейся катастрофе. Может быть, хотел сделать напоследок что-то хорошее…
Жители города ничего не подозревали. Им было невдомек, что скоро они все погибнут. Повсюду горели огни, из маленьких ресторанчиков доносилась музыка, по тротуарам прогуливались праздные, нарядные горожане. Все как всегда. Так было, так будет и впредь…
А вот и нет! Скоро, очень скоро наступит страшный, неотвратимый конец.
Хетт брел по знакомым с детства улицам, как чужой. Прохожие казались ему призраками ускользающей жизни. В сознании Хетта ни самого города, ни его обитателей уже не существовало…
Секретарь Вальганиуса ни о чем не жалел. Он прижимал к груди небольшой медальон, внутри которого хранился срезанный им завиток чудесных волос той, которая завладела его сердцем. Он решил, что останется с ней до самого конца. Ей не будет одиноко.
По дороге в усадьбу Хетт думал, как обмануть уффов — безумных стражей Магистра. Он не хотел тратить оставшееся драгоценное время зря. Лучше провести его рядом с ней. В той части замка, где Вальганиус устроил секретную комнату, уффы бывали редко. Стоило пробраться незамеченным к заветной двери, и дело сделано. Войти он сумеет. Секретарь привык использовать трейл, чтобы узнавать постоянно меняющийся код замка.
Теперь, когда конец был близок, страх Хетта перед Магистром и его слугами притупился. Он решительно вошел в комнату хозяина и взял трейл. В кристаллической памяти прибора ему без труда удалось отыскать то, что нужно.
Убедившись, что за ним никто не наблюдает, секретарь выскользнул в коридор и направился к вожделенной двери. В секретной комнате было полутемно…
— Видишь, я быстро вернулся, — с трепетом в голосе произнес Хетт и замер.
Он чувствовал, как теплая волна нежности затапливает его. Это происходило каждый раз, стоило только ему увидеть…
— Боги! — шептал секретарь, приближаясь к ней. — Какое блаженство!
Ноги его подкашивались, а сердце начинало неистово прыгать в груди. Хетту казалось, что там, в глубокой нише, где лежала она, сияет магический свет далекого незнакомого солнца. Он не замечал, что ее гармоничное и совершенное тело мертво. Оно давным-давно утратило упругость и гибкость, застыло, превратившись в некое подобие огромной статуи. «Золотая богиня» была прекрасна в своей зачарованной неподвижности.